как конец проникает в меня одним долгим скользящим движением…
— Настенька, детка, — целует он с жаром, языком собирает солёные капли с лица.
Я, всхлипнув, хватаю ртом воздух. И чувствую стыд!
«Вы изменяли когда-нибудь мужу?».
— Да, да, да, — повторяю я на ухо Виктору.
И мысленно пью эту рюмку до дна. Всё, Самойлов! Мы квиты. Я тоже тебе изменила. Ведь ты пока ещё муж…
Он ускоряется, держит за бёдра, раздвигает меня до упора. И трахает так, как никто! Как даже Илья не умеет. Или когда-то умел… Горячо и до самого дна проникая в моё истомлённое тело. Оно позабыло, что значит восторг. Что значит, держать в себе твёрдую плоть. Ни секунду, ни две. А так долго! Так долго…
— Да, киса моя, мммм, — стонет Виктор. Губами терзает ключицы. Скользит ими вниз, до груди. Та бесстыдно видна над расстёгнутым воротом платья.
— Да, — прижимаю к себе его голову, — Вот так, — обхватив, начинаю ловить этот ритм.
Виктор в ту же секунду кончает. Шумно, яростно, чуть прикусив мой сосок.
Я лежу на столе, до сих пор ощущая внутри его плоть. Он нависает, дышит порывисто, жарко. А затем, отыскав мои губы, целует.
— Ты кончила? — слышу сквозь мутный туман в голове. Я как будто пьяна. Даже без алкоголя…
— Нет, — отвечаю я честно.
В последнее время Илье говорила, что да. А он, дурак, верил! Ну, как можно кончить за пару секунд? Разве что только, мысленно…
— Прости, я старался подольше, — убирает прилипшие пряди с лица, — Но ты такая сладкая, сил нет.
Я улыбаюсь, краснею. Наравне со стыдом меня заполняет истома. Какой-то восторг от того, что случилось. И я так хочу разделить его с Виктором… Я так благодарна ему!
— Мне было очень хорошо, — отвечаю, держа его крепкую шею ладонью.
Он чуть подавшись назад, покидает меня. Сдвигаю распятые бёдра. С трудом поднимаюсь. И, натянув подол юбки, сползаю на пол. Ноги дрожат, а внутри… до сих пор ощущается жар от недавнего трения.
— Господи, — я закрываю руками лицо.
— Не льсти мне, — смеётся он, надевая штаны.
Он даже не знает, что прямо сейчас совершил. Какое безумство!
А всё оказалось не так уж и страшно. И после мы вместе пьём кофе. Виктор расслаблен, и взгляд его мягкий и тёплый ласкает меня.
— Я каждый вечер сидел, как дурак, и думал найти какую-то причину тебе позвонить, — говорит он, смущаясь своим откровениям.
— Не нашёл? — отзываюсь лениво. До сих пор не могу отойти!
Он выдыхает:
— Мне показалось, что в тот первый раз между нами какая-то искра была. А потом…
— Что потом? — я смотрю на него, просто не в силах поверить, что он только что был во мне…
Виктор хмыкает:
— Я понял, что льстил себе.
Я хочу возразить, но молчу. Он только что брал моё тело. Разве это не повод забыть о былом?
Виктор ставит стакан и берётся за дверцу. Шкафчик скрипит. Он вынимает какую-то вещь и, протянув её мне, говорит.
— Вот, я хотел в прошлый раз подарить, но момент был упущен.
Я беру шелестящий пакет. И, развернув его, вижу… сердечко. Красное, с именем «Настя» и золотым ободком.
— Спасибо, — шепчу, не решаясь взглянуть на него, на дарителя. Стыдясь своих слёз.
Моё сердце болит. Но не так, не надрывно! И что-то совсем незнакомое уже зарождается в нём…
Сегодня солнечный день. Лучи его бьют сквозь макушки деревьев. Кукушки кричат в вышине. Ненавижу кукушек! Мы с Машкой бежим не спеша. Она обгоняет меня, убегает вперёд. А затем разминается, ждёт, пока я одолею трусцой эти несколько метров.
— Солнышко, — произносит заискивающе, — Я не хочу тебя напрягать. Знаю, что тебе нелегко сейчас! Но ты всё просчитала? Ведь дом — не единственное, что стоит делить. У тебя двое деток растут, нужно подумать о будущем.
— Я думаю, — отвечаю пространно.
Я думаю… Но не о будущем! А о Викторе. Это ж надо так вляпаться? Переспать с незнакомцем. Знакомцем… Неважно! С чужим мужиком.
Вчера я уехала, хотя он предлагал мне остаться, поехать к нему. Он рассказал, что живёт в скромной двушке. Неподалёку от сервиса. У него есть авто. Тоже скромное. А сервис этот — его! Дядя ему завещал перед смертью. К слову, родителей у Виктора нет. Его воспитали тётя и дядя. Мать с отцом умерли, когда он был ещё маленьким. Он совершенно не помнит о них. Они разбились на машине. А теперь он их чинит. Машины. Чтобы другие на них разбивались… Вот такой каламбур!
— Насть, ты меня слышишь? — Машка требует. Треплет меня за плечо.
— А? Да, — отзываюсь. Сама вспоминаю его смс.
«Когда я увижу тебя?», — написал он с утра.
А я написала: «Не знаю».
Вот такая я стерва! Виктор спросил:
«Тебе не понравилось?».
Смешной! Будто в этом причина. Знал бы он, что я замужем. И у меня двое детей. Стал бы он спать со мной? А, если бы стал, того хуже!
«Очень понравилось», — честно ответила я.
«Тогда не томи, приезжай», — написал, вынуждая меня промолчать.
Я борюсь с собой! И хочу отказаться. Но тело, увы, не обманешь. И этот постыдный момент вновь и вновь мельтешит перед мысленным взором. Тревожит меня. Этой ночью, впервые за множество лет… я ласкала себя. Раньше, когда были вместе с Ильёй, засыпали с ним рядом. Я и помыслить не смела об этом!
«Таким занимаются только подростки», — так думала я. Хотя иногда так хотелось себя ублажить. Если муж не умеет! Если наш с ним супружеский секс превратился в рутину. А мне так хотелось иного! Чтобы как раньше… потеть и стонать. И шептать ему на ухо: «Милый».
— Насть, да что с тобой? — теребит меня Машка.
— А что? — я смотрю на неё с удивлением.
— Ты слышишь, что я говорю, или нет? — продолжает она.
— А… что ты сказала? — хмурю брови.
Машка вздыхает, бросает взгляд в небо. Адресует ему свой нервический смех:
— Я говорю, пора раскошелить Илюху! Пусть платит моральный ущерб!
— Он и так заплатил, — отвечаю расплывчато.
— Ага, — ухмыляется Машка, — Две тысячи долларов — это ничто по сравнению с тем, какую он боль причинил!
Я кусаю губу. И решаю сказать ей! Самойлов копил. Он складировал деньги на счёт в неком фонде. Фонд заграничный, и сумма на нём была в долларах. Проценты её умножали на два. В итоге, за несколько лет, получилась такая «подушка». Перина! О которой он раньше молчал.
— Он оформил его на меня, — говорю, и самой
