овощи, но не все, — прихожу ей на подмогу. — Морковку она, например, готова грызть в любом количестве, но здесь ее попросту нет.
— Нет морковки? — таращит глаза Горский, будто я ляпнула, что земля плоская.
— Такой как надо нет. Сырой. А вот острая, маринованная и даже запеченная — хоть отбавляй. Я пыталась заказать в кафе, но то ли они меня не поняли, то ли не хотели заморачиваться… В общем, придется Малинке еще пару дней потерпеть, да?
Треплю ее по голове и обещаю купить сразу ящик любимого овоща, как только приедем домой.
— Минуточку, — прищуривается Максим и выходит из-за стола.
— Мам, он пошел искать морковку? — с подозрением спрашивает Алина.
Я лишь задумчиво хмыкаю и успокаиваю дочь:
— Не переживай, вскопает пару цветочных клумб и вернется твой папаша.
От последнего слова Алина вздрагивает и одаряет меня таким взглядом, что мне тут же становится не по себе.
Слишком рано я позволила себе шутить на эту тему. Это я уже несколько недель в курсе, что Максим ее отец, а вот для них обоих это до сих пор шок. Тем более для Малинки. Она, кажется, совсем не понимает что ей делать с новой информацией. Дочь бы и рада вернуться к формату “Максим мой классный друг и я люблю проводить с ним время”, да это невозможно. А до пункта “он мой классный папа” мы еще, к сожалению, не дошли.
Впрочем, судя по упертости Горского, уверена, и эта крепость скоро падет. Возможно, не так быстро, как ее мама семь лет назад, но вряд ли дочь устоит перед его обаянием.
Тем более, за эти дни у них успела сформироваться довольно крепкая связь. Надо только дать ей время смириться с шоком и… да здравствует родительство по расписанию.
Я стараюсь не зацикливаться на этой мысли, но так уж получилось, что за эти шесть лет я привыкла к тому, что Алина только моя. Не надо ее ни с кем делить, согласовывать график и советоваться по поводу школы, каникул и тех же секций. Естественно, нет никакой гарантии, что все эти аспекты заинтересуют Горского, но то что нашему привычному распорядку придется измениться, это факт.
— Прошу, — вернувшись буквально через три минуты, Максим торжественно протягивает дочери намытую до блеска морковку.
— Ты дрался за нее с кроликами? — играя бровями, интересуюсь.
— Не переживай, — подмигивает он Малинке, — ни один заяц при этом не пострадал. А вот повар, кажется, еще не скоро оправится от шока. Судя по всему, свежие морковки у них тут не особо в ходу.
Алина с воодушевлением вгрызается в нее зубами и проводя языком по давно шатающемуся переднему зубу, интересуется:
— А если у меня здесь выпадет зуб, фея мне под подушку положит рубли или эти… как их, диафрагмы?
— Дирхамы, — закашлявшись поправляет Максим, а я делаю себе мысленную пометку рассказать ему про “бодуинов”. Да и вообще — столько всего ему еще предстоит узнать о дочери!
Внезапно ловлю себя на мысли, что странным образом больше не испытываю жгучую ревность. Да, мне придется делить Алину с ее отцом, но в то же время в ее жизни появится плюс один человек, который будет ее хвалить, гордиться ею и самое главное…любить! А значит я просто не имею права сокрушаться из-за того, что Горский узнал правду. Все к лучшему.
То, что у нас с ним не сложились отношения, совсем не значит, что так будет и у них с Алиной. Нет, судя по той безумной химии, что царила между ними еще пару дней назад, эти двое доставят мне немало седых волос.
Почему-то в голове сразу возникает яркая картинка того, как на следующий день рождения он дарит ей прыжок с парашютом, а чуть позже и прыжок с моста на веревке…
Ох, пожалуй, стоит заранее обсудить с ним правила элементарной безопасности и наложить вето на особо опасные развлечения. Пока у меня есть хоть какое-то влияние на них. Потому что что-то мне подсказывает, что стоит первому шоку пройти, они снова будут проверять на прочность мою нервную систему.
Но в данный момент, глядя на то, с каким трепетом Максим следит за поглощением морковки, я понимаю, что поездку нашу придется все-таки сократить. Исключительно из-за утренника, естественно.
— Тебе не обязательно подниматься, — в очередной раз напоминаю Максиму, когда он достает наши чемоданы из багажника такси. — Они не такие уж и тяжелые.
— Там одних магнитов килограмм на пять, — улыбается он. — Я
уже молчу про финики.
— Ну, с финиками, допустим, твоя дочь помогла справиться, — бормочу себе под нос, стараясь не думать сколько сладкого она съела за последние несколько дней. И я бы рада спихнуть это на стресс, но правда в том, что фирменное арабское лакомство она начала поглощать еще до того, как вскрылась правда о ее отце.
Параллельно отмечаю, что Горский уже не вздрагивает не слове дочь. Неужели привык? Может, помогло, что в самолете они вместе играли в настолки пока я работала?
Сначала я включила Алине мультик, но стоило мне достать рабочий планшет, на меня тут же посыпалась куча вопросов и требований попить, поесть, почитать и дальше по излюбленному детскому списку.
Поэтому, когда Максим предложил поменяться местами и развлечь нашу дочь, я согласилась без зазрения совести. Ну ладно, перед этим я, конечно, удостоверилась, что она не против, а вот после этого уже окончательно отключила совесть и с головой ушла в работу.
По логике вещей, я и сейчас должна передать бразды правления Горскому и спокойно смотреть на то, как он затаскивает наши чемоданы в подъезд. Но вместо этого украдкой озираюсь по сторонам и молюсь, чтобы в лифте мы оказались одни. Я, конечно, в курсе, что половина наших жильцов являются супругами и родителями работников “Планера” и нового босса в глаза не видели, но всегда остается шанс, что коллеги успели похвастаться фотографиями красавца Горского или и того хуже — повесить его портрет в гостиной в лучших социалистических традициях.
Понимаю, что рано или поздно все и так узнают о том, что Максим отец Алины, но поднимать эту тему на лестничной клетке не входит в мои планы. Хотя даже не знаю, что лучше… с порога заявить всем, что новый босс это мой старый, так сказать, знакомый или то, что они подумают, будто я, вертихвостка эдакая, соблазнила его в командировке.
В общем, к тому моменту как мы выходим из лифта на нашем этаже, из моего
