у меня было побольше запасов. Сделаем несколько уколов и она вообще дурочкой станет. Память отшибёт знатно и она даже поверещать ему на нас не сможет. Спишем на то, что она сперва выпросила аборт, испугавшись, что будет ясно, что это не от мужа, а потом её накрыло от осознания, что она сделала.
Чувствую, как моё сердце замерло. Если я ничего не сделаю — это конец.
Они уничтожат моего ребёнка и меня. Разорвут на тысячу мелких кусочков.
Они отправят меня в ад…
— Ты у меня такая умная, солнце! — хвалит мужчина свою жену.
И это эхом отзывается в моей голове.
— Я знаю… начинай подготовку, Стёп. — как и эти слова Елены.
Только одно я слышу так, словно Комарова говорит мне чётко в ухо. Чеканит ледяным голосом.
— Первое по плану — аборт.
— Позвоню Анжеле, пока ты тут возишься…
Слышу, как Елена цокает каблуками всё дальше, уходя за пределы слышимости, а затем уже громкие шаги Степана разносятся по комнате, совсем рядом со мной, он чем-то странным звенит, словно металлической миской, потом слышу, как он копошится в чём-то ещё, складывает в эту миску.
Делаю усилие и открываю глаза. В них тут же бьёт ярким, жёлтым светом лампочки прямо надо мной, до этого мне казалось, что она немного позади головы.
Снова жмурюсь и только после этого ещё раз открываю глаза. Осматриваюсь поплывшим взглядом.
Господи, это какой-то ужас…
Грязная, обшарпанная кухня коричневых тонов, ободранные серые обои на стенах, замызганная светлая плитка на полу, и я на металлическом столе, словно в каком-то фильме ужасов. В воздухе летает куча пыли. Пахнет чем-то неприятным.
И Степан стоит ко мне спиной, он слишком увлечён чем-то, чтобы заметить, что я очнулась.
Лицо всё ещё горит от боли, дышать тяжело, нос и горло просто невыносимо дерёт. Тошнит неимоверно.
Пытаюсь сглотнуть слюну, но не выходит.
Зато слеза скатывается с уголка глаз.
Я хочу домой! К Марату и маме! В безопасность…
От укола ногу сводит мелкими судорогами до сих пор, но я нахожу силы пошевелиться. Аккуратно, тихо пытаюсь подняться, крепко сжимая челюсть от боли.
Мне нельзя здесь оставаться! Я должна как-то сбежать! Не знаю, как… но должна!
Иначе она убьёт моего малыша и сделает меня сумасшедшей.
Едва свешиваю ноги и поднимаюсь на локтях, руки дрожат даже от собственного веса, сердце бешено бьётся о рёбра, я кое-как сдерживаю громкое, надрывное дыхание.
— Чёрт! — вздрагиваю от крика Степана, но затем он тихо бормочет сам себе, явно меня не заметив: — Порезался…
Я уверена, на моей голове прибавилось седых волос. Но думать об этом дольше секунды времени нет…
Осматриваюсь ещё раз, лучше. Ищу хоть что-нибудь, что может помочь спастись.
Пыльная, старая и потрескавшаяся посуда в раковине. Не подходит.
Отвалившаяся дверца от навесной тумбы. Слишком далеко.
Металлическое ведро прямо возле стола, явно нужное для того, чтобы… не хочу об этом думать.
Но оно подходит. Уже хочу его взять, но вспоминаю и перевожу взгляд на Степана.
И в эту же секунду он делает шаг к раковине, видимо желая проверить, течёт ли вода, или уже ей воспользоваться, чтобы смыть кровь с пальца.
Мы встречаемся взглядами. У обоих он испуганный. Но у Степана лишь на секунду.
И затем он тут же дёргается ко мне, а я к ведру.
Я успеваю его схватить! И со всей силы бью им мужчине по голове до того, как он меня схватил! А затем ещё и ещё.
Но всё же оно недостаточно крепкое, чтобы он потерял сознание, на третий раз он вообще отбивает его рукой.
Он дезориентирован, но лишь ненадолго, едва я успеваю вскочить на ноги и попытаться бежать, как он наваливается на меня с животным рыком!
— Стой, дрянь! Куда собралась?! — он хватает меня за волосы и мои ноги моментально слабнут, я лечу на пол, бьюсь коленками и ладошками об твёрдную плитку, едва не упав на живот.
Так больно! Слёзы брызжут из глаз. Степан снова дёргает за волосы, пытается меня так поднять, чтобы закинуть обратно на стол.
Я пытаюсь отбиться руками, но ему плевать.
— Умоляю, отпустите! — на автомате вырывается из губ, хотя умом понимаю…
Пощады не будет.
— Какая же ты наглая! Нет просто лежать, невредимой была бы почти, а так! — рычит ещё громче и сжав кулак, вижу, как хочет снова меня ударить.
Прямо как в тот раз, когда было невыносимо больно. Моментально снова чувствую вкус крови на губах и то, как внутри холодеет все.
Меня никогда так не били. Никогда…
— Нет! — от собственного крика звенит в ушах и я не замечаю, как дёргаю той самой ногой, которая до сих пор болит от укола.
Меня как током от боли прошибает от такого резкого рывка ей, но голой ступней со всей силы я бью Степану в пах, так, что он складывается почти напополам и воет невыносимо.
Я задыхаюсь, грудь словно обручем сдавливает. И лёгкие и сердце, что бьётся в агонии. Слёзы текут по щекам, нос горит от боли вместе с губами.
Ноги дрожат, я едва могу вскочить на них. И сразу же бегу к выходу из кухни, пока Степан не может меня схватить.
Вот только…
Прямо в проходе я налетаю на Елену.
— Ах ты дрянь, очнулась! — рявкает так громко, а затем хлещет ладонью по лицу так, что слабые ноги снова подкашиваются и я падаю в угол возле прохода из одной комнаты в другую.
Глаза застилают слёзы.
Это конец…
Она налетает на меня, подобно своему мужу, хватает за горло и сдавливает так, что я начинаю задыхаться.
— Не… надо… — умоляю едва слышно.
Но ей плевать.
Это действительно конец?…
Вот так всё и закончится?…
Я даже не увижу своего ребёнка?
— Марат… спаси… — снова умоляю, когда сознание уже практически полностью угасает.
Последнее, что я слышу, это безумный рёв.
Такой отчаянный… и знакомый.
Но я не успеваю осознать, чей он…
Проваливаюсь в темноту.
— Ангелочек…
Сквозь вату едва слышу одно слово. Но такое особенное…
— Пожалуйста, проснись… всё уже хорошо.
И голос такой знакомый… и тоже особенный.
Любимый, несмотря ни на что. Голос Марата.
Да… его… голос Марата…
Марата?!
Я резко распахиваю глаза и вдохнув, тут же начинаю громко кашлять. Мои лёгкие горят, просто безумно. А шея болит, словно её до сих пор сдавливают сильные пальцы Елены…
Глаза за секунду наполняются слезами, но
