и я киваю ей. Она бросает на мистера Петерсона последний взгляд, полный отвращения, прежде чем уйти.
Когда она закрывает за собой дверь, мистер Петерсон садится на один из стульев напротив моего стола.
— Как поживаете, моя дорогая?
Я усмехаюсь. Сегодня я не в настроении для его глупых игр, и, судя по тому, как он здесь находится, он наверняка знает, что я уже знаю его истинную личность.
— Переходите сразу к делу, мистер Петерсон. Уверена, вы здесь не для того, чтобы спрашивать, как хорошо я спала прошлой ночью и завтракала ли я.
Он смеется как сумасшедший, стучит ногами по полу и шлепает по моему столу.
— Вот почему ты мне нравишься, Елена. Ты такая свирепая. Такая интересная.
Меньше всего мне хочется развлекать этого старого козла. Мой взгляд метнулся к серебряной шариковой ручке в настольном органайзере. Пальцы так и чешутся, чтобы достать ее и выколоть ему глаза.
Я сжимаю руки в кулаки и напоминаю себе, что не позволю ему добраться до меня.
— Это мой кабинет, мистер Петерсон. Это не цирк, и здесь нет клоунских костюмов, пожалуйста, уходите, если вам не о чем поговорить.
— О, поверьте мне. Мне есть о чем поговорить. — Он наклоняется, и его лицо превращается в ту раздражающую ухмылку, которая всегда у него есть. — Кое-что, что может показаться вам очень интересным.
Какой бы трюк ни затеял мистер Петерсон, я знаю, что это не будет ничего смешного. Ничего хорошего от этого человека ждать не приходится.
— Ну и? — Мой голос не дрожит, когда я спрашиваю. Вместо этого он резонирует с силой, о которой я даже не подозревала.
Он достает из одного из карманов свой телефон, прокручивает его на мгновение и протягивает мне.
— Посмотри сама.
Я неохотно беру у него телефон. Мое сердце бьется в ушах, как барабан, и я боюсь того, что найду. Мои руки не перестают дрожать, когда я наконец подчиняюсь и беру у него телефон.
В комнате не хватает кислорода для дыхания, когда я вижу фотографию его людей, держащих Лукаса на телефоне, который я только что взяла.
— Почему… почему… — Я заикаюсь. Я не могу говорить из-за охватившего меня страха, затягивающего меня под приливную волну ужаса.
Лукас у него.
У него мой сын.
Мои глаза расширены и мокры от слез, которые я сдерживаю.
— Не смейте обижать моего сына! — Я стараюсь быть сильной, но мой голос ломается.
Петерсон забирает у меня свой телефон.
— Прости, красавица. Ты просишь слишком многого. — Он делает вид, что размышляет. — Но мы можем договориться о чем-нибудь другом.
— Чего ты хочешь? Я отдам все, что угодно, лишь бы ты отпустил моего сына. Даже свою жизнь.
Он окидывает меня взглядом, его глаза на минуту задерживаются на моей груди.
— Заманчивое предложение. Я бы предпочел получить кусочек того, чем мои племянники наслаждаются каждую ночь, но секс может подождать.
Желчь поднимается у меня в горле, кислота настолько мерзкая, что я могу поклясться, что она прожигает дыры в моем теле.
Отвратительная свинья!
— Мне нужен Доминик, но этот сукин сын не придет просто так, чтобы его убили… если, конечно, я не дам ему для этого повода.
— Что? — Слезы исчезают, и меня охватывает гнев. Он течет по моим венам, разлагая меня до мозга костей. За всю свою жизнь я никогда не хотела убить человека так сильно, как сейчас. — Ты втягиваешь моего сына во все это только для того, чтобы добраться до Доминика? Лукасу семь лет. Он всего лишь ребенок, ты, гребаный идиот!
Он пожимает плечами.
— У меня никогда не было детей, трудно проявлять к ним сочувствие. К тому же, я ненавижу этих маленьких плаксивых засранцев.
Мой мозг дает сбой, и я теряю контроль над своим ртом.
— Ты жалок.
— Лучше быть жалким, чем мертвым, сучка.
Я взрываюсь.
— Доминик не позволит тебе уйти от ответа.
— Не позволит, потому что он не выйдет из этого живым. — Он ухмыляется. — Вот мое предложение: пойдем со мной, и я отпущу твое маленькое дерьмо. Я бы не хотел, чтобы это твое отродье было рядом со мной.
Я прыгну в огонь ради Лукаса. Черт возьми, я умру за своего сына, но я не доверяю Петерсону.
— Откуда мне знать, что ты действительно отпустишь моего сына?
Он закатывает глаза и стонет.
— Ты не так умна, как я думал. Я ненавижу детей и предпочел бы, чтобы их не было рядом со мной. Если ты будешь тратить мое время, я убью маленького ублюдка и все равно заберу тебя с собой.
Вот и все!
Я не думаю. Я просто взлетаю на ноги и сдаюсь. Я использую любой шанс, чтобы спасти своего сына, каким бы ничтожным он ни был.
— Куда мы идем?
Он зыркает на меня, явно раздраженный моим вопросом.
— Отныне я задаю вопросы и даю указания. Ты, блядь, понимаешь?
Я сглатываю.
— Да.
— Снаружи меня ждут по меньшей мере тридцать человек. Если ты сделаешь хоть одно неверное движение или попытаешься поднять тревогу, я убью тебя и убью твоего маленького говнюка…
— В этом нет необходимости, Федерико. Я сделаю так, как ты скажешь.
Его брови взметнулись вверх по лысой линии волос. Наверное, никто не называл его так давно, что я думаю, он близок к сердечному приступу, когда сидит. Не знаю, откуда у меня берется смелость подражать его уродливой ухмылке, но я это делаю.
— В чем проблема? У тебя аллергия на звук твоего настоящего имени?
Он встает и наклоняется, так что возвышается надо мной.
— Единственный человек, у которого будет аллергия, это ты, когда я всажу пулю в твой гребаный рот. — Он жестом просит меня подвинуться. — Помни о моем предупреждении.
Мойра вышагивает по фойе, когда мы выходим из моего кабинета. Я не хочу вызывать подозрений, поэтому улыбаюсь ей.
— Я скоро вернусь. — Она слишком темпераментна, и я боюсь, что она сделает что-то необдуманное, если узнает, что происходит на самом деле.
Она вздохнула.
— С тобой все будет в порядке, правда?
Я киваю.
— Увидимся, Мойра. — Надеюсь, она поймет намек и позвонит Доминику как можно скорее. Когда мистер Петерсон свяжется с ним, он поставит ему ультиматум. Я хочу, чтобы Мойра сказала ему об этом первой, чтобы у него было время успокоиться и принять правильное решение.
Он должен выбрать себя и Лукаса, когда придет время.
Тишина в лифте, спускающем нас на первый этаж, окутывает меня, как туман. Она холодная и предчувствующая.
Когда мои каблуки стучат по мраморному полу в коридоре внизу, я
