шпионили за ним.
— Ладно, прекрасно, скажу, что намеревалась, отсюда. — Я скрестила руки на груди.
— Ты не скажешь ни слова, детка. Ты потащишь свою сладкую задницу в дом и вернешься ко мне через час, — хрипло приказал он.
Я открыла рот, чтобы возразить, но на этот раз Зейн не закончил говорить.
— Ты придешь в своей милой ночнушке и моей рубашке. Слова будут, дикая кошечка, поверь мне, черт возьми. Но время для слов придет после того, как я тебя трахну, после того, как взгрею твою задницу, и после того, как наполню тебя собой, — прорычал он.
От его речей мне бы не удалось выдавить из себя ни звука, поэтому я молчала, пока мой желудок скручивало узлами.
— Один час, дикая кошечка, — повторил он, потушил сигарету и оттолкнулся от мотоцикла.
Я моргнула, когда он остановился в нескольких шагах от меня, давая понять, что не уйдет, пока я благополучно не перейду через улицу и не зайду в свой дом. Когда я повернулась и на деревянных ногах и пошла обратно, краем глаза уловила в нашем окне тень, убегающую в направлении своей комнаты.
Я этого не сделала. Не пошла к нему. Это потребовало от меня каждой капли силы воли, коей во мне имелось не так уж много, учитывая, что я регулярно пыталась сократить потребление кофе, и в первое утро это продлилось всего около часа. Но благодаря каким-то сверхчеловеческим усилиям, я справилась. Я вспомнила все случаи, когда мы с Зейном были вместе. Несмотря на потрясающий, даже умопомрачительный секс, встречи всегда проходили на его условиях. По его приказу. Я отчаянно нуждалась в нем, сходила с ума, поэтому пошла на крайние меры. Какая-то часть меня знала, что я слишком сломлена, чтобы иметь настоящие отношения, но другая часть говорила мне, что я должна показывать пример своей дочери, не позволять мужчине диктовать условия… что бы ни было у нас с Зейном. Мои яичники должны были поднять бунт. Итак, я проворочалась всю ночь, говоря себе, что для разнообразия буду той, кто все контролирует.
Под утро я, наконец, задремала, только чтобы проснуться от громкого удара, с таким ощущением, что проспала всего пять минут. От удара дом слегка тряхнуло. Обеспокоенная и немного похожая на зомби, спотыкаясь, я направилась вниз по лестнице. Когда я добралась до гостиной, стук усилился, как и звуки ужасной музыки. Повернувшись, я увидела, что Лекси сдвинула всю мебель в сторону и выполняла какой-то нелепый прием кикбоксинга, а женщина на экране телевизора говорила ей, что у нее все отлично получается. Я застонала. Моя дочь.
— Как ты можешь быть мне родной? — проныла я.
До полуночи она отжигала на сцене. Ей пристало вести себя как настоящему подростку и гению рок-н-ролла и проспать, как минимум, до полудня.
Лекси повернула ко мне свою прекрасную мордашку, которая теперь раскраснелась, а ее потный лоб облепляли волосы. И ухмыльнулась.
— Доброе утро, мамочка, — выдохнула она, прежде чем снова переключить внимание на телевизор.
Я хмуро уставилась ей в спину и, спотыкаясь, побрела на кухню, нуждаясь в данный момент в кофеине больше, чем в кислороде. Сон мне точно не грозил, пока в моей гостиной Бигфут занимается кунг-фу.
В ужасе я вытаращилась на пустое место, где недавно стоял кофе. Уверена, он был там. Вот на этом самом месте. Должно быть, я долго таращилась, потому что на кухню влетела раскрасневшаяся Лекси, посасывая воду из бутылки.
— Ищешь кофе? — прощебетала она. Да, прощебетала.
— А разве Голди Хоун и Курт Рассел не самая значимая пара в Голливуде, если не во всем мире? — выпалила я.
Лекси подошла включить чайник.
— Я его выбросила. Решила, мы слишком много его пьем, и что вместо этого можно попробовать зеленый чай. В нем содержится натуральный кофеин.
Я медленно повернулась к ней.
— Что? — тихо спросила я с намеком на угрозу.
— Я сказала…
Я вскинула руку, заставляя ее замолчать.
— Я слышала, что ты сказала. Просто подумала, что ты так жестоко шутишь. Теперь же я понимаю, что ты просто решила убить родную мать.
Она открыла рот.
— Неа. Ты не разговариваешь со мной после того, что натворила, — ледяным тоном заявила я. — Я еду за кофе к Шелли, а подменышу, занявшему место моей дочери, лучше уйти, когда я вернусь, иначе мне придется совершить ритуал экзорцизма, — выпалила я, выходя из комнаты.
Я хлебнула великолепного кофеина, только сейчас поняв, что мой наряд даже близко не соответствует такому прекрасному событию. В тот момент мне было плевать. Я пила кофе, и все в мире было правильно. Я раздумывала о жестоких и необычных наказаниях для своего отпрыска, когда у меня просигналил телефон.
Лекси: Прости, мамочка. Я действовала под влиянием эндорфинов. Они заставляют мозг делать странные вещи. Захвати мне латте, и я внесу в твой план выхода на пенсию виллу в Тоскане.
Я улыбнулась экрану телефона. Затем заказала Лекси кофе и еще один для себя. Тот, что я держала в руке, точно закончится в кратчайшие сроки. Мне нужен стаканчик в дорогу. Итак, я допивала первую порцию, сидя в кабинке и счастливо глядя в пространство, когда почувствовала чье-то присутствие напротив меня. Это присутствие, казалось, наэлектризовало воздух.
Я посмотрела в злые — нет, в яростные — черные глаза.
— Ты не пришла ночью, — выпалил Зейн вместо того, чтобы поприветствовать меня, как нормальный человек.
— Ты следишь за мной? — спросила я на полном серьезе.
Зейн сузил глаза.
— Нет, правда, я встала в такую рань в субботу только потому, что совершила ошибку, позволив дочери правильно питаться и заниматься спортом. Каковы твои оправдания?
— Дела клуба, — выдавил он. — Сейчас мне не нужен твой словесный понос. Мне нужно знать, какого хрена ты не пришла ночью, — резко потребовал он.
Я напряглась. Словесный понос? Пусть я немного болтлива, но я думаю о своих словах, прежде чем их произнести. Большую часть времени. Ладно, примерно в трети случаев, но все же.
Я наклонилась вперед.
— Я не пришла, потому что решила, что не собираюсь становиться безмозглым секс-роботом, который подчиняется каждой твоей рявкающей команде, — прошипела я.
Зейн замер, но я почувствовала себя в ударе.
— Я поняла, что больше не могу прокрадываться к тебе под покровом ночи и довольствоваться только сексом. Я хочу больше. Мне нужно больше.
Когда я заставила себя замолчать, Зейн впился в меня глазами. Я заблокировала ту часть себя, которая кричала взять все, что я могла