— Я так рад, что ты дома. — Я говорю вслух, потому что не хочу убирать от неё руки.
— И я, — отвечает она. Одинокая слезинка бежит вниз по её щеке. Я стираю её подушечкой большого пальца.
— Ты вернулась? — спрашиваю я.
Она кивает, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою ладонь.
— Надолго?
— Навсегда. — Она улыбается. Боже, этой улыбкой она может свести меня с ума.
— Обещаешь? — В моей груди бешено стучит сердце.
Эмили кивает и рисует крест на груди.
— Клянусь.
— А твой отец?
Она качает головой.
— Сейчас я не хочу говорить о своём отце.
— Я не переживу этого снова, если ты опять уйдёшь. — Я проглатываю ком в горле.
— Ты сможешь уйти со мной домой? — спрашивает Эмили.
Если прямо сейчас я отведу её домой, то мы не сможем поговорить, потому что я накинусь на неё.
— Давай съедим по пирогу, — говорю я.
Её лицо мрачнеет.
— Ты злишься на меня.
— Девочка, я люблю тебя до безумия! Как я могу на тебя злиться? — Я вбираю взглядом её лицо, от изгиба губ до почти чёрных в ночи глаз.
Она сжимает мои руки.
— С Мэтом всё хорошо?
Я киваю.
— Благодаря тебе — да.
Она выдыхает, словно где-то внутри неё из воздушного шарика выпускают воздух.
— Что будем делать? — спрашивает Эмили.
— Съедим по пирогу, — говорим мы одновременно. Я беру её за руку и веду в ресторанчик, где мы впервые вместе пообедали. Пирог — это безопасно. Пирог — это хорошо. Пирог позволит мне купить достаточно времени для того, чтобы убедиться, что она по-прежнему любит меня так же сильно, как я её.
Эмили
— Наверное, мне не стоит спрашивать, ела ли ты сегодня, — шутит Логан. Когда мы только познакомились, он постоянно чувствовал необходимость накормить меня. Еда была редким событием, но я всегда справлялась.
— Я слишком нервничала, чтобы поесть, — признаюсь я, положив руку на живот, который внезапно заурчал. Хорошо, что он не может услышать.
— Почему нервничала? — спрашивает Логан, садясь на диванчик в отдельной кабинке. Иногда он забывает, что не показывает жестами, и пользуется минимальным набором слов. Но мне всё равно.
Я открываю рот, чтобы сказать ему, это из-за того, что я боялась, что он ненавидит меня, но к столику подходит Энни, официантка, и спрашивает:
— Вам принести меню?
Логан качает головой и указывает на меня. Он будет то же самое, что и я.
— Два куска яблочного пирога и два рутбира, — говорю я.
Она кивает и щёлкает жвачкой.
— Ты выглядишь жутко знакомой, — говорит она, прищурившись.
Логан берёт салфетку и вытаскивает из кармана маркер. У него всегда найдётся что-нибудь, чем можно писать. Он очень медленно выводит слова «моя девушка». Скорость, с которой он пишет, и пространство между буквами позволяют мне прочитать их. Потом он показывает на меня.
Брови Энни взлетают вверх. Она скептически кривит губы, но потом пожимает плечами и уходит.
— Почему ты не говорил с ней? — спрашиваю я. — У тебя же есть голос.
— Я не говорю со всеми подряд.
— Ммм-хмм, — мычу я. — Порой я думаю, что тебе нравится твой молчаливый мир.
— Он мне по душе до тех пор, пока ты тоже там. — Логан берёт мою руку в свою и проводит своим большим пальцем по моей коже. Перевернув мою руку, он внимательно разглядывает татуировку. Потом поднимает глаза на меня.
— Ты уже знала, что уйдёшь от меня, когда сделала её.
Я понимала, что этих вопросов не избежать. И на них следует ответить.
— Да, я уже позвонила папе и сказала, что вернусь домой, если он позаботится о Мэте.
Он проводит пальцем от моего запястья до локтя, и волоски на моей руке становятся дыбом, когда Логан следует по очертаниям букв своего имени. Это не изысканная татуировочка. Она занимает почти всё место на внутренней стороне моего предплечья.
— Ты позвонила своему отцу из больницы, в тот день, когда сказали, что Мэту не на что надеяться.
Я киваю.
— Они сказали, что у него мог бы быть шанс при наличии необходимой суммы. А у меня был доступ к такой сумме.
Он морщит лоб.
— Почему ты мне ничего не сказала? Оставила меня, чтобы я проснулся в одиночестве и увидел, что тебя нет.
— А ты бы позволил мне уйти?
Он проводит рукой по лицу, как будто бы устал.
— Я не знаю.
— Я не хотела спорить с тобой на эту тему. Нужно было выбирать: либо жизнь Мэта, либо моя свобода. — Я пожимаю плечами. — Я и выбрала жизнь Мэта.
Голубые глаза Логана пронзают меня насквозь, он наклоняется вперёд и обхватывает ладонью мою шею. Придвигает меня ближе. Его дыхание нежно касается моих губ, и мы сливаемся в поцелуе. Не знаю, чего я ждала, но точно не этого. Логан проводит языком вдоль моих губ, и я приподнимаюсь, чтобы ещё ближе прижаться к нему, встаю на колени, чтобы перегнуться через стол. Его язык бархатистый и шершавый. Когда он отстраняется, я задыхаюсь.
— Не покидай меня снова, — говорит он.
— Не покину.
Логан сжимает меня за шею, очень быстро целует и садится на место. Мне хочется пересесть рядом с ним, чтобы я могла касаться его, но тогда ему трудно будет видеть мои губы. Я похлопываю его по руке, чтобы он посмотрел на меня.
— Я хочу показать тебе кое-что.
Он поднимает брови и игриво двигает ими.
— Лучше бы тебе быть готовой к тому, чтобы показать мне всё.
Я чуть не поперхнулась. Это я покажу ему позже.
— Спроси меня о чём-нибудь на языке жестов.
Когда я ушла от него, то знала лишь азы. Я даже могла кое-что понимать, но не всё. И пока мы были в разлуке, я ходила на курсы. Теперь я могу свободно общаться на языке жестов.
Логан, прищурившись, смотрит на меня и начинает показывать жестами:
Занятия в университете начались с понедельника.
Мои занятия в Джульярде начинаются со следующего понедельника.
Он широко улыбается.
Неплохо . Практиковалась?
Ходила на курсы.
У него отвисает челюсть.
Ради меня ?
Нет , дура чок . Ради себя.
Он снова ухмыляется. В его семье «дурачок» — это выражение привязанности. Там пользуются и другими словами, в которых нет и намёка на нежность, но все они до безумия любят друг друга.
Мои братья захотят увидеть тебя, особенно Мэт.