Кошка увела Мирослава к себе. Помогла раздеться, и сама целовала его, да. Не могла отказать в такой мелочи своим предателям-гормонам, проснувшимся после встречи с Тарновским.
До более серьезных событий у них ночью не дошло. И сейчас тело Кошке об этом напомнило. Вот и пыталась девушка дрожащими пальцами справиться с поясом на мужских брюках.
Нет, Миру, бесспорно, хорошо. Он уже нырнул руками под ее юбку и стянул трусы с Кошки. А вот сама Кошка никак не могла добраться до сокровищ мужчины, которые отчаянно хотелось подержать в руках.
Да и вообще Правдина решила, что она — озабоченная нимфоманка. Так сильно и неистово она хотела почувствовать Мира в себе.
— Сейчас... Сейчас... быстрее! — умоляла Кошка, не скрывая ни стонов, ни желания.
Мирослав, подлый и гадкий мужчина, вдруг замер. Подтянул ее выше, вклинился коленом меж ее ног, едва ощутимо царапнув тканью брюк чувствительное до боли местечко, и накрыл ладонью Кошкин живот. Тут же скользнул глубже, надавил пальцами, заставив девушку зашипеть и застонать громче.
— Хочешь? Скажи, чего ты хочешь, Кошечка моя, — зашептал Мирослав, цепляя ртом тонкую кожу на шее, а по телу помчался жар, выбивая еще один стон, — Моя же? Котенок мой... Да? Этого хочешь?
Мирослав ласкал ее, окуная пальцы в проступившую влагу. Девушка цеплялась за широкие плечи, наматывала ткань рубашки на кулаки, так и не сумев справиться ни с поясом, ни с замком. Да и кто носит чертов пояс? Бред!
— Просто скажи, Котенок, — увещевал соблазнитель, то быстрее, то медленнее выводя порочные узоры на теле девушки, — Дам, что захочешь. Просто скажи... Моя же? Кошка моя... Котенок... Моя?
Правдина совсем не понимала, что именно хочет услышать это невыносимо соблазнительный мужчина. Но готова была пообещать ему что угодно. Пусть забирает. Не жалко!
— Моя? — настойчивее вдруг рыкнул Мирослав, а Кошка поняла, что и сам парень дышит рвано, а в глазах дикая смесь порока, жажды, нежности.
— Твоя! — застонала она прямо в его рот, а сама потянулась навстречу интимной ласке ловких пальцев.
— Хорошая Кошечка... Котенок…, — шептал Тарновский, покрывая ее губы короткими жадными поцелуями, а потом вдруг и сам протяжно застонал.
Кошка ощутила, как твердая плоть замерла у входа. Потемневший взор гипнотизировал ее, лишал воли. А настойчивые губы отбирали дыхание.
Очень медленно Мир толкнулся в ее тело, заполняя собой. Было немного больно, но настолько прекрасно и удивительно, что Кошка готова была разрыдаться.
Томительно нежное скольжение оказалось настолько острым и ярким, что девушку затрясло. Все тело сковала обжигающая спираль, которая грозила лопнуть и смести Кошку с ног.
— Потерпи... Сейчас... Котенок мой... Моя Кошка! — шептал Мирослав, увеличивая темп.
А Котоми уже разорвало в клочья экстазом. Она прижалась лицом в мужскую шею, жадно вдыхая терпкий аромат парфюма. И растворилась в своих ощущениях. В этом мужчине, в том, как нежно и бережно он присваивал ее тело, как двигался, заполняя собой, как дрожал, изливаясь в нее.
В нее...? То есть... Он что... Прямо вот так...?
— Тарновский! — прошипела Котоми, но сил не было, чтобы отстраниться.
— Я мог бы сказать, что все это случайность, Котенок, — раздался на ухо сиплый сбивчивый голос Мира, а потом, точно фокусник, парень вынул из кармана пиджака ленту с квадратиками фольги, — Но нет. Шаг, полностью продуманный мною. И учти, мне не сложно обзвонить все клиники города, чтобы уж наверняка никто не посмел ковыряться в твоей...
— Заткнись! — вяло попросила Котоми.
— А как же поругаться? — хмыкнул Мирослав и удобнее перехватил Кошку.
Ноги тоже плохо держали. И Мир всерьез подумывал утащить девушку наверх, в тишину спальни, где имелась отличная постель.
— Я не в настроении, — вздохнула Кошка и, шевельнувшись, вдруг сжала его собой так, что Мир ощутил прилив сил там, где секунду назад было спокойно и вяло.
