- Сева, у него уже бой закончен возможно. Просто к нам итоги позже доходят. Я даже не посмотрела результаты. Может все в порядке уже? Пока по лесу бежала, не до этого было.
- Да не в бое дело!
- А в чем? Короче, - верчу телефон и не вижу ни одной антенны. – Давай отъедем чуть дальше, тут не ловит. Я посмотрю на итоги, вдруг уже готово, а потом решим, как быть.
- Очнись! Даже если и выиграл, ты думаешь его просто так по башке звезданули! – злой крик разрезает салон автомобиля. Он нагоняет скорость. Я со страхом смотрю на стрелку спидометра и вижу, как стрелка улетает. Да что ж за день такой у меня! – Ладно, нам надо успокоиться. Давай остановимся и попьем воды. Поговорим.
- Согласна! Только не гони так.
Он тормозит у обочины, перегибается за сиденье и вытаскивает две бутылки. Мельком взглянув на них, отдает одну мне. А у меня и правда в голове пересохло, отвинчиваю крышку, которая легко слетает и жадно пью. Выпиваю почти всю и в изнеможении откидываюсь на сиденье. Сева не отводит глаз от меня, словно наблюдает.
- Как? – хрипло спрашивает он.
- Лучше, - машинально отвечаю.
В смысле как? Что он имел ввиду? Мы сидим некоторое время молча, никак не начнем разговор, а потом меня начинает рубить. Просто отключать напрочь. И это не обычное впадение в сон, это словно выключатель работает. Сознание странно гасится, рассеивается и рвется. Единственное, что удается услышать перед тем, как окончательно улетаю, это:
- Отец, она у меня.
39
Туман.
Густой туман склеивает мое сознание. Мне плохо. Не могу открыть глаза. Не в силах. Тянет ко дну. Опускаюсь в сметанообразную почву. Или это глина. Я не понимаю. Она засасывает, закутывает меня словно влажное теплое покрывало. Не хочу под землю, там сыро, холодно и мертво.
Тело каменное и тяжеленное. Оно не слушается меня, Все импульсы посылаю на то, чтобы пошевелиться. Хоть чем-нибудь дернуть, хотя бы вздрогнуть. Не могу. Моя физическая оболочка далеко, понимаю, что отдельно от него сейчас существую. Господи, как страшно.
Где я?
Движусь словно по воздуху. Я умерла? Я лечу?
Я маленькая. Я хочу к папе.
- Злата-а, - раздается его голос. – Иди сюда, доча. Иди, моя любимая, - он раскидывает руки.
Неловко оборачиваюсь в густой траве. Какие красивые желтые цветочки, как солнышко. Протягиваю руку, хочу сорвать. Какие маленькие пальчики… Смотрю на себя… Платьице беленькое в кружавчиках. Сандалики с бантиками, а на ногах носочки с ленточками.
Я маленькая…
- Па, - звонко выкрикиваю не своим голосом.
Я хочу сказать еще, но не могу, слов не знаю. Только короткие слоги вырываются. Мне так много надо сказать, я в беде, папа, спаси меня!
- Испугалась? – смеется он. – Ну что ты, малышка. Это же ящерица. Смотри девочка моя, вот она, - ящерка сидит у него на руке. – Она тебя не обидит.
С опаской смотрю на чешуйчатую. Коричневая, страшная. Папочка держит ее пальцами, а она так зло сверкает глазами, что мне не по себе.
- Нет, - упрямо мотаю головой на приближение рептилии.
- Родная, ну не бойся. Ты же знаешь, что спасу всегда. Не хочешь гладить? Тогда выпустим?
Я поспешно киваю, машу руками, призывая выпустить ее скорее. Пусть уходит, исчезает быстрее. Я не могу сказать, что она опасна. Папа просто не знает еще об этом. Он беззаботно и весело улыбается, а у меня все сжимается внутри. Она опасная и злая, как он не поймет.
- Брось! – невесть как появившееся в мозгах слово вырывается наружу. – Брось! Брось!
- Все, малыш, я отпускаю, не волнуйся. Все хорошо, зайка, - папа отходит в сторону, и ящерица растворяется в зелени растений. Ушла, убежала, теперь нечего бояться. – Иди ко мне, дочуня, иди, мое Золотко, давай к папе, - присаживается и раскидывает руки. Он сильный, смелый, храбрый и самый родной. Улыбается и ждет меня. Бегу к нему, но сандалики запутываются в высокой траве, и я не могу мчать стрелой, кажется, что бегу медленно и неповоротливо. Я стараюсь, выдергиваю ноги из пут, поднимаю коленки выше. – Вот так, солнышко. Давай-давай!
