class="p1">А ведь так и есть. Моя истерика спровоцировала аварию, которая едва не забрала наши жизни. Не знаю, как всё было, но машина Демьяна на дне Кубани, а мы — нет. Мы живы. И только благодаря ему.
— У меня не было выбора, — голос его тихий отдаёт вибрациями у меня за грудиной. — Я бы не смог жить без тебя, Милана.
Вроде бы просто фраза, но сколько в ней смысла.
Мы доезжаем до питомника, и там нас уже ждут. Я прикалываю к волосам коротенькую фату, Демьян прямо на разноцветную пляжную рубашку надевает бабочку, и мы, улыбнувшись друг другу, идём навстречу нашему решению стать семьёй.
Свет софитов приглушается, и становится виден полный зал зрителей. Фанфары замолкают, голоса стихают.
Я вдыхаю глубже и улыбаюсь, сжимая в ладонях корону.
Длинное платье струится по моим ногам до самого пола, нежный шёлк ласкает кожу, когда медленно подхожу к Ирине — девушке, которая выиграла корону в этом году.
Она поворачивается ко мне и смотрит со слезами на глазах в трепетном ожидании.
Красивая девушка. Глаза словно у газели, и взгляд наполнен радостью и ликованием.
Она заслужила эту корону. Конкурс был честным — в этом я уверена.
Поднимаю корону высоко и осторожно водружаю на голову новой победительнице.
— Ты заслужила, — говорю, чтобы услышала только она. — Поздравляю!
— Спасибо, — она так пропитана сейчас эмоциями, что не сдерживается и всё же всхлипывает, а потом совершенно искренне обнимает меня, куда крепче, чем предполагает протокол. — Знаете, Милана, — шепчет на ухо, — я давно слежу за конкурсом, и вы первая королева, которая так легко и с улыбкой отдаёт корону.
Интересно, она сама-то понимает, почему так?
Признаться, и я со страхом думала в определённое время, что однажды мне придётся передать корону. И дело было совсем не в ней. Но сейчас я с лёгкостью расстаюсь с этим символом.
— Я уже достаточно побыла королевой, — улыбаюсь Ирине. — Твоя очередь.
Делаю несколько шагов назад, уступая новой королеве главную роль, а когда останавливаюсь, чувствую, как на талию ложится рука.
— Моя королева, — шепчет Обласов на ухо, а мне кажется, будто он кричит это в микрофон на весь зал.
Финал конкурса и так перенесли на два месяца, чтобы я могла немного восстановиться после родов и выйти на сцену для награждения, и вот теперь эта страничка в нашей жизни перевёрнута. Я отдала корону, а Демьян вышел из списка учредителей и спонсоров проекта.
Когда концерт заканчивается и сцена гаснет, Демьян крепко сжимает мою руку, и мы уходим. Нам надо торопиться домой, потому что наша дочь совершенно не терпит маминого отсутствия и никакие няни и их попытки накормить её сцеженным молоком из бутылки не венчаются успехом.
Но сегодня с Элей моя мама. С ней малышка хоть и хмурится недовольно, но всё же соглашается немного пососать из бутылочки, а когда мы приезжаем, и вовсе оказывается, что она спит.
— Как тебе это удалось? — на цыпочках захожу в детскую и обнимаю маму, сидящую на стуле у кроватки. Малышка же тихо сопит, приоткрыв ротик.
— Мы с ней договорились, — подмигивает мама, отвечая шепотом.
— А меня научишь с нею договариваться? — смеюсь тихо, стараясь не разбудить дочку. — А то не всегда получается. Особенно по ночам.
— Конечно, улыбается. — Но ты, дочь, у меня и так умница.
Мама смотрит с нежностью. Вокруг её добрых глаз за этот год сильно добавилось морщин, но оно и понятно. Много событий, много переживаний разных: и страшных, и хороших.
Первые дни после родов в больнице мама не отходила от меня. Кузнецов настоял на кесаревом сечении, считая, что естественные роды могут непредсказуемо повлиять на позвоночник в месте травмы. Гематома почти рассосалась, но рисковать он не хотел. И Зернов поддержал его.
Я пыталась их уговорить, но Демьян твёрдо встал на их сторону, сказал, что больше не станет рисковать самыми дорогими ему людьми, что если эти риски можно снизить, то это стоит сделать.
На тридцать девятой неделе мне провели плановое кесарево сечение, Захар Леонидович сам оперировал, а Кузнецов был наготове, если вдруг что-то пойдёт не так.
Но всё прошло хорошо. И когда к моему лицу прислонили маленький пищащий комок, предлагая поцеловать, я расплакалась. Вдохнула этот невероятный родной запах, прижалась к нежной коже губами, и поняла, что это того стоило.
Могла ли я пожертвовать этим чудом?
Ответ однозначный.
Стас в коридоре втихую снял Демьяна на видео, как тот нервничал в ожидании, пока шла операция. Мой Обласов потом порывался ему уши отодрать, но в итоге они подружились.
А ещё я видела глаза моего мужа, когда он впервые взял на руки дочь. Это были больше не глаза Демона — напитанные тьмой, пугающие, это были глаза человека. Того, кто понял ценность настоящего, кто смог возродиться и вернуться к свету, кто снова смог открыть свою душу этому миру, а мир в награду подарил ему то, чего так не хватало — близких людей.
Демьян стал смеяться. Часто. Даже его друзья это заметили. Как-то Матвей после контрольного приёма, на который я приехала с папой, потому что у Демьяна как раз была важная бизнес-встреча, так и сказал: “Мила, ты его к жизни вернула. Мне казалось, он уже никогда не поверит в эту жизнь, и что в ней может быть что-то светлое. Не знаю, как тебе это удалось, но ты победила в нём тьму”.
А ещё Обласов попросил меня научить его ездить на тракторе. И это было первым, что мы сделали после родов, когда мне уже такая нагрузка была позволена. Папа долго смеялся, когда узнал об этом желании моего мужа, сказал: “И зачем человеку бэхи да мерсы, если он мечтает гонять на тракторе? Пусть переезжает в деревню, у нас тут два поля под парой стоят, пустуют. Будет чем заняться”.
Спустя годы мы действительно переедем в станицу, откроем свой ветеринарный центр и питомник для бездомных кошек и собак. Эля с радостью будет прыгать на нашей ферме по лужам в своих жёлтеньких резиновых сапожках, а Демон, которого я когда-то так боялась, будет обнимать меня вечером на террасе и тихо шептать на ухо:
— Моя королева.
Мне больше не нужна корона, чтобы быть его. А ему не нужно доказывать самому себе и миру, что красота призрачна и продажна. Теперь он знает, что счастье и любовь не купить. Даже задорого.
Мы оба это знаем и ценим каждое мгновение рядом друг с другом.
