— Димка! Иди поешь! — позвал Колька. Но мальчишка отказался. Человек, оглядев себя в зеркале, брезгливо сморщился:
— Ни то люди, мартышки за своего не признают. Будто не мать, а коза по бухой на свет высрала! — плюнул на себя и поставил зеркало подальше от глаз, принялся чистить ботинки. Когда на них появился блеск, взялся гладить брюки, потом попросил Катьку постирать рубашку, та скривилась, ответила зло:
— Не дождешься! У нас в семье всяк сам себя холит. Даже Димка о таком не просит. А ты чем лучше?
— Ты же баба! Жена!
— Была ей три года назад! Нынче никем тебе не прихожусь! — отшвырнула рубашку.
— А чего тогда мотаешься здесь перед глазами, как говно в проруби? Тут не постоялый двор, чужим места нету. Коль ты от семьи отреклась, кыш отсель вон, вонета курячья! Шарь другой нашест!
— Я не с тобой, я при сыне!
— А на что сдалась, коль не стираешь ему? Сыщем замену тебе уже нынче! Она человеком серед нас задышит, ни от каких делов не откажется.
— Ты, сына спроси! — взвизгнула Катька.
— Димка! Ты как думаешь? Давай старые лапти сменим! Приведем натуральную бабу! Она обоих обласкает! — подморгнул сыну.
Димка ухмыльнулся и ответил подумав:
— Разбирайтесь меж собой сами, меня не впутывайте.
— Так что решим, Оглобля? Выметаешься, иль мозги сыщешь? Я тебя уламывать не стану Баба в доме должна мужиков обиходить, иначе, на что сдалась средь нас?
— Сказала уже, не буду стирать на тебя!
— Тогда выметайся! Полчаса тебе на сборы и конец базару! Наконец-то разбежимся! Я о том все годы в зоне мечтал!
— Не обломится! Я тут такая же хозяйка, как и ты!
— Никто кроме матери здесь не правит. Ее квартира! Нынче позвоню ей, а завтра она насовсем воротится. Прищемит тебе хвост. Так что решай загодя. С мамашей не поторгуешься, она тебя как лягушонка вышвырнет отсюда. Полчаса даю тебе на размышление. Коль не постираешь, сам тебя выкину, не дожидаясь мамки.
— Будто мне пойти некуда! Это суд решит, кому тут жить, а кому уйти! Не распускай перья, не нарывайся!
— Короче! Я свое сказал! Полчаса и ни минутой больше! — вышел на балкон, прихватив курево.
Колька вскоре забыл, о чем спорил с Катькой. Он разглядывал людей, дома, окна, наблюдал, как там, напротив идет жизнь.
Вон мужик схватил ребенка на руки, кружит над головой, подбрасывает до потолка, целует мальчонку, тот от радости ручонки раскинул, хохочет видно. А вон и баба, мужика обняла, прижалась к нему, плечи гладит. Значит, любит, живут счастливо, ни то, что Колька. Не брешутся, не спорят.
Этажом ниже старики в телевизор смотрят. Сидят, прижавшись друг к другу. Совсем старые, седые, а голова бабки на плече у старика. Дед гладит ее, обнял старуху. Хоть и старые, а тепло не растрачено. Сколько лет вместе прожили, небось не спорят, кто кому рубашку стирать должен,— думает Колька.
А вот там, на самом верхнем этаже клеят обоями стены квартиры муж с женой. Не спешат. Наклеят полосу, отойдут в сторону, смотрят, обсуждают. Дружно работают, вон мужик даже в щеку бабу чмокнул. Видно любит ее. Колька по светлому им завидует, вздыхает.
На первом этаже молодая пара бесится, танцуют. Друг перед другом выделываются. Но вот парень не выдержал, схватил девчонку на руки, понес в другую комнату и мигом погасил свет.
