– Итак… ты помогала отцу, – ледяным тоном произнес он.
Сара поняла, что Тарик только что взвалил на нее какие-то грехи ее отца.
– Не с лошадьми. Я ничего в них не смыслю, – выпалила она. – Я помогала с Джесси. Ей десять лет. Она дочь отца и Сьюзен. У нее парализованы ноги. – (Его щека чуть дернулась.) – Два года назад Сьюзен ужасно заболела, ее лечили от рака груди. Затем несчастный случай с Джесси. Сьюзен не могла справиться. И еще мальчики…
– Мальчики?
– Это мои близнецы. Сейчас им по семь лет, а тогда было только пять.
– Тебя попросили помочь?
– Нет. Сьюзен просто написала о Джесси.
– Где ты была в то время?
– В Лондоне. Я как раз сдала выпускные экзамены в университете.
– И ты все бросила, чтобы помочь им?
Тарик думает, что она принесла себя в жертву? Но она так не считает!
– Я всегда любила Джесси. Разве я могла не приехать, когда выяснилось, что она никогда больше не сможет ходить? Я должна была помочь ей справиться с этим.
Тарик нахмурился.
– И ты оставалась с ней… все это время?
– Я была нужна.
Простая правда.
Его глаза сверлили ее, и она почувствовала, как связь восстанавливается. Это было фантастическое ощущение, острое и мгновенное, словно щелкнули выключателем. Ее нервы будто оголились, зазвенели. Она не могла контролировать свою реакцию.
– Сара, у ребенка есть мать, – тихо сказал он. – Джесси – не выход из твоего одиночества.
Она почувствовала, что краснеет. Господи, какое унижение. Он слишком много знает о ней и задевает самые болезненные струны. Она действительно хотела быть нужной. Это так хорошо, когда в тебе нуждаются!
Именно эти чувства привели ее в отцовский дом. Именно поэтому она задержалась здесь, хотя понимает, что пора двигаться дальше. Но последние события все изменили.
– Я не могу бросить их сейчас. Неужели вы не понимаете? – взмолилась она. – Если вы заберете своих лошадей, отец будет разорен. Что станет с детьми?
– Это не твоя ноша, – резко возразил он. – Твой отец сам навлек на себя эти беды.
– Навлек? Вы так думаете? – воскликнула она, бросаясь на защиту отца. – Разве он виноват в том, что его жена заболела раком? Разве он виноват в том, что Джесси стала калекой? Ему пришлось оплачивать астрономические медицинские счета и переоборудовать дом для ребенка-инвалида: разные приспособления, чтобы Джесси могла справляться сама, специальный фургон, чтобы перевозить ее. А бесконечные сеансы физиотерапии и массажа… Неужели вам не понятно, что отец не мог выполнять как следует свою работу?
Сара задохнулась от отчаянного потока слов. Ее глаза, впившиеся в Тарика, молили о понимании. Если он видит ее насквозь, неужели не способен понять?
Или для него это еще одна проблема?
– Но сейчас все наладилось, – поспешно объявила она. – Сьюзен вылечили. Никаких метастазов. Она прекрасно себя чувствует. И Джесси достигла фантастических успехов. Просто удивительно, как много она научилась делать самостоятельно. Поймите… моему отцу теперь больше не о чем беспокоиться. Он может сосредоточиться на лошадях, если вы дадите ему еще один шанс.
Казалось, Тарик глух к ее мольбам. Сара не видела на его лице никакой реакции, никакого сочувствия, а ей так был необходим хоть какой-то намек на то, что он внял ее просьбе.
Каменная стена его молчания угнетала ее, нервировала. Молчание тянулось долго, мучительно долго, и Сара тщетно боролась с нарастающим ощущением поражения. Что еще можно сказать? Чем тронуть его?
– Питер, оставь нас.
Сара испуганно оглянулась. Она совсем забыла о присутствии мистера Ларсена, но он все еще стоял за ее спиной, немой свидетель всего сказанного. Его взгляд встретился со взглядом Тарика, светлые глаза чуть сощурились, словно он пытался понять причину тихого приказа или, может, молча предупреждал друга о том, что свидетель в данном случае – мудрая предосторожность.
Однако, что бы Питер ни думал, он молча и даже не взглянув на Сару вышел из комнаты. Дверь тихо затворилась за ним, подчеркивая затянувшееся молчание и заставляя Сару еще резче чувствовать, что она осталась с Тариком наедине. Она снова повернулась к нему, борясь с волнением, и, когда он направился к ней, ее сердце забилось с перебоями.
– Ты очень красноречиво защищаешь отца, – сказал Тарик, хотя по нему не видно было, что это произвело на него впечатление. – Что, по-моему, весьма странно, ведь отец за тебя не боролся. Он отказался от тебя, освободился, чтобы снова жениться и создать семью, о которой ты так печешься.
– В чем бы ни был виноват мой отец, дети не виноваты. – Сара продолжала сражение, хотя вся затрепетала, когда Тарик приблизился к ней. – Именно ради них я прошу вас изменить решение.
Тарик остановился так близко, что ей пришлось задрать голову, чтобы видеть его лицо. Глаза шейха все так же упорно сверлили ее.
– А если я не передумаю, ты останешься здесь и будешь преданно служить им. Отдашь свое время, свою жизнь… – Тарик легко, кончиками пальцев погладил ее по щеке.
Ноги Сары подкосились. Его близость подавляла, его прикосновения вероломно ослабляли ее тело и душу. Никогда в жизни не испытывала она ничего подобного. У нее не было сил пошевелиться. Она даже думала с трудом.
Не сводя с нее глаз, Тарик заправил один из ее непослушных локонов за ухо.
– Мне нравится твое щедрое сердце, Сара. Это большая редкость в нашем мире.
Она с трудом сглотнула комок в горле.
– А вы, Тарик, умеете дарить?
– Возможно.
– Когда-то вы были добры ко мне.
– И я снова проявлю доброту, хотя, вероятно, ты не оценишь форму, в которую я облеку ее.
– Что вы имеете в виду?
– Сделку, Сара. Ты хочешь, чтобы я дал твоему отцу еще один шанс. Я хочу кое-что взамен.
Она задрожала. Он все еще играл ее волосами, наматывал локоны на пальцы, привязывая ее к себе. Ей понадобилась вся сила воли, чтобы выговорить:
– Чего вы хотите?
– Пока твой отец не докажет, что я могу ему доверять, ты останешься со мной. Скажем… в роли заложницы.
Боже милостивый! Он действительно собирается привязать ее к себе! Сара попыталась стряхнуть с себя шоковое состояние.
– Вы хотите сказать… в роли пленницы?
– Ну зачем так мрачно. Ты будешь моим компаньоном для путешествий, моим личным секретарем…
Более пристойное название любовницы? Или вместе с гормонами разыгралось ее воображение?
– Это не такие уж лишения, уверяю тебя. За твою преданную службу я буду платить щедрое жалованье. – (Насколько преданной должна быть служба? – подумала она.) – Сколько платил тебе отец за все часы, что ты отдавала его семье?
Сара вспыхнула.
– Это и моя семья тоже.
