вспоминаю.
– Дан, не будь таким злющим тираном, – со словами обвинения выскакивает Лера из комнаты.
Мы остаемся вдвоем. Не считая фиалки.
– Даже не вздумай, – ловлю спасительный зеленоглазый порыв в сторону шторы, – Я тебя достану оттуда. Не сомневайся.
Присаживаюсь рядом с «великой» соблазнительницей на кровать.
– Почему сразу не сказала? – от перенапряжения растираю пальцами виски.
– Жалею, что вообще сказала, – бормочет с обидой, опуская лицо в сиреневые цветочки.
Я уже и сам не знаю, что лучше:
Узнать, кто Культурный и охренеть?
Сгорать от любопытства, и продолжать представлять себе крутого чувака, которому так и хочется оторвать яйца?
– У меня были причины так отреагировать, – нарушаю молчание, что редко происходит рядом с Никой. Мне не хватает уже ее беспечной болтовни, когда долго не вижу.
– Причины были у тебя, Дан, – все также не глядя на меня, произносит расстроенным голосом, – У тебя очень много всяких мыслей, решений, запретов. Но я – не ты. Хоть иногда можешь понять, что не все происходит так, как ты хочешь? Да-да! Представь себе, Генри тот, о ком я мечтала. И только потому, что ты стал мне дорог и боялась обидеть – призналась. Неужели то, что я с тобой живу дает столько прав мной командовать?
Ника права, лезть в ее жизнь не могу. Вернее, не мог, до того, как не встретил Культурного. Как мне убедить ее и не отвернуть от себя окончательно, ума ни приложу. Уперлась в свое мечту. И танк по направлению в театр уже остановить будет сложно.
– Пойми, я знаю Генку намного дольше, чем ты, – стараюсь подбирать слова без матов для убедительности, – С детства мы с братом на дух его не переносили. Он всегда был стукачом и жополизом.
– Дан, нельзя быть злопамятным. Генри мог измениться. Он добрый, обрадовался тебе, а ты – злой.
Черт. Что ни скажу – буду все равно большим дерьмом для нее, напротив распрекрасного жука навозного. Это мы ему такую кличку с братом придумали, так и прижилось.
– Ладно, допустим в детстве у всех свои причуды и Генка поумнел, – называть «Генри» не стану, облезет от такой чести, – Стал прямо эталоном доброты. Культурность аж прет. Тогда почему он хотел у меня мотосалон отжать?
Удостоился недоверчивого косого взгляда.
– Еще девушку приплети сюда. Скажи, что он отбил такой-сякой. Ну или на твою Летучую мышь позарился. Обвиняй, так во всем.
Помощница подсказок нашлась. Дать бы по заднице, заклеить скотчем рот. Нет, вначале поцеловать, потом заклеить.
– Могу тебя успокоить, на мою Летучую мышь никто не претендует.
Сам не знаю почему назвал гонщицу «моей». Вот ее байк точно мой, совсем чуть-чуть осталось, чтобы мы с ним стали неразлучны.
– По поводу пассий Генки, мало что знаю, – продолжаю отвечать на ее упрек, – Из тех, кого видел – все, как на подбор, статусные карьеристки и цены себе не сложат. С простыми и милыми девушками без счета в банке он водится не станет, – намекаю на доверчивое чудо рядом со мной.
– Так и говори – с глупыми простушками. Не надо меня жалеть, обзывайся, ставь нули, – хватается за мои слова, – Для тебя я навсегда такой останусь. Только ты забыл кое-что важное. Генри знает, кто я. И пригласил на свидание в театр.
Да он назло мне позвал! Чуть было не сорвалось с языка.
Все равно ведь не поверит.
Глава 33
Дан
– Ника, пока ты живешь у меня – с Генкой видеться не будешь. Для меня он как враг. Ясно тебе?
Раз по-хорошему не понимает, перехожу к серьезным ультиматумам.
– А если я буду вмешиваться к твоей Летучей мыши, приятно будет?
Нашла чем пугать!
– Да, пожалуйста. Вмешивайся, сколько влезет. Мой запрет выполнить тебе придется!
Ника вскакивает с кровати, отставляя горшок с цветком на тумбу.
– Так значит, да? – встает напротив меня, забыв о своих страхах. Не то что раньше была послушная скромняшка, когда только привез к себе, – Запреты на встречи и свидания. Еще что? Паранджу носить, спать на коврике? Давай-давай, попользуйся ролью хозяина по полной. Недолго все равно осталось!
Вот и что с сердитой фурией мне теперь делать… Ей слово – она десять. И снова я самый ужасный деспот, обижаю простушку.
– Успокойся и присядь рядом. Мы не договорили, – пытаюсь сохранять остатки терпения.
Будь на ее месте мои сотрудники уже бы не сдержался от крика.
Ника все же слушается и осторожно присаживается на самый краешек кровати.
– Дан, ты просто не понимаешь, что я чувствую, – конечно, не понимаю. Ведь я кретин, который не докопался раньше. – Если с тобой поссорюсь, буду грустная и плакать, – тут же шмыганьем носа подтверждает, – А если не пойду в театр…
– Опять будешь мочить мою футболку, – заканчиваю своими словами за нее.
Не жду, когда начнет, и так же ясно. Привлекаю свою ранимую месячную сестру к себе на колени. В тот же миг она утыкается мне в плечо и увлажняет одежду слезами. Было бы ради кого их лить. Не себя имею в виду.
– Ты уверена, что сильно хочешь пойти с жуком, в смысле Генкой, в театр?
– Очень-очень хочу, – жалобно бормочет мне в футболку, – Больше месяца мечтала про свидание с ним. Даже иллюстрацию создала, на которой мы идем в театр.
Вот оно что. Генке иллюстрации и мечты посвящают. Научился по ушам дурехам ездить, и практикует вовсю. Ух-х гад, зря я ему в детстве помог вылезти из болота. Пусть и жил бы там среди своих до сих пор.
Обхватываю руками худенькую спину такой наивной близкой девочки, прижимаю к себе крепче нужного. Меня ничто так не успокаивает как ее тепло, и ничто так давно не злило как причина нашей ссоры.
Смогу ли я противостоять сопливому оружию на своем плече? Заставить точно мне по силам. Как Ника и сказала – ненадолго. До сентября потерпит и снова ринется
