Ознакомительная версия.
Она шла, прижимая тетрадь к груди, и ей казалось, что встречные прохожие, глядя на нее, понимают: самозванка. Повар из крошечного городка, без образования и амбиций, малолетка, экс-прислуга, посягнула на святыню, посмела обратиться к самой Музе, призывая ее на свою сторону.
Дома она первым делом налила себе белого вина. Зажгла ароматические свечи, провела ладонью по шершавой поверхности старинного письменного стола. Вся мебель в съемной квартире была старая, морщинистая, с историей, Насте это нравилось. Ей казалось, что она впитывает кусочек чужой жизни, чужих настроений, энергии.
Ну а почему бы и нет? Не боги горшки обжигают. Еще год назад она рассмеялась бы в лицо тому, кто напророчил бы, что вскорости она станет получать тысячи евро в самом известном московском кафе. Что она будет запросто носить трехсотдолларовые туфли, доверять выщипывание бровей одному из самых дорогих косметологов Москвы и спать с мужчиной, от вида которого у многих девушек куда красивее нее дух захватывает.
В конце концов, никто не ждет от нее «Войны и мира». Ей просто надо записать любимые рецепты – понятным и грамотным русским языком.
Подчинившись какому-то порыву, она уселась за стол, открыла тетрадь и написала «Вяленые груши в карамели и ореховом соусе». Первое что пришло ей в голову. Писала медленно, старательно, высунув кончик языка. За грушами следовала лазанья из домашнего теста и мяса молодого ягненка. Потом – тыквенный пирог и компот из ревеня. Потом – заливное из морепродуктов и малиновый чизкейк. Через два часа Насте казалось, что писать кулинарную книгу – проще простого.
Через три часа она перечитала написанное и разочарованно порвала тетрадь.
Все не так, все не то. Как будто бы страдающий крайней степенью снобизма шеф-повар снисходительно продиктовал восхищенной поклоннице рецепт, зная наверняка, что ничего у нее не получится – кишка тонка. Распустил хвост, говорил напыщенными фразами, в красоте которых, как в склизском болоте, увяз смысл.
С другой стороны, если она упростит рецепты, то книга не будет эксклюзивной. Кулинарная литература сейчас в моде, и Настины записки станут одними из многих, затеряются на магазинной полке, не будут ничем отличаться от других.
Нет, надо понять, чем лично она, Анастасия Прялкина, отличается от других поваров. И сыграть именно на этом. Вдохнуть в текст кусочек своей души, придумать такую концепцию, которая наполнит обычные блюда неким символическим смыслом. И сделает их тем, чем еда, собственно, всегда и являлась для Насти Прялкиной, – энергией, афродизиаком, антидепрессантом или снотворным, личным психотерапевтом или озорно подмигивающим внутренним чертиком.
Она сняла телефонную трубку и набрала знакомые семь цифр.
– Антон? Мне надо задать тебе один вопрос.
По его сдавленному тону Настя поняла, что позвонила не вовремя. Вот они – издержки романа с женатым мужчиной. Твое время строго лимитировано. Как только за ним захлопывается дверь, забудь о нем, он улетает на другую планету. Планету, где субботним утром бродят по гипермаркету, взявшись за руки и мирно советуясь, что приготовить на ужин, где вместе смотрят вечернее шоу Малахова и выдавливают друг другу прыщи на спине, где секс не животный и дикий, а нежный, где сотни раз повторяемые шутки принимают иной, интимный колорит, где наизусть знаешь чужие родинки и как ясновидящая толкуешь чужие сны. Во всяком случае, так оно представлялось Насте. Антон, будучи представителем другого лагеря, рассказывал иное: про то, что она забывает эпилировать подмышки, иногда храпит по ночам, прямо при нем стрижет ногти на ногах, что неуловимо раздражает, тянет его на все премьерные мелодрамы и насильно понижает в его организме холестерин, заставляя вместо жареной картошки и свиных отбивных есть салат из проросшей пшеницы и скудных веточек рукколы.
– Я не вовремя…
– Ну что ты! – голос стал немного бодрее. – Я вышел в ванную. Настя, мне неудобно напоминать, но мы договаривались…
– Извини, я не посмотрела на часы. Мне просто надо спросить… Я начала писать книгу.
– Вот видишь, я так и знал, что ты за это ухватишься! Ты у меня на всю страну прогремишь. А я буду твоим продюсером.
– Подожди делить лавры, – усмехнулась Настя. – Лучше ответь мне на один вопрос. Чем я особенная?
– Тебе все перечислять?
– Нет, только то, что имеет отношение к моему кулинарному таланту. Вот скажи, почему ты взял меня на работу? Я ведь была никем, личным поваром в богатом доме. Даже по нынешним меркам не очень богатом. У меня нет специального образования, мои знания хаотичны, и еще пару месяцев назад я понятия не имела, что такое васаби. Неужели ты пригласил меня только потому, что я понравилась тебе как женщина?
– Насть, у тебя что, кризис самоиндентификации? – устало переспросил Антон. – Мы же договаривались, Светлана злится, если я надолго ухожу, у нее щитовидка.
– Мне это надо для работы. Ответь – и я отвяжусь. Неужели ты обратил на меня внимание только потому, что у меня красивая задница?
– Ну ладно, – вздохнул Антон. – Задница у тебя, конечно, очень даже ничего, но отнюдь не самая лучшая в Москве. И я никогда не стал бы брать кого-либо на работу только из-за смазливой мордашки. Я мог бы и дальше продолжать ходить к Ольге и в конце концов тебя приручить… Я принял решение, когда попробовал тот торт. Который безрукая Оксанка трогательно пыталась выдать за свое произведение.
– Продолжай! – заволновалась Настя.
– Да что тут продолжать? Я тебе и раньше это говорил… Я попробовал кусочек и вдруг… Вдруг осознал – черт возьми, Антоха, тебя же соблазняют! Тот торт был более красноречивым, чем отсутствие нижнего белья!
– Спасибо, – удовлетворенно улыбнулась она. – Это как раз то, что я и надеялась услышать.
Повесив трубку, она вернулась к письменному столу. И написала в новой тетради первую строчку будущей книги: «А сейчас, дорогие одинокие ведьмы, отложите в стороны свои карты и метлы. Я расскажу вам, как намертво приворожить мужчину с помощью щепотки корицы, трех сырых яиц и нескольких вымоченных в апельсиновом ликере груш».
* * *
Давид не мог понять, открыты его глаза или плотно сомкнуты. Вроде бы открыты, вроде бы он приподнимает брови, чтобы распахнуть их еще шире, но в таком случае почему он ничего не видит?
Он не мог понять, где находится, смутно помнил, что произошло, и чувствовал только одно: боль. Но даже не мог определить ее источник. Казалось, она была повсюду. Его тело превратилось в сосуд, доверху заполненный концентрированной болью.
Пошарив ладонью вокруг, он ощутил холодную влажную землю.
Сбила машина, и водитель скрылся?
Ознакомительная версия.
