ты мне не откажешь.
— До конца жизни, дон Джинаро…
— Ладно-ладно. А где твоя другая дочь?
— Не знаю. Она три дня назад приезжала, но Лиза её не пустила и Марко сразу отвёз обратно в аэропорт.
— Да-да, это я знаю.
— С тех пор ничего не было слышно. Наверное, в Риме у матери.
В этот момент раздаётся телефонный звонок.
— Это важно! Надо ответить, — говорит Джинаро и проводит пальцем по экрану.
— Дон Сильвио! Добрый вечер!
Он молчит какое-то время, слушая, что говорят на другом конце, потом отвечает:
— Да, конечно, только что смотрел… Да! Разумеется… Конечно. Всё, как мы обсуждали… Всё замечательно, просто великолепно… Спасибо… Спасибо… Я от всего сердца благодарю вас… Да, большое спасибо… Не сомневайтесь, работа начнётся немедленно… До скорой встречи.
Он отключает телефон и обводит всех нас торжествующим взглядом.
— Ну вот, всё замечательно. Сегодня мы чрезвычайно окрепли, стали невероятно сильными и получили замечательные перспективы. Одно меня печалит, что я уже не молод, но тут уж, видимо, надо смириться. Марко! Почему ты ещё ничего не налил? И где же ужин? Я проголодался.
Марко поднимается с дивана:
— Десять минут. У меня почти все готово. Сейчас сварю пасту и можно будет садиться за стол. Но подождите. Я хочу кое-что сказать.
Он замолкает, и я вижу, что он волнуется, не знает, как начать. Почему-то его волнение передаётся и мне. Я отвожу взгляд и нервно поёживаюсь.
— Джинаро, ты был мне как отец, — наконец начинает Марко. — И я считаю себя твоим сыном. Ты заботился обо мне, учил меня, поддерживал и помогал. Андрей — отец Лизы. Вы самые близкие и даже единственные близкие люди для каждого из нас… Я… Поэтому я хочу… в вашем присутствии обратиться к Лизе…
У меня перехватывает дыхание, обдаёт жаром. Я чувствую, как постыдно краснею, как вдруг начинают дрожать руки и к горлу подкатывает ком. Не разумом, но сердцем я понимаю, что происходит и мне делается страшно. Как на страшном суде, от которого зависит всё…
— Лиза…
Я не смотрю на него, пытаюсь совладать с собой, стараюсь ровно и глубоко дышать, но у меня ничего не получается…
— Лиза, мы знакомы не слишком давно, но даже за это короткое время я успел наделать ужасных ошибок, какие не прощают… Но я хочу, чтобы ты знала. В самый первый день, когда я увидел тебя, когда поговорил и узнал, я тебя полюбил. И с тех пор не прошло ни одной минуты, чтобы я не чувствовал эту любовь… Лиза…
Я поднимаю глаза и уже не могу себя сдерживать. Слезы текут из глаз, я их не вытираю. Я прижимаю ладонь к губам и вздрагиваю плечами.
— Лиза…
Ну что же я как дура-то? Какая же я сейчас, наверное, уродливая. Я сижу и лью слезы, как ненормальная. А папа… Что с папой? Он тоже плачет?
— Лиза, пожалуйста… стань моей женой…
Что, что он говорит? Не могу понять, расшифровать эти звуки. Я больше не понимаю человеческую речь. Наверное, это инсульт, и я умираю. Да, точно, умираю.
— Выходи за меня замуж…
Выходи за меня замуж? Так он сказал? Нет, я просто не поняла, он что-то другое имел в виду. Он смотрит на меня, и папа смотрит, и Джинаро… Похоже, именно это он и сказал… да… точно… А я даже слова не могу произнести, только всхлипываю и несколько раз киваю.
— Кольцо, — слышу я шёпот Джинаро. — Где кольцо?
Марко начинает хлопать себя по карманам и испуганно озираться. Как мальчишка… И мне вдруг становится смешно. Смешно и легко, и радостно, и сладко. По щекам, не переставая текут слезы, а губы расползаются в глупой улыбке.
Он подбегает к камину и тут же возвращается с маленькой бархатной коробочкой. Я встаю и протягиваю руку, и он нанизывает мне на безымянный палец кольцо с камнем горящим белым огнём.
— Марко, — говорю я, — я тоже тебя люблю… с самого первого дня…
Я не знаю, что со мной — счастлива ли я, умираю ли от радости, от сознания, что это мгновенье навсегда меняет мою жизнь… Навсегда! Прямо сейчас. Бесповоротно. Необратимо. Я не знаю, что ждёт меня впереди — какие испытания, падения, восторги или горести, но я не чувствую тревоги и волнения. Больше не чувствую. Я стою, обняв Марко, прижавшись к нему всем телом, положив голову на его плечо и растворяюсь в моменте, в прекрасном, чудесном настоящем. Теперь я не одна и нет больше терзаний, и нет больше томления и горечи, ставших моими спутниками последних времён. До этого момента, до этого сказочного, восхитительного момента ничего не было, и всё начинается только сейчас. Я возрождаюсь, как Озирис. Возрождаюсь к новой, наполненной чувствами, наполненной бесконечной любовью жизни, прорастаю из слабого зёрнышка, и эта моя новая инкарнация, прошедшая через омертвение и отчаяние, не берёт и не хочет помнить ничего из прошлого, утверждая, устанавливая новую и единственно возможную жизнь. Во всей полноте, во всём торжестве и величии.
Я поднимаю голову и всматриваюсь в его глаза и читаю в них те же самые слова, те же самые мысли и те же самые чувства, что наполняют моё сердце. И мне достаточно этого, и мне не нужно ничего другого.
37. Новая жизнь будет лучше старой
— Юлька, хватит тебе! Напьёшься — опозоришь меня. Как говорится, скажи мне кто твой друг…
— Лизка, до чего ж ты занудная стала! Подумай сама — последние часы твоей свободы! Как ты можешь вообще? Как ты можешь оставаться трезвой, а? Давай, пей.
Юлька щедро наливает шампанского.
— Вообще-то, это «Кристаль», а ты льёшь его как минералку. Что за пошлость, сидим в одних трусах практически и дуем шампань вёдрами? А ведь скоро в церковь. Где твой стилист хвалёный? Он приедет или мне нечёсаной на собственную свадьбу идти?
— Да приедет скоро. Между прочим, очень клёвый мастер, золотые руки, но ты не благодари. Сейчас не благодари — потом спасибо скажешь. Давай, Лизка, за тебя! Я так рада, что у тебя всё сложилось. Хорошего парня нашла, состоявшегося, при бабках. Молодец!
— Да ну тебя!
— Шучу-шучу, пей, короче. Надо ж тебя как-то растормошить, а то вон трясёшься вся от страха, будто не к свадьбе, а сразу к родам готовишься.
Раздаётся стук в дверь. Это папа.
— Там Никола стилиста привёз. И ещё фотограф приехал. Говорит, хочет поснимать подготовку невесты.
— Пусть пока только стилист заходит, мы тут не совсем одеты.
— Да почему? Зови, Лиз, фотографа, сделаем классную сессию — ты ж
