больше, чем требование Люциана надеть нож в день нашей свадьбы. Хотя, на самом деле, не должно. Это более чем уместно на свадьбе мафии. И почему-то, когда я сдвигаю подвязку по ноге и прижимаю нож к бедру, я чувствую себя в безопасности, как будто Люциан защищает меня.
Нора просовывает голову в дверь.
— Пора. Твой Люциан здесь. — Я закатываю на нее глаза, но спазм в горле немного ослабевает. Это действительно происходит.
Реальность того, что произойдет дальше, сразу же охватывает меня ужасом.
И дело не в глупом замечании Норы, и не в том, что я не была уверена, что Люциан переживет ту «работу», которая его забрала. Это даже не свадебное волнение, ведь все в зале, ожидающие, когда я пойду к алтарю, знают, что эта свадьба — деловая сделка.
Когда я беру в руки букет лилий и выхожу в коридор, у меня замирает сердце при виде отца. Я не могу поверить, что у него хватает смелости встретить мой взгляд, улыбнуться мне, как будто он просто любящий отец, собирающийся отдать свою дочь.
— Виолетта, — говорит он, окидывая меня взглядом. — Ты выглядишь прекрасно. Прямо как твоя мама в день нашей свадьбы.
Тошнота охватывает мой желудок, желчь поднимается, обжигая горло и не давая мне ответить на комплимент. Однако он, похоже, не замечает этого, прикладывая поцелуй к моей щеке. Я стараюсь не показывать своего отвращения и позволяю отцу переплести мою руку со своей.
— Все закончится хорошо, Филия. — Он похлопывает меня по руке. — Вот увидишь.
Слова ободрения, призванные успокоить меня, но все, что я слышу, — это облегчение слабого и морально развращенного человека, который пожертвовал своей семьей, чтобы сохранить репутацию в целости.
Я сглатываю едкий комок в горле и касаюсь воробья над сердцем, зная, что воспоминания о Фабиане всегда будут меня утешать. Воробей дает мне силы перед каждым выступлением, и это не чем не отличается.
Мне предстоит выступить на высшем уровне.
— Я готова, — только и говорю я обращаюсь к Норе, которая стоит в стороне, настороженно наблюдая за захватывающей сценой между отцом и дочерью.
Она кивает, затем щелкает пальцами в сторону Мэнникса. Он открывает дверь часовни. Его настороженный взгляд останавливается на мне, спрашивая, все ли со мной в порядке, и под грудной клеткой что-то слегка трещит. Я киваю, и его жесткое выражение лица теряет грубость.
Мэнникс будет идти позади меня, как цветочник/телохранитель. А Нора выступит в роли подружки невесты. Обычная мафиозная свадьба.
Отвращение к отцу колючей проволокой обвивает мой живот, когда я поднимаю подбородок, позволяя ему опустить вуаль на мое лицо. Мы никогда не сможем полностью узнать своих родителей, но мы должны уметь доверять им. Я считаю, что знала свою маму настолько хорошо, насколько могла. Она была добрым, милосердным человеком, любящей матерью. Если в жизни она чувствовала себя достаточно отчаянной, чтобы рискнуть завести роман с другим мужчиной, с соперницей своего мужа, значит, у нее были на то причины. Ее нет здесь, чтобы спросить или защитить себя, поэтому единственное, что я могу сделать сейчас, — это принять лучшее в ней и довериться ей.
Из всей ее жизни я могу простить ей один проступок.
Я не могу простить своего отца.
Его ждет расплата.
Но сначала я должна пережить сегодняшний день.
Я сжимаю в руках перевязанный лентой букет, когда мы проходим через двери. Классические арфовые ноты баховской «Канноны» наполняют зал собора, и я исчезаю где-то внутри себя, когда мы начинаем идти к алтарю.
Странно входить в зал, зная, что никого из моих друзей здесь нет, но это и к лучшему. Как я объясню им эту жизнь? Как я объясню, что я была изолирована от компании с мононуклеозом и вдруг — бац! Я выхожу замуж. За человека, о котором я никому из них не рассказывала.
С тех пор как я вернулась к занятиям несколько дней назад, мне было достаточно одного приветствия Лилиан и Дарси. Я почувствовала, что в мою жизнь вернулась хоть какая-то нормальная жизнь, хотя она никогда не будет такой, как прежде. Хотя Лилиан заметила во мне что-то другое, но ее комментарий был о том, что моя болезнь, должно быть, пошла мне на пользу, поскольку она сказала, что никогда раньше не видела, чтобы я танцевала так страстно, так искренне и бесстрашно.
Возможно, это была эйфория от того, что я снова в классе и танцую…
Но когда я поднимаю глаза от прохода и мой взгляд находит Люциана в конце, я понимаю, что причина в нем.
Чтобы достичь своей мечты, мы должны выйти из зоны комфорта. Мы должны ломаться, снова и снова. Мы должны ковать свою решимость в адском пламени, чтобы укрепить свою решимость и противостоять всем, кто хотел бы нас уничтожить.
Я решила, что могу обладать обоими мирами.
Одетый в черный смокинг от Versace, с опасными татуировками и дьявольской красотой, Люциан Кросс — воплощение греха и соблазна. Голубое пламя его глаз пылает жарче любого адского огня и пронзает меня насквозь. Его выражение лица — маска, но эти глаза открывают то, что скрывается под ней: похоть, страсть, боль, искупление, любовь.
Да, я верю, что дьявол способен любить.
Мы так отчаянно жаждем того, что нам нужно, что это все, что мы можем видеть. Мы поглощены им, им владеем, безумное желание настолько сырое, что перерастает в ненависть. В случае с Люцианом его жажда мести привела его ко мне, его врагу. И его ненависть почти уничтожила меня. Но даже самые темные желания могут перерасти в одержимость и продолжать изменять нас, делая бессильными перед переменами.
Как бы глубоко я ни влюбилась во врага, когда я смотрю в его глаза, я вижу в них правду, которая дает мне надежду. Однажды этот человек полюбит меня с такой страстью, которая будет соперничать с самой глубокой ямой ада, породившей его ненависть.
Когда я подхожу к нему, он, не торопясь осматривает меня, посылая по моей коже горячую волну.
— Ангел, — говорит он. Это все, что мне нужно услышать.
Мой отец поступает в соответствии с традициями, отдавая свою дочь. Он поднимает мою вуаль, целует меня в щеку и пожимает руку Люциана. Я не скучаю по болезненной хватке рукопожатия Люциана, и мой отец тоже.
Я передаю свой букет Норе, прежде чем Люциан сжимает мои руки. Я смотрю на свою руку в его руке: грубые и жестокие, руки безжалостного человека, испещренные мстительными проклятиями. Руки, обученные убивать. Но также способны защищать.
От этого человека не
