я ерошу его шелковистые черные волосы. Это напоминает мой сон, такой знакомый, только никто из нас не торопится. Достаточно ощущать его вес, вкус его губ и знать, что он готов, устроившись между моих бедер. Я никогда не знала, что способна так долго кого-то целовать. Я даже не знала, что мне нравится целоваться. Может раньше мне все это не нравилось, потому что я делала это не с тем человеком. Мы бы целовались целую вечность, но тут кто-то постучал Киту в дверь. Он скатился с меня и помог встать мне. Мы оба стоим посреди гостиной, совершенно дезориентированные.
— Ты должен открыть, — нарушаю тишину я.
— Ладно, значит ты тоже это слышишь? Я не был уверен, вдруг это мое сердце.
Так слащаво, но мне понравилось. Я указала ему на дверь.
— Я эм… схожу в ванную.
— Зачем? — спрашивает он.
— Затем. Не знаю. Мне кажется, что меня тут быть не должно.
Кит почесывает затылок.
— Ладно. Мы можем поговорить об этом позже. Тебе не кажется, что от этого стука в двери останется вмятина?
Я смеюсь и толкаю его вперед.
— Иди уже! — восклицаю я.
В ванной я ополаскиваю лицо и поправляю волосы. Я как-то особо и не задумывалась кто мог прийти к Киту, пока не услышала голос. Грир. Я сразу же смотрю на окно, так мне хочется убраться отсюда. Я готова умереть, лишь бы не быть здесь сейчас. Но окна в ванной Кита запаяны. Я залезаю в ванну и закрываю уши руками. Это не мое дело, это не мое дело, это не мое дело.
Но это мое дело. По крайней мере до определенной степени.
— Почему ты не сказал мне, что вернешься? — спрашивает Грир. Да, я тоже хочу это знать. Я беру в руки брусок зеленого мыла и нюхаю его.
— Не знал, что должен отчитываться, — слышу ответ Кита. — Послушай, мы можем поговорить в другой раз?
Голос Грир начинает звучать резко. Я никогда не слышала, чтобы она с кем-то была столь резка.
— Я могу проваливать, да?
— Грир, все не так. Ты только что ворвалась сюда и оставила вмятину на моей двери своим кулаком.
— Ладно, — слышу ее ответ. — Я просто хотела сказать тебе, что пока тебя не было, Роберта умерла. Мне хотелось лично рассказать тебе об этом.
— Серьезно? Ты могла бы сообщить мне.
Не могу прекратить нюхать мыло. Просто держу его у носа, сижу в ванной. Я — чокнутая.
— Ну, я только что это сделала.
— Как это случилось? — спрашивает Кит.
— Ее сбила машина.
О Боже, надеюсь они говорят о собаке. Если бы у меня была моя винная пробка, этой фигня с мылом бы не произошла. Кит и Грир беседуют еще с минуту, и потом я слышу, как закрывается дверь. Кит зовет меня из гостиной. Когда я сразу же не выхожу, он стучит в дверь.
— Ты в порядке?
— Кто такая Роберта?
Он дергает ручку.
— Наша собака. Хочешь поговорить об этом?
— Что за собака?
— Пудель.
Я кладу мыло на место.
— У тебя был пудель по имени Роберта?
— Я клевый парень. — Я вылезаю из ванны Кита и открываю дверь.
— Чувствую себя странно из-за того, что нахожусь здесь. У тебя есть девушка, которая оказалась моей подругой. Я живу с твоей бывшей девушкой, и я слишком сильно вовлечена во всю эту ситуацию, чтобы целоваться с тобой.
— Мне жаль, что я поставил тебя в такое затруднительное положение, — отвечает Кит. — Но мне не жаль, что я целовал тебя. Или что ты целовала меня. Я ни о чем не сожалею.
— Ты сам так сказал. — Я пытаюсь прикусить губу, чтобы не улыбнуться.
— Я не сожалею. Мне нужно, чтобы ты знала об этом, — говорит он снова. — Я не…
Я прыгаю на него и прижимаю руку к его губам. Он смеется и целует внутреннюю сторону моей ладони.
— Мне нужно идти, — говорю ему. — Было приятно целовать тебя.
Он крепко меня обнимает, перед моим уходом, и целует в висок.
— Позволь мне найти тебя. Не убегай.
Домой я иду очень медленно.
Четыре пропущенных звонка и восемь сообщений от Деллы. Какого черта я творю?
Каждый вечер, прямо перед закрытием галереи, экран моего телефона загорается, оповещая о входящем сообщении. Уведомление гласит «Кит». Я начинаю волноваться, когда появляется его имя. Какое-то время я не читаю сообщение, стараясь отвлекаться на другие вещи, например, пустой степлер, картину, которую я вижу каждый день вот уже несколько месяцев. Я нахожу на ней новое пятнышко краски для исследования, или же делаю себе пометку, что нам нужно закупить больше мусорных пакетов. В течение этого времени в моей груди возникает боль, напоминающая сильную изжогу. Только это не изжога; это реакция на Кита. Когда список дел у меня, наконец, заканчивается, и я подхожу к телефону, я уже знаю, что увижу. Каждый вечер он присылает мне фотографии разных мест в Порт Таунсенд; как-то раз это была статуя Галатеи, морской богини, а на следующий день нечто похожее на старую ржавую шахту лифта цвета яйца малиновки. Кит может прислать фотографию Театра Роуз, а в другой раз грязный ресторан, где подают лучшую картофельную запеканку, которую я когда-либо ела. Это может быть фотография старой лодки или памятник велосипеду — своего рода хипстерский посыл «к черту» всем условностям — с главной улицы города. Красивое и в тоже время уродливое бельмо на глазу. Как раз вчера Кит отправил меня туда. Хоть эта скульптура и на виду, ему хотелось, чтобы я нашла ее. Он хотел, чтобы я обратила на нее внимание в этот конкретный день. Мне это нравится. Каждый вечер после того, как приходит фотография, я надеваю пальто, запираю двери галереи, и нахожу место, где меня ждет Кит. Для него это как охота за сокровищами. И все в таком духе. В этом весь Кит. Интересно, ценит ли Дэллаэту часть его натуры, или она остается незамеченной?
Как-то раз Кит присылает мне фотографию внутреннего дворика, стены которого выложены из бурого кирпича. Все они почти полностью обросли зеленым мхом, а землю укрыл толстый ковер из красных листьев. У меня уходит тридцать минут на то, чтобы найти это место,