объясняла все ребенку?
С другой стороны… Она и так столько лет все сама и сама! Я должен наконец-то выйти из сумрака и помочь ей!
- Матвей, давай поговорим как мужчина с мужчиной!
- Я не мужчина.
- Ты сказал, что ты не малыш? Если ты не малыш, значит ты уже взрослый. Получается – мужчина!
- Нет. Я еще не взрослый. Я средний.
- Хорошо. Средний. Но средние ближе к взрослому. И с ними можно обсуждать взрослые вещи, да?
Молчит. Вижу, что хочет ответить, кивнуть, но… по ходу я его все-таки немного запутал.
- Матвей, я не знал о том, что ты есть. Но это меня не оправдывает. Я должен был узнать. Тогда бы я сразу забрал вас к себе. Но так получилось, что я…
В этом было трудно признаться, но я напомнил себе, что стараюсь не лгать Ярославе. Дети чувствуют ложь. Как-то интуитивно, словно кожей, но чувствуют. Всегда безошибочно.
Вы можете обманывать их, рассказывая, как вы их любите. И может даже они будут делать вид, что верить вашим славам. А может быть и будут верить. Но внутри у них все равно будет закручиваться пружинка недоверия. Закручиваться в ожидании взрыва.
Так что им лучше только правду. Для психики полезно.
- Так получилось, что я поверил одному нехорошему человеку. Этот человек был моим лучшим другом.
- Так не бывает.
- Как?
- Нехорошие не могут быть друзьями.
Устами младенца!
Эх… парень! Если бы пять лет назад я был бы таким мудрым, как ты сейчас!
- Ты прав. Но я тогда не знал, что он нехороший. Он обвинял твою маму в том, что она… В общем, он сказал, что она любит его, а не меня. И уедет с ним.
- И ты поверил?
Прости, сынок, я и сам в себе разочарован, не добавляй…
- Он был моим лучшим другом. Я поверил. И… бросил твою маму. И не знал, что появился ты.
- А когда узнал?
Аллилуйя! Ликуйте Ангелы! Он произнес фразу и это уже хорошо!
- Когда увидел вас в парке. Когда ты назвал ее Витаминкой.
- И ты сразу понял, что я твой сын?
Опускаю голову. Именно что – сразу! Он ведь просто как на ксероксе сделанный! Моя личная лучшая копия.
- Сразу, сынок! Я сразу понял, что я твой родной папа.
- Ого! – так, а вот этот голосок мы не ожидали услышать! – значит Матвей мой брат?
Мою овощи, вытираю, выкладываю на доску. Действую машинально.
Еще мама мне говорила – самые страшные вещи можно пережить если заниматься обыденными вещами.
Просто мыть посуду.
Просто мыть пол.
Просто готовить обед.
Я так, по сути, пережила предательство Егора.
Каждый день беременная готовила тонны еды, причем сама почти не ела. Старалась выбрать что вкуснее и дешевле. Например – пироги с капустой, или с картошкой, или с яблоками. Уж чего-чего, а яблок, картошки и капусты в нашем городке было навалом, у всех огороды.
Мама – звезда нашего областного театра – разумеется, сама на огороде не успевала ничего посадить, хотя дача у нас была, но ей все дарили.
Вот так запросто после спектакля не цветы - хотя и цветы были, тоже дачные по большей части - а корзину яблок, например. Иногда просили потом корзину вернуть. Мама, конечно, возвращала. А я пекла пироги. Мука же тоже не слишком дорого стоила…
Когда родила – тут уж самый обыденных вещей стало выше крыши! Убрать квартиру, вымыть пол, по которому так полюбил ползать Матвейка, постирать пеленки и ползунки – на памперсах приходилось экономить. Два в день – на прогулку и на сон. Порой вечером в корзине для белья лежало по двадцать ползунков и колготок.
Зато ни о чем другом не думаешь. Просто стираешь. Одежду и руки почти до крови. Сама, в тазике. Потому что только так получается не думать.
- Тетя Витаминка, о чем ты думаешь?
Эх… все-таки думаю, да, конечно!
Думаю о том какой Егор остолоп! Ну, как можно было так проговориться?
- Думаю о том, как повкуснее вас накормить?
- Здорово! Я голодная! А можно я посмотрю, как там папа и Матвей?
- Милая, ты ведь обещала мне помочь? Сейчас закончим, а потом посмотрим! Твой папа сказал, что вы что-то вкусное еще принесли?
- Да, там пакет в коридоре. И цветы там остались… и машина.
- Разберемся.
Иду в коридор. Да, букет бы нужно поставить в вазу, но такой огромной у меня нет. Надо что-то придумать.
Машина для Матвейки, конечно, шикарная. Но в груди колет – неприятно думать о том, что Егор уже начал «покупать» сына. Несмотря на то, что получаю я сейчас вполне прилично, такую машину позволить себе не могу.
Беру пакет с продуктами, несу на кухню. Ярослава с умным видом стоит за столом и… режет огурцы? Умеет? Мне становится страшно.
Ну что я за кулёма такая! Оставила маленького ребенка на кухне, где на столе острый нож!
- Ярослава, давай лучше я порежу!
- Я умею! Мы вместе с Аминой часто готовим. Амина это наша… домоправительница. Ну… - она внезапно переходит на шепот, - как Фрекен Бок, только добрая! Не домомучительница!
Улыбаюсь – Ярослава очень забавная. Дальше мы вместе режем салат, я внимательно слежу, чтобы она не поранилась.
- Мы купили печенье, мое любимое, и конфеты, разные. Обычно мы шоколадные редко покупаем. Но папа сказал, что ты раньше очень любила шоколад.
Да, любила. Я и папу твоего раньше очень любила.
Спохватываюсь, потому что эти слова едва не произношу вслух.
Любила.
До дрожи, до жгучей боли.
А уж какое у меня было послевкусие от этой любви! Как после горького шоколада с перцем, вроде и сладость была, но во рту жжет…
Мешаю салат, думаю, что бы еще выставить на стол. У нас не так много продуктов, нам с Матвеем много и не надо. Пока «втыкаю» в холодильник, думая, не нарезать ли назло Егору колбаски, Ярослава выходит из кухни.
Ох, не стоило мне давать ей уйти!
Успеваю подумать об этом, пока несусь в комнату.
Ну да, поздно.
- Ого! Значит он мой брат? Матвей мой брат?
Егор поворачивается, приподнимается с коленок – он сидел у ног Матвея. Видит меня.
Я даже извиняться не буду!
Мой сын услышал прекрасную новость благодаря Егору, теперь, благодаря мне, его дочь
