Ознакомительная версия.
Петр запер дверь только на один замок – верный признак того, что остаток ночи он собирался проводить именно в мастерской.
Рыся слышала, как они спускались на лифте, как что-то говорила Элеонора…
А потом… Как в детской игре в прятки… Скорей, скорей! Кто не спрятался, я не виноват.
На какой там ключик у Петра было заперто?
Чик-трак!
Прыг-скок по лестнице.
Ну-ка, открой бесшумно дверь подъезда!
Теперь оглянись по сторонам: направо, налево.
Беги! Главное: устремляйся в сторону, противоположную банкомату.
Она почти и бежала, а в голове почему-то начала крутиться любимая песня ее младшего братана Пика, которую он уже много лет время от времени повторяет и повторяет… Даже если они болтают в скайпе, он нет-нет и пробормочет фрагмент из этого длиннющего речитатива.
Повторение, как известно, мать учения. Рыся, благодаря братику, знала песню наизусть. Вот она и возникла, закрутилась, задавая ритм ее шагам:
…Можно сдохнуть, вдруг испытав внутри себя
сильнейшую боль…. [31]
Да-да! Сдохнуть можно запросто в любую минуту… Вот она чудом не сдохла там, наверху, во время этой… сцены у фонтана…
Сумела сдержаться… Сумела не заорать. И сердце не выпрыгнуло из груди. А могло бы… Билось, как сумасшедшее…
И – да! Главное, суметь насрать на все… Суметь все обдумать, на все положить с прибором, насрать, наплевать, растереть и забыть…
Только у своего дома почувствовала Рыся, что в безопасности.
Она, отпирая двери квартиры, думала, что вот сейчас ввалится в дом и зарыдает, наревется, как следует, от всей души. Море слез выплачет… А потом подумает, как быть дальше.
Но с порога почувствовала прекрасный запах цветов, которые ей надарили ее девчонки… Она ощутила себя в безопасности, в укрытии. Слезы, всю дорогу подступавшие к горлу, ушли, развеялись, как пепел от порыва ветра.
Рыся на секунду встала под холодную воду, не вытираясь, укуталась в халат. От этого всегда легчает – проверено многократно и на многих.
Теперь надо улечься и спокойно подумать. Можно шумно дышать, кряхтеть, чихать, кашлять, шевелиться, как угодно… Это большое счастье, оказывается. Свобода в чистом виде, которую совсем не ценят те, кто не прошел через вынужденную необходимость таиться и ждать неизвестно как долго…
Ах, скольких на своем веку учила Рыся искусству преодоления кризисных ситуаций! Как мудро рассуждала! И как все просто оказывалось!
Главное, решать проблему шаг за шагом, не позволяя мыслям толпиться и перескакивать с одной беды на другую.
Главное, определить, чего ты хочешь в конечном итоге. А потом понять, как этого желаемого добиться.
Все просто, когда беда случилась не с тобой.
Все очень просто, когда не испытываешь невыносимую боль.
И все-таки – сквозь боль, усталость, шок – надо думать.
Ну, давай, решай! Что ты хочешь?
– Я хочу, чтобы перестало болеть.
– Ну, это понятно. Сейчас болеть будет все равно. Свежая рана. На то, чтобы затянулась, потребуется время. Пока – терпи. Помогло бы как следует выспаться – это да. Но сейчас надо решить самое главное: что ты хочешь? Ты останешься с Петром? Или не сможешь после того, что узнала?
– Я не представляю себе жизни без него. Пока. Но… И с ним – тоже не представляю. Пока… Я бы хотела суметь остаться. С ним. Конечно, как раньше, уже не получится. Но все равно – остаться бы с ним хотела.
Уже хорошо. Кое-что сформировалось. Мысли начали строиться рядами, а не мотаться в полном хаосе, сталкиваясь и разбегаясь…
Рыся попыталась думать о хорошем.
Ну, вот, например. Сын… Ведь сначала-то, услышав о сыне, она – правда – почти что сдохла… Это был бы полный конец отношений. Ну, не смогла бы она тогда… Уж слишком круто поменялась бы ее судьба… Как жить, зная, что где-то есть у мужа еще ребенок… параллельный… Его надо видеть, приглашать домой… Нет, тяжко. Даже осознать такое не получается. Хотя… Рыся вспомнила собственного папу и этого его «параллельного» ребенка, ставшего теперь для отца самым лучшим и правильным, тогда как они, все пятеро, – плохие и злые. Так, по крайней мере, отец не раз говорил.
Как, однако, любопытно: неужели дочери повторяют судьбу матерей?
Рыся много про это читала, иногда даже ей казалось, что нечто в этом есть… Хотя – о чем это она? Нет никакого сына у Петра, кроме их Юрочки.
Надо надеяться, что нет…
Во всяком случае, у Элеоноры сын не от Петра. Это точно. Шантажистка поганая.
Сына нет. Но – запросто м о г бы быть.
Эту мысль Рыся отогнала, как шальную и никчемную.
Сына нет.
Это плюс.
Едем дальше.
Петр, безусловно, любит ее, Рысю. И не скрывает этого, и – мало того – в любви своей уверен. Даже если вдруг и случится разрыв их супружества.
Как хорошо он говорил о своей жене! Было в этот момент в нем такое… огромное мужское обаяние. Он, не зная, что жена его видит и слышит, произносил самые нужные и важные ей слова. Значит, в этом не лгал.
И это хорошо. Это надо постараться запомнить. Чтобы хорошее воспоминание в итоге перебило то, ужасное… «Избушка, избушка, повернись к лесу передом…» Фу, какое отвращение!
Нет, надо переключаться на хорошее, прекрасное! Надо вспомнить что-то еще… Какой-то сильный момент…
Вот. Незадолго до его отлета. Они просто болтали… Начали говорить про Петров пост. Смотрели, когда он должен наступить этим летом. Начинается Петров пост всегда по-разному, а заканчивается на Петра и Павла. Мужниными именинами. Вот с именин началось. А потом потихонечку заговорили о Петре Великом. О том, что и сколько он успел сделать для России за недлинную в любом случае человеческую жизнь.
И муж говорил:
– Вот собираются историки и начинают талдычить: это, мол, Петр Первый сделал правильно, это хорошо, а тут вот – неправильно, нехорошо… Тьфу… А сами-то что могут? Рассуждают, как Высший суд… Были бы хоть на тысячную долю так сильны, как он… Такого великана России Бог послал…
– Думаешь, он от Бога? – спросила тогда Рыся.
– Пушкин его хорошо понимал. Как равный равного. Ну да – два гения… Помнишь, как в «Полтаве»?
Тесним мы шведов рать за ратью;
Темнеет слава их знамен,
И бога браней благодатью
Наш каждый шаг запечатлен.
Тогда-то свыше вдохновенный
Раздался звучный глас Петра:
«За дело, с Богом!» Из шатра,
Толпой любимцев окруженный
Выходит Петр. Его глаза
Сияют. Лик его ужасен.
Движенья быстры. Он прекрасен.
Он весь, как Божия гроза.
Идет. Ему коня подводят.
Ретив и смирен верный конь.
Почуяв роковой огонь,
Дрожит. Глазами косо водит
И мчится в прахе боевом,
Гордясь могущим седоком…
Ах, как же муж ее читал эти строки! Знакомые и любимые стихи, которые и она знала наизусть… Но он читал так, что мурашки по коже побежали… Картина встала перед глазами, ясная, такая, какую только гений мог создать:
– Да, Пушкин и говорит «лик», «Божия гроза», – повторила она, соглашаясь с мужем.
Ознакомительная версия.