Черт, не иначе, а у девочки в роду определенно были гейши! Ну или как там зовутся мастерицы в плотских утехах?
Конечно же, Мир не стал уточнять. Не хватало еще обидеть девчонку. Ему нужно еще ее уговорить на переезд, ну а потом и до свадьбы рукой подать.
Главное, узнать у брата, как ему удалось подобный фокус провернуть с Жасмин. Но потом, сейчас у Мирослава в планах был второй раунд. Ну а потом нужно все же выйти к гостям. В конце концов, Мир сегодня шафер на свадьбе Марселя.
Эпилог
— Неважно выглядишь, — сообщил Марсель брату, занимая свободное место на лавке.
— Взаимно, — фыркнул Мирослав, немного сдвигаясь так, чтобы Марс устроил объемный пакет между ними.
Глубокая осень была в разгаре. Жухлые листья шуршали под ногами, а в воздухе пахло снегом. И небо — тяжелое, свинцовое — нависло над головами близнецов.
Но этот день, пожалуй, был самым удивительным в жизни братьев Тарновских.
Муторным, волнительным, жутко нервным, но самым классным. Пусть близнецы умудрились и наломать дров за эти сутки, но зато сейчас, когда ночь уже прошла, занимался рассвет, и вокруг — ни души, было чертовски спокойно.
И хорошо.
— Ну, давай, за моего крестника! — хмыкнул Марс.
Отвинтив крышку с бутылки, Марсель передал трофей брату. Мирослав кивнул в знак благодарности.
— Давай, за моего! — дополнил Мирослав небольшой тост брата.
Марс откупорил и вторую, точно такую же бутылку спиртного. Негромкий звон стекла смешался с приглушенным смехом. И братья сделали пару глотков янтарной жидкости.
— Удивили нас девчонки? — будто прочитав мысли Мирослава, заметил Марс. —
Мартышки вредные.
— А час назад кое-то рыдал на все отделение со словами: «Жасмин, девочка моя, обожаю тебя!», — ехидно подметил Мирослав, несильно толкнув брата в плечо.
— Ну я ж пример с тебя брал, — фыркнул Марс и тут же передразнил близнеца: — «Котенок, Кошечка, единственная моя».
Мирослав рассмеялся громче. Да, еще два часа назад Тарновские отжигали под окнами родильного отделения. На тот момент они уже увидели своих сыновей, родившихся в один день, разницей в два часа. А поскольку молодых папаш подкосило столь радостное известие, то медперсонал настоятельно попросил парней удалиться.
Мир и Марс не переживали за здоровье любимых. На страже стояла Агата. В конце концов, профессиональные связи имелись, да и отец предусмотрительно помог с выбором не только клиники, но и специалистов для Жасмин и Кошки.
И вот, на рассвете, сидя на лавочке в ближайшем от роддома сквере, братья Тарновские решили немного отметить появление на свет своих сыновей: Рафаэля Мирославовича и Кристофа Марселевича.
Тарновские, после нескольких глотков крепкого алкоголя, сошлись на мнении, что пацанам пока лучше пожить без отчеств. По крайней мере, пока не научатся разговаривать. А то попробуй, выговори набор звуков и букв, означавших имена и отчества малышей. Это ведь язык сломать можно!
Но и давать сыновьям простые имена Тарновские не собирались. Это ведь нужно род продолжать. А Раф и Крис — вполне себе достойные имена внукам Карла Тарновского.
К слову, женам Марса и Мира было разрешено выбрать имена вторым детям в семействе. Конечно же, при условии, что родятся девчонки.
Кошка пусть и фырчала на Мира, но согласилась. Да и Жасмин не сказать, что была слишком уж недовольна. В итоге, все семейство было счастливо.
— Дожились! Бухаем в общественном месте? — раздался строгий голос отца, абсолютно неожиданно, застигнув Мира и Марса врасплох.
— Бать, да мы уже сворачиваемся! — оправдался Мирослав.
— Подвинься, бестолочь! — фыркнул Карл и уместился между братьями, поставив пакет на землю. — Вот ужас же! Дожил до седых волос. Вон, уже и дедом стал, дважды. А сыновья даже стакан воды, то есть, вискаря, подать не желают!
Карл Тарновский наигранно сокрушался, пока Марс вынимал из пакета еще одну непочатую бутылку. Лихо, сняв крышку, передал ту отцу.
Карл хмыкнул, взглянув на этикетку. А потом бросил хитрый взгляд на Мирослава.
