Они угрожающе рычали, будто желая прогнать нас со своей территории. Я попятилась назад.
– Рустам, маленький, только не беги. Медленно подходи ко мне.
Захлебываясь лаем, Карат прижимался к земле, прикрывая наше отступление, но самый крупный пес выскочил вперед и бросился на Герду, признав ее слабейшим звеном нашей компании. Завязалась драка. Вместо того, чтобы прятаться за меня, Рустам подхватил с тропинки корявый сук и замахнулся на второго пса пока третий сцепился с Каратом.
Я закрыла Рустама собой, отобрала у него ветку, готовясь обороняться. В трех шагах от меня бесновалась поджарая псина со свалявшейся шерстью, я видела, как с оскаленных клыков свисают нитки слюны. Дрожащие ручонки сына обхватили мои колени, тогда я тоже начал рычать, задыхаясь от ужаса. И со всей силы ударила собаку по морде, – ветка обломилась, запястье обожгла острая боль, сознание помутилось, но пронзительный крик Рустама придал сил. Я поняла, что любой ценой буду его защищать – руками, ногами, зубами, если потребуется.
Сзади раздался шум, будто стучали по железу.
Две собаки испуганно отскочили и скрылись в кустах, на поляну выбежал пожилой мужчина в выцветшем защитном костюме, бросил на землю тяжелый мешок, уставился на мою окровавленную ладонь.
– Цапнула тебя сучка? Это плохо, может быть бешеная. Есть кто знакомый с машиной? Надо в больницу скорей.
– Да… у меня телефон в рюкзаке, пожалуйста, помогите достать.
Карат облизывал раненое плечо Герды, а на разворошенной земле тихо поскуливал и сучил лапами его поверженный соперник. Неожиданно Рустам оторвался от меня, подскочил к псу и с размаху пнул его ботиночком в бок.
– Мама, не бойся! Он совсем дохлый. Видишь, уже не встает.
Я опустилась на колени, потому что ноги не слушались, пыталась набрать Спиридоновича, чтобы приехал за нами, а сама не сводила глаз с Рустама. На его покрасневшем личике не было страха, только злое торжество и гордость победителя. Сейчас он слишком напоминал своего отца, был маленькой копией Шадара. Когда вырастет, тоже оставит меня, найдет опасные игрушки. Хотелось завыть от отчаяния, обхватить сына руками, вернуть обратно в тело, баюкать в себе и вечно оберегать.
Только сейчас поняла – сын мне не принадлежит, оторвался от груди, ищет свои тропы, пойдет на шаг впереди. На целую жизнь впереди…
Врач поставил мне укол и забинтовал руку, велел прилечь на кушетке, пока заполнял документы. Рустам играл сломанным фонендоскопом, наверно, задумывал совместить сольную карьеру с медицинской.
На телефоне высветился незнакомый номер, и потом я не сразу узнала голос Шадара.
– У вас все хорошо? Как сын? Что-то тревожно на сердце.
– Дом в Чакваше сожгли, – простонала я.
– Я знаю. Тебе скоро переведут деньги по страховке. Разумно распорядись, в этот раз я не смогу много прислать.
– Кто это сделал? Зачем?
– Я же говорил, у меня есть враги.
– Мы с Рустамом останемся в России.
– Это правильно.
Он замолчал, и, морщась от боли в руке, я сорвалась, заговорила резко:
– Шадар, отпусти меня, дай развод!
– Нашла себе нового мужа? – тихо спросил он после короткой паузы.
– Я нашла отца и дедушку. Они здесь богатые, влиятельные люди. Хорошо приняли меня и Рустама, обещают во всем помогать, – я лгала без стыда, лишь бы поверил.
Он усмехнулся в трубку, спросил тем завораживающим тоном, что прежде сводил с ума, вызывая жгучую нежность:
– Тогда почему плачешь, любимая?
– Я желаю тебе добра, но… но больше не хочу с тобой жить. Не могу.
– Я тебя понял. А почему ты плачешь, Мариам? Что-то еще случилось?
– Если бы ты все бросил… был другим… и мы бы жили спокойно, – больше не могла говорить, всхлипывала.
Шадар почему-то молчал. Зато в коридоре послышался шум. Миша расспрашивал Спиридоновича о происшествии на берегу. Также звучал еще один мужской голос, и, заслышав его, я привстала с кушетки, боясь обмануться. Зачем здесь Андрей Шумилов? Неужели ему тоже сообщили о нападении собак? Вот о чем-то с Рустамом беседует… Смеются оба. Я приподнялась на подушке, ревниво напрягла слух.
– Мариам! – позвал Шадар в трубке.
– Позвать Рустама? – рассеянно спросила я.
– Не нужно. Хочу сказать, что ты свободна. От меня приедет человек, передаст письменное согласие на развод. Желаю тебе найти крепкую стаю. У меня этого не получилось. Я жил один и умру один, как бродячий пес. Обними за меня сына. Пусть его хранят небеса.
– Он похож на тебя, – выдохнула я. – Слышишь? Он твой сын с ног до головы, он вырастет сильным и храбрым.
Не знаю, успел ли расслышать, в трубке короткие гудки. Странный у нас разговор случился, может, мне приснилось, что Шадар вот так легко отпустил.
Двери в палату раскрылись широко, сразу несколько мужчин зашли. Шумилов подвинул стул к изголовью моей койки, начал ворчать:
– Чего тебя понесло в лес, на ночь глядя? Хорошо, парнишку не покусали.
И уже дружелюбней спросил:
– Болит рука?
– Мне дали хорошее лекарство. Только онемела немного. Место укола больше болит.
– У меня дом в Бархатовском. Погостите денек. Глеб хочет познакомиться с внуком.
– Давайте завтра договоримся о встрече, – ровным тоном ответила я. – Уже поздно, нам надо вернуться в Малыши.
– Я отвезу, – подтвердил Миша с порога.
Шумилов медленно развернулся к нему, долго разглядывал прежде чем заговорить.
– Это с тобой она живет?
– С нами, – кивнул Миша. Он был на голову выше Шумилова, держался прямо.
– Ну, завтра так завтра. Поправляйся!
Дедушка тяжело поднялся со стула и пошел к двери.
– Андрей Васильевич! – спохватилась я. – Спасибо, что приняли на работу.
– Куда вас девать… Утром не вздумай прикатить в теплицу, у тебя больничный. Отдыхай, лечись.
– Но я чувствую себя хорошо!
– С начальством не спорят, – буркнул Шумилов.
"А с дедушкой?" – чуть не вырвалось у меня, но смолчала, конечно, откинулась на подушку.
Глава 29. Родственные узы
Бархатовское – элитный пригородный поселок, где у Шумиловых построен трехэтажный коттедж в европейском стиле. Здесь поговорка про сапожника без сапог не работает. Мне не приходилось бывать в таких богатых домах, где одна кухня с гостиной по размеру больше, чем домик тети Хусы.
Рустаму понравилось в гостях – ну, еще бы – разрешили по гулким комнатам побегать, облазить широкий двор, поиграть с ленивым откормленным котом – «Он уже старенький у нас, долгожитель, сильно не тереби!», вымазаться в песке, попробовать кучу угощений – от фруктового салата до шоколадного торта.
А мне хватило короткой беседы с отцом. Глеб Андреич держался немного скованно, спросил про мамочку и замолчал, видимо, потрясенный ее судьбой в далеком Саржистане.
– Если бы я знал, что