— Живут люди! Любят друг друга и все у них путем. И только у меня жизнь через жопу, ни тепла, ни радости в ней не вижу,— вздыхает человек и слышит, как сосед внизу тоже вышел на балкон подышать воздухом, следом за ним жена появилась, спросила тихо:
— Леш, дай мне денег, хочу завтра в парикмахерскую зайти, да вечером хотим с нашими бабами в кафе сходить. Сразу у двоих день рожденья. Там и отметим.
— Мне с машиной разобраться надо. Двигун глянуть пора. В мастерскую поведу. Сколько ремонт затянет, не знаю. Так что погоди со своим бабьем. Машина важнее!
— Леш! Ну, я уже пообещала!
— Пешком ходить будешь. Выбирай!
— Ну и скряга же ты! — ушла, хлопнув дверью обидчиво.
Внизу мужик обезьянку на поводке вел. Та шла спокойно, пока не увидела бульдога. Того тоже на прогулку вывели. Пес на каждое встречное дерево лапы задирал, видно долго терпел, теперь дорвался. Но увидел обезьянку и забыл, зачем его на улицу вывели. Сразу в стойку стал. Глаза покраснели, шерсть дыбом по всей спине, из пасти рык вырвался. Забыл о хозяине, да как рванул к мартышке, хозяин поводок не удержал. А пес вздумал выяснить обезьянью породу, сорвать с нее все тряпки, в какие нарядили люди. Мартышка, приметив пса в последний миг, быстро взобралась на плечо к хозяину и оттуда корчила рожи, кричала что-то злое, обзывала пса за испуг обезьяньим матом. Бульдог бесновался, рычал, лаял, обоссал все ботинки и брюки мартышкиного хозяина, прыгал, чтоб снять с плеча гнусную зверюгу. А та, пользуясь высотой, обоссала бульдога сверху.
Мужики пытались поскорее развести своих питомцев. Но бульдог заупрямился. Ему было обидно, что какая-то мартышка осквернила его при всех. А обезьянка и внимания не обращала на пса. Ковырялась в волосах на голове хозяина. Что-то искала в них. Гладила человека, вот что-то нашарила в волосах, сунула в пасть, щелкнула зубами, блаженно улыбнулась, обняла хозяина за шею.
— Хоть зверюга, а все ж баба! Хитра! Вон как приспособилась. Знает, мужик всегда защитит и не даст в обиду никому! — улыбается Колька, и решил вернуться в квартиру. Едва вошел в ванную, увидел постиранные рубашку и носки. На батарее сушилось исподнее. Мужик довольно ухмыльнулся, одержана первая победа...
Но едва ступил на кухню, Катька с Димкой тут же ушли в свою комнату.
— Может, чаю попьем вместе? — предложил вслед. Ему не ответили.
— Ну и хрен с вами! — буркнул зло, сам налил себе чай, пил в одиночестве. Потом смотрел телевизионный фильм, но вскоре стал дремать. Решив отдохнуть, прилег на диван и уснул. Так и проспал до самого рассвета. Когда проснулся, вспомнил, что он дома и у него есть жена.
Колька приоткрыл дверь спальни, но Катьки в постели не увидел. Она ушла на работу тихо и незаметно. Мужик досадливо обругал самого себя. Прозевал бабу, проспал. Он решил сегодня же поискать работу.
Колька вышел в город, когда крыши домов осветило яркое солнце и ясное небо предвещало хороший день.
Человек пошел к городской доске объявлений, здесь уже скопилась толпа людей, недавно были вывешены новые предложения и горожане внимательно вчитывались в них, а Колька вслушивался в разговоры:
— Слышь, Федун, сюда не мылься! Я у них три месяца дарма чертоломил. «Бабки» так и не дали. Лохов ищут, козлы! Пообещал ихнему бугру башку свернуть, они на меня охрану науськали. Те мне и за получку, и за аванс нащелкали. Впятером на одного! Я за неделю кое-как проперделся и слинял от них навовсе. Пусть других отморозков ищут. А я не хочу на халяву спину ломать...
