Через боковую дверь я разглядел еще одну комнату — небольшую бильярдную с темными стенами, столом под зеленым сукном и тремя светильниками над ним. Я не видел короля, но полагал, что он где-то неподалеку, учитывая, что мы находились на его половине. Я уловил запах табака и вина, запах мужчины — короля или… кого-то другого.
— Я сам упустил эту возможность, — сказал я. — Это я не уговорил себя участвовать в столь почетном мероприятии.
— Никто не застрахован от ошибок, — сказала она.
— «Даже от лучшего охотника может убежать олень», — с поклоном процитировал я испанскую поговорку.
Она медленно повторила:
— «Даже от лучшего охотника может убежать олень». Попробую запомнить. Каждый раз по возвращении короля я стараюсь удивить его, показывая, как совершенствуется мой испанский.
— Вы делаете очевидные успехи. А король сейчас не здесь?
— Он отсутствует. Его обязанности не позволяют ему много отдыхать.
Она посмотрела поверх моего плеча, будто ожидала появления кого-то, но холл был пуст.
— Жаль, но времени всегда не хватает, не так ли? Я имею в виду каждого из нас. Поэтому надо ценить то, что имеешь. Не поделитесь, что говорит народная мудрость на эту тему?
Я заложил руки за спину, размышляя, и произнес:
— Радуйся, поедая чайку, когда нет ничего другого.
Она поморщилась:
— Звучит неплохо, только вот есть чайку не очень-то приятно. Когда ты произносишь эти смешные слова, ты становишься похож на того маленького забавного человечка у Сервантеса — Санчо Пансу.
— Может, есть что-нибудь более симпатичное на английском?
— Найдется, слава богу, — сказала она, и у нее на переносице образовалась маленькая складка. — Погоди немного, мне надо подумать. Как тебе это? — Она медленно произнесла на своем родном языке: — Срывай бутоны розы, пока можешь.
На мгновение эти слова буквально повисли в воздухе, поднимаясь кверху и рассеиваясь, как дым.
— Вы бы не могли повторить еще раз?
Она повторила. Затем с моей помощью перевела на испанский, запнувшись на слове capullo — бутон. Я отдал предпочтение английскому варианту — rosebud. И тут же представил, как включу это слово в письмо Энрике для описания нежности ее щек и ослепительной роскоши ее губ. Rosebud! Приятное тепло наполняло мою грудь.
В горле защекотало, потом в носу. И дело было не в поэзии. Я почувствовал запах дыма. И увидел. Тонкую серую струйку, поднимающуюся из-под ее руки, как-то нескладно лежавшей на полированном подлокотнике кресла. Меня удивило вовсе не то, что она что-то прятала, а то, почему она, самая властная женщина в стране, вынуждена вообще что-то скрывать.
— Однако я неразумно расходую твои способности, — сказала она. — Ты вовсе не обязан давать уроки испанского. Ты должен заниматься только музыкой.
— А вы играете? — спросил я с явным нетерпением.
— Нет.
Она поняла, что я разочарован ответом.
— Меня учили. Но безуспешно. Там, где я выросла, строгие правила. Ты не слышал английское выражение «Дети должны быть на виду, но не на слуху»? Это неукоснительно соблюдалось, особенно когда в дождливые дни мы все собирались в помещении.
— Но вы могли бы учиться сейчас.
Она задумалась.
— Мать короля, ваша покровительница, единственная в этом семействе, кто разбирается в музыке. Я думаю, лучше человеку заниматься тем, к чему он способен.
За моей спиной кашлянул мужчина. В дверях появился слуга Уолкер. От моего взгляда не ускользнуло, что королева опустила руку, еще ниже за подлокотник.
Слуга говорил с королевой по-английски. Я разобрал только два слова — tea и served.
— Нет, — ответила ему она. — Лучше в будуаре. Я буду там с минуты на минуту.
Уолкер ушел, и она повернулась ко мне:
— Так вот, о языках… Ты знаешь французское слово «будуар»? А знаешь ли, что оно означает «быть сердитым»? Надеюсь, что, когда мы находимся у себя в комнатах для переодевания, мужчины не думают, что у нас плохое настроение. Хотя бывает и так. — С ее губ слетела едва заметная ухмылка. — Будуар, даже испанцы употребляют это слово. Но мне следует подавать хороший пример и использовать испанское tocador.
— Но, — сказал я, пораженный собственным нахальством, — у этого слова есть еще одно значение — исполнитель, музыкант. Если, например, вы скажете, что ищете утешения в своей tocador, то это могут понять превратно.
— А мне хотелось бы иметь собственного музыканта. Это гораздо лучше, чем быть хозяйкой модного концерта, где на виду у всех бедному королю только и остается что храпеть.
Я никогда не был особенно религиозным, не соблюдал большинство обрядов даже в те дни, когда много времени проводил с отцом Базилио. Но в тот момент я неистово повторял, как молитву: «Позволь мне учить тебя, играть для тебя, делать для тебя все».
Вслух я произнес:
— В вашем распоряжении, к вашим услугам.
Я говорил эти фразы и раньше, и они для меня не означали ничего особенного, во дворце они звучали постоянно. Но сейчас я в первый раз по-настоящему осознал их смысл: безоговорочная готовность исполнять приказы монарха.
— Что ж, кое-что ты можешь для меня сделать, — сказала она низким голосом. — Передай мне пепельницу. Вон ту, с часами. Есть ли в этом дворце хоть что-то, к чему не крепятся часы? — И, еще больше понизив голос, добавила: — На самом деле я больше не курю. Светским дамам есть о чем поболтать и так. Кстати, как звали американскую актрису, что была арестована за курение в общественном месте? Какой позор. Тем не менее… — Она замолчала, задумавшись. — Я пообещала, что брошу, и пришла сюда, только чтобы почувствовать запах табака. Мне его не хватает. Вот так.
Пепельница была приделана к декоративным часам с фарфоровыми, как большие чайные чашки, цветами на широком основании. Я потянулся к ней, собираясь передать ее королеве, но она оказалась слишком тяжелой. Я даже вскрикнул от неожиданности.
— Да, это она. Неси ее сюда, — подбодрила меня королева.
Я попытался приподнять это чудовище, но у меня получилось только наклонить его к себе на какие-то полдюйма, не более, и оно, ударившись об основание, снова вернулось на свое место. Тиканье часов смешалось с биением моего перепуганного сердца. Посмотрев на королеву, я понял, что похожая на гусеницу полоска пепла от ее сигареты вот-вот упадет на пол, всего в шаге от меня, и резко выбросил вперед правую руку в надежде ее перехватить.
Но беда в том, что я не вернул часы в устойчивое положение. И в тот момент, когда я прикоснулся к сигарете, принимая ее из пальцев королевы, раздался грохот — взорвавшаяся фарфоровая галактика рухнула на паркетный пол: сияющие обломки алых роз, белесая пыль, осколки стекла и одна из часовых стрелок, указывающая в никуда.
