словно жалкую таракашку.
О-о, как же мне хотелось ей втащить. Схватить за волосы и оттаскать как следует, чтобы она визжала, словно резаная порося, и умоляла о прощении. Я жаждала ее крови, но мне пришлось изо всех сил терпеть и быть милой, понимающей дурочкой.
И эта тупица все съела! Все!!!
А мне осталось только украсить торт вишенкой.
Звонок. Ответ. Шокированный, расстроенный голос на максимуме.
— Что, Лиана?
— Марк, твоя бешеная девица только что кинулась на меня! Она вцепилась мне в волосы и кричала, что сживет меня со свету. И тебя тоже! Она просто ненормальная, Марк! Она клялась, что отомстит всем нам! О, Боже, любимый, что же ты натворил…с кем связался…
Но гребаный любимый ничего мне не ответил. Вместо этого он просто скинул звонок. Но пока мне и этого было достаточно.
И вот вроде бы дело сделано. Сажина уволена. Хан поверил, что она слила информацию и более не ищет с ней встреч. Да только я результатом недовольна.
А потому я врубаю план Б. И тут без шансов.
Автомобиль тормозит у его дома. Я прохожу в парадную и, мило улыбаясь консьержу, представляюсь. Тот уточняет у хозяина дома, сможет ли он меня принять и получает положительный ответ.
Х-м, я так и знала…
Глава 26. О том, как сердце бьется…
Марк
Я плаваю в каком-то полубезумии, прокручивая видеоряд снова и снова. Эти жалкие три минуты туда-сюда-обратно я смогу воспроизвести по памяти, но я не останавливаюсь, а все продолжаю смотреть.
Снова и снова.
Глаза красные сохнут, головная боль полирует сознание наждачной бумагой, а сердце за ребрами уже не бьется. Только скулит тихо, да изредка истошно завывает, когда беспощадная действительность накрывает меня картинками приторно-сладкого прошлого и перспективами тускло-серого прогорклого будущего.
Мрак! Жуть!
Звонок домофона вырывает меня из вязкого плена моих мыслей. Отставляю в сторону ноутбук, встаю с дивана, как старый дед, кряхтя и постанывая, и нехотя плетусь в прихожую. Нажимаю кнопку и, хмурясь, смотрю в экран, рассматривая визитера.
— Марк Германович, доброго вам вечера, к вам желает подняться господин Шахов. Пустить?
— Он с пустыми руками? — кривлюсь я и прищуриваюсь, пока консьерж пытает визитера.
— Никак нет, Марк Германович, утверждает, что с собой у него односолодовый виски и, на всякий пожарный, бутылка водки.
— Ага, тогда пускайте.
И уже через пять минут в мою квартиру входит мой лучший друг. Смотрит на меня с недоверием, как-то даже шокировано, пока не выдает:
— Бля, ты черт! Ты в зеркало, когда последний раз смотрелся, Маркуша?
— Я тоже рад тебя видеть, — отмахиваюсь от него и топаю обратно в гостиную, где шлепаюсь на диван и набираю полные легкие воздуха, пытаясь надышаться, но у меня ничего не выходит.
Я неделю задыхаюсь.
— Тупо нажремся или поболтаем? — из зоны кухни спрашивает меня Шах, разливая виски по роксам.
— Что-то ты меня уже бесишь, чувак, — прикрыл я глаза, а через минуту почувствовал, что в руку мне вложили стакан с горячительным.
Замахнул, не глядя, и даже не скривился. Где-то за ребрами так свербело, что перебить эту ломку было абсолютно нечем. Сознание
— Я волновался за тебя. Зачем телефон отключил?
— Заебали все. Ты тоже, кстати, — огрызнулся и сунул стакан другу, безмолвно прося начислить мне еще.
— Смешно, — хмыкнул Шах, — а если честно?
— А если честно, то боюсь позвонить той, кому звонить вот вообще нельзя.
Без имен. Иначе мне пиздец! Это, конечно же, все равно неизбежно, но нужно хотя бы приготовиться перед прыжком в бездну.
— Девственнице своей? — и от его слов в грудь со всей силы прилетело ментальной кувалдой, ломая кости и размазывая внутренности в кровавую кашу. У-у, аж звезды из глаз!
— Угу, — изо всех сил сжимаю зубы, чтобы не выдать себя с головой.
— Колись, Хан. Я может чем помогу.
— Тут уже ничем не поможешь, дружище, — поднимаю веки и принимаю очередной стакан с выпивкой.
— Тогда тупо нажремся, — пожимает плечами Шахов, и мы некоторое время молча сидим и накидываемся, пока я медленно, но верно, начинаю закипать. Меня прямо бомбит. Раздавливает. Потому что я знаю, что в этом всем дерьме виноват я сам.
Не Лиана. Не Таня. Я.
— Да, блядь! — взрываюсь я и почти рычу, — Я еще в школе по ней сох, ясно?
— Окей, чувак, — поднимает руки вверх Данил, — я ж не против.
— У нас ничего и не было, а меня год после выпускного колошматило. Я тогда все списывал на…на разную хуйню, но только сейчас до меня окончательно дошло, что я тупо завис на человеке.
— Эстонец?
— Пошел на хуй, — психанул я и встал на ноги, отходя к окну.
Прикрыл глаза, снова вспомнил, как меня колбасило на выпускном. Как уходил в отрыв в институте, перепрыгивая с телки на телку, в желании забыться и вытравить Сажину из своих мозгов. Вот только не получалось. Засела, как заноза, как жало смертоносной пчелы.
От зуда чуть на стенку не лез. Вот, что она со мной сделала. И это тогда, когда между нами был всего лишь один поцелуй. А сейчас? А сейчас мне просто пиздец. Ни больше, ни меньше…
— Ладно, извини, Марк! Что там дальше?
Я еще с минуту молча постоял у окна, полируя невидящим взглядом садящееся за горизонт солнце, а потом все-таки заговорил, пытаясь выплеснуть свою безысходность.
— Я когда ее увидел у себя в отделе в первый раз, у меня аж руки затряслись. Я же думал, что забыл о ней, вытравил дихлофосом все мысли об этой девушке из головы, но нихрена. Я их просто на какое-то время законсервировал. Заглушил подделкой в виде Лианы. Но один взгляд и все — резьбу сорвало. Рычал на нее, пытался задавить авторитетом, откровенно выживал, а сам мечтал о Тане как полоумный обдолбанный наркоман о дозе. А потом дотронулся и все. Стоп-краны сорвало в момент.
— А с Лианой почему сразу не поговорил?
— Потому что, блядь!
— Не аргумент.
— Аргумент, Шах. Я наивно полагал, что Таня в моей жизни проездом. Я злой был на нее за наше прошлое, за то, что она мне все эти годы удаленно компостировала мозги и насиловала сознание. Думал, трахну ее и успокоюсь. Я, знаешь ли, даром ясновидения не обладаю. Знал бы, что все так повернется, думаешь, стал бы тянуть кота за яйца?
— Резонно.
— И еще! Если бы я сразу признался Тане, что у меня есть не брошенная бывшая, то потерял бы ее. Это факт. Если бы рассказал о Лиане после, то тоже
