– Не была. Поэтому я согласен с вами. Танечка могла слышать это жаргонное слово только у Пироговых, и это наводит на определенные размышления, – отозвался отец Дмитрий.
– На какие? – еле выдохнула Марина.
Отец Дмитрий помолчал немного, пощипал бороду и, вместо ответа, спросил:
– А вы видели домашний кинотеатр Пироговых?
– Видела, – кивнула Марина, – но их достаток вполне объясним... И вообще, они показались мне очень милыми людьми! Да и то, что они взялись ухаживать за душевнобольным человеком, говорит само за себя!
Последние слова она уже почти выкрикивала, потому что ей вдруг почему-то стало обидно за Пироговых, и в особенности за хлебосольную Марию Петровну.
– Честно говоря, Марина Евгеньевна, я за свою жизнь повидал уже стольких людей, которые милыми были только в первом приближении, – усмехнулся отец Дмитрий, – что эту «милость» давно уже не принимаю на веру.
– То есть вы хотите сказать, что Пироговы – воры, укравшие определенное количество цацек у Толмачевых, которые тоже приобрели их незаконным путем?
– Возможно, так оно и есть, хотя я, разумеется, утверждать этого не смею. Я могу утверждать только то, что эти пожилые люди живут, как принято говорить, не по средствам.
– Откуда вам знать их средства? – продолжала возмущаться Марина.
– Я уверен, что до того, как они взялись ухаживать за Татьяной, этих средств у них не было, – ответил отец Дмитрий.
– Почему вы так категоричны?
– Потому что, если бы деньги у них были, они не взяли бы к себе Танечку.
– А может быть, они устали от одиночества! Ведь собственных детей у них не было!
– Тогда завели бы кошек, собак, хомячков или приняли бы на житье какую-нибудь тихую старушку или... безобидного дауна. Татьяна периодически впадала в очень агрессивное состояние. С ней было непросто, а иногда даже страшно.
– Так вот за это им и платили родители Татьяны! Саша Толмачев сказал, что был удивлен грандиозностью суммы договора с Пироговыми!
– Не думаю, что дядя Ваня с тетей Лидой оставили Пироговым миллионы. А их домище с кирпичной оградой стоит больших денег. Кроме того, Танечке постоянно требовались очень дорогие лекарства, чтобы снимать это агрессивное состояние. Пару раз в месяц к ней приезжали врачи...
– А собственно, откуда вы, отец Дмитрий, это знаете, если были у Татьяны всего один раз?! – выпалила Марина, очень ловко (как ей показалось) прижав священника к стене.
– Да, я действительно виноват перед Танечкой, – согласился он. – Надо было ездить почаще. Но в тот свой приезд я долго разговаривал с Пироговыми на предмет ее содержания. Спрашивал, хватает ли средств, лекарств... ну и прочее...
– И что? Они у вас просили денег или лекарств?
– Нет, ничего не просили.
– Вот видите!
– Я вижу и то, что, кроме дома Пироговых, Татьяне негде было услышать слово «цацки».
– Но ведь вы... вполне можете ошибаться и насчет родителей Александра и Татьяны. Они тоже могли казаться милыми только в первом приближении, – не могла не съязвить Марина.
– Да, с драгоценностями дело явно нечисто, но... Словом, Толмачевы не вставляли в свою речь жаргонных слов! Это я могу утверждать, потому что, в отличие от Пироговых, знал дядю Ваню и тетю Лиду с детства.
– Но вы же давно их не видели! Они могли измениться!
– Скажите, Марина Евгеньевна, а вот вы могли бы сейчас измениться настолько, что вдруг начали бы, извините, по фене ботать?
– По... фене... что? – изумилась Марина.
Отец Дмитрий сочно рассмеялся:
– Ну то есть пользоваться жаргонными словечками...
– Я-то? Я... нет... Я даже сына, который у меня довольно трудный подросток, кроме как поросенком, никак и назвать-то не могу...
– Вот вам и ответ на ваш вопрос. Толмачевы не употребляли жаргонных слов.
– Но... но к Пироговым мог кто-нибудь прийти или приехать в гости и... употребить...
– Не исключено, конечно, хотя вряд ли Татьяна услышала бы разговор Пироговых с гостями.
– Почему?
– Потому что по условию договора она не должна встречаться с посторонними. Она чужих людей не выносила. Могла наброситься... Ее комната находилась в самой глубине дома и запиралась на ключ. А когда построили этот огромный домино, что вы видели, то Танечкины «покои» были аж на втором этаже.
– Тогда почему же вас пустили к Татьяне?
– Потому что я родственник, да и она меня узнала. Я сам удивился.
– Скажите... вы... – Марина вскинула на отца Дмитрия широко распахнутые глаза, – вы все-таки в чем-то подозреваете Пироговых?
– Да, – кивнул он. – Больше ничего на ум не приходит. Кроме того, Пирогов Константин Макарович был настроен ко мне очень враждебно и с большой неохотой пустил в дом. А вас... как вас принимали в доме Пироговых?
Марина, опять вспомнив хлебосольство Марии Петровны, сначала хотела сказать, что принимали их очень хорошо, но осеклась.
– Что? Все-таки что-то было не так? – спросил отец Дмитрий.
– Ну-у-у... – протянула она. – Пожалуй, глава семейства не был рад и нам. Возможно, не будь дома жены...
– И что было бы тогда?
– Знаете, я сейчас, после ваших слов, думаю, что он нас вообще не впустил бы даже на участок...
– Вот! – Отец Дмитрий поднял указательный палец.
– Ну... и что же теперь делать? – растерянно спросила Марина.
– Думаю, надо ехать к Пироговым.
– И... и что же я им скажу?
– Вам одной нельзя, – покачал головой отец Дмитрий.
– Я могу с Борисом, братом моих... мужей... – с горьким вздохом ответила Марина.
– Да, Бориса можно позвать, но думаю, что мне тоже стоит поехать.
– Но... как же вы...
– Завтра договорюсь. Так что послезавтра, наверно, сможем выехать.
– Послезавтра?
– Да, не раньше...
– Но может быть, вам все-таки не стоит? – сама не зная почему, продолжала упорствовать Марина. Она ловила себя на том, что очень не хочет, чтобы с ней ехал отец Дмитрий. Более того, она не хочет оставаться у него на сегодняшнюю ночь, и еще на один день, и еще на ночь...
Отец Дмитрий посмотрел на Марину ясными синими глазами, и она вдруг устыдилась того, что о нем подумала.
– Не бойтесь меня, Марина Евгеньевна, – улыбнулся он. – Вы можете переночевать здесь, а я уйду. Мне есть где преклонить голову. А если хотите, я могу отвести вас к одной очень хорошей женщине, Ольге Викторовне. Она у нас при храме продает свечи, духовную литературу, да и другие обязанности у нее имеются...
– Нет уж... – поспешила отказаться от Ольги Викторовны Марина. – Я уж здесь, если можно...
– Конечно, можно, – опять улыбнулся он. – Я уйду, только сначала накормлю вас. Вы с дороги, а я вас только разговорами потчую.
– Нет! Не стоит беспокоиться! – неприлично нервно произнесла Марина. – Я вовсе не голодна!