Тяну к нему руки. Еще немного, еще чуть и схвачусь за надежные, могучие руки, которые поднимут и прижмут к себе сильно-сильно, закрывая от всех невзгод.
- Папа, - кричу из всех сил. А он все дальше и дальше. – Папочка!
Я спотыкаюсь о кочку и падаю. От горькой обиды текут ручьями слезы из глаз. Мне горько и плохо. Ну что же это такое?! Почему все так? Утираю лицо, смотрю на мокрую испачканную руку. Пальцы в грязи и лицо тоже. Реву отчаянно и громко. Пытаюсь упрямо подняться и дойти до папули, но мне не удается.
- Папа! – почти визжу.
И в этот особо пульсирующий момент прямо перед лицом появляется эта самая жуткая ящерка. Она становится в странную позу, которую принимают злобные собаки перед смертоносным прыжком, присев на задние лапы и яростно оскалив клыки. Ужас сковывает меня и парализует. Не могу шевелиться, просто застываю камнем и все. Загипнотизировано смотрю на чешуйчатую и стекленею дальше.
Именно сейчас я четко осознаю, что я одна. Папы нет. Он пропал. И эта рептилия имеет прямое отношение к его исчезновению. Этот факт будит такую яркую страшную ярость, что набираю полные легкие воздуха и ору, что есть сил. С этим криком мое тело стремительно взрослеет и переносится в этот мир.
- Да заткнись ты! – грубый окрик рвет мое сознание.
Неимоверным усилием воли, разрываю пространство и выхватываю какие-то странные куски. Глаза открыть не могу, слишком тяжело, это нереально почти. А вот звуки воспринимаю, хоть и сложно.
Я кажется в машине. Неловко лежу на сидушке. Ноги руки заплелись в странные неудобные кренделя. Затекло все и болит. Где я? Сиденье большое, значит машина крупная, габаритная. Пытаюсь ерзать, но каждое движение с трудом удается. На жалкие миллиметры сдвигаюсь, а сил уходит немерено.
Как я здесь оказалась? И кто это за рулем…
- Дебилка, кто тебе права купил? Дура, блядь! Что ты сказала? – машина виляет и резко оттормаживается. Слышу визгливый голос. – Да пошла ты, тварь! Кто клоун? Я Всеволод, запомни это имя, овца! Молись, что спешу, а то б в ногах валялась, сука.
Всеволод! Сева…
На мои ватные мозги с извращенским усилием обрушивается реальность, которая рвет просто в клочья. Мой бывший друг, который опоил меня какой-то гадостью. Зачем?
Ваня… Он обещал ему помочь… Обманул. Что с Ваней? Что с ним? Ему что-то грозит.
Из всех сил пытаюсь порвать густую паутину забытья. Только мой бывший друг-паук Севка сплел ее крепко и липко. Дергаюсь, но все, что удается мне, так это свалиться с сиденья на пол. Валюсь, словно мешок. Мне не больно, всего лишь неудобно. В бок впивается разделитель, но мне все равно.
- Да, твою мать! – рявкает зло парень и бьет по тормозам.
Слышу хлопок двери и через минуту ветерок лижет мои ноги. Пяткам прохладно. Я без обуви. Стоп касаются цепкие руки и дергают. Еду юзом по полу, бьюсь головой о выступы. Наверное, больновато. Волосы цепляются и застревают. М-м-м…
Севка обхватывает меня и забрасывает выше. Пыхтит и тащит назад на сидушку. Я по- прежнему безвольная тряпка, лишь язык немного отмирает, и я умудряюсь выговорить.
- Что… ты-ы-ы… дела..шь? За-ч-чем…
- Молчи! Заткнись, сказал, - орет он на меня. Боже, неужели люди не видят? Почему меня никто не спасает? Ну хоть кто-то… - Рот открой. Блядь, рот свой разинь, - зажимает мне щеки и жидкость вновь льется. Как ребенок отплевываюсь, не хочу ее глотать. Я опять усну. – Сука, сейчас нос зажму. Пей!
Я не в силах. Он льет и льет. Не понимаю, как не захлебываюсь. Я не знаю!
Мокрая, затуманенная и бессильная. Наверное, это снотворное. Опять сознание расплывается и улетает. Я проваливаюсь в бессознательное облако. Уже даже не летаю в нем, а просто плаваю, как в гелеобразном потоке. Я нигде.
40
Глава от Ника.
Как там моя детка?
Мечусь по кабинету словно тигр в клетке. Сейчас уже мне кажется, что это была очень хреновая затея оставить ее у Ганса в деревне. Надо было за границу увезти, у нас все же дом в Испании. Жила бы там спокойно под присмотром, и мы с Леной не дергались, как наживка на крючке.
