Он знал, о какой работе она говорит, и, как ни странно, испытывал к картине те же чувства. Ему казалось, что картина была продана куда-то на восток, но в этом он не был полностью уверен. Нью-Йорк, Бостон, возможно, Вашингтон, округ Колумбия? Во всяком случае, он может удовлетворить свое любопытство, позвонив своему агенту.
— Вы так и не сказали мне, откуда едете?
— Не сказала. — Она продолжала есть, хотя аппетит пропал.
Черт ее дернул описывать картину! Как она могла так сглупить? Ее купил Тони или, вернее, щелкнул пальцами и дал задание своим адвокатам купить ее от его имени, потому что Лора восхищалась ею.
— Я некоторое время жила в Далласе. Она прожила там почти два месяца, пока не обнаружила, что детективы Иглтонов тайком следят за ней.
— По выговору вы не похожи на жительницу Техаса.
— Да, наверное, не похожа. Вероятно, потому, что я жила во многих штатах. — Это была чистая правда, и она снова смогла улыбнуться. — А вы не из Колорадо?
— Из Сан-Франциско.
— Да, я помню. Я прочла это в статье, посвященной вашему творчеству. Поговорим о нем. — Опыт подсказывал ей, что мужчины легко отвлекаются, когда разговор начинает касаться их. — Я всегда хотела увидеть Сан-Франциско. Мне кажется, это чудесное место: горы, залив, красивые старинные дома. — Она внезапно вздохнула и приложила руку к животу.
— В чем дело?
— Малыш толкается. — Она улыбнулась, но Гейб заметил, что глаза ее затуманились усталостью, а лицо побледнело.
— Послушайте, я не знаю, что с вами происходит, но здравый смысл мне подсказывает, что вам надо лечь.
— Просто я устала. Если не возражаете, я бы хотела несколько минут отдохнуть.
— Кровать вон там. — Он встал и, не уверенный, что она сможет встать сама, предложил ей руку.
— Посуду я помою позже, если… — Она осеклась, ноги у нее начали подгибаться.
— Держитесь! — Гейб обхватил ее руками, и у него возникло странное, довольно унизительное ощущение, что ребенок толкнул его.
— Простите. У меня был довольно трудный день, видимо, случилась небольшая перегрузка. — Она знала, что должна отойти от него и справиться сама, но ей было невыразимо приятно прижиматься к крепкому мужскому телу. — Вот высплюсь, и все будет хорошо.
Она не пошатнулась, как он предполагал, но выглядела сейчас такой мягкой, такой нежной, что ему казалось, будто она растворяется в его объятиях. Ему хотелось ее утешить и держать до тех пор, пока она прижимается к нему, такая доверчивая и зависимая. Нуждающаяся в нем. Кляня себя за глупость, Гейб поднял ее.
Лора запротестовала, но ведь так приятно, когда тебя кто-то держит на руках!
— Вы надорветесь, наверное, я вешу целую тонну!
— Я этого ожидал, но, к счастью, тонну вы не весите!
Она засмеялась, несмотря на то что ее начинала одолевать усталость.
— Да вы настоящий обольститель, Гейб!
Он понес ее в спальню, и удивительно — смущение прошло.
— Мне не так часто доводилось ухаживать за беременными дамами!
— Все в порядке. Вы искупили свою вину: спасли меня от снежной бури. — Прикрыв глаза, она чувствовала, как ее опускают на постель. На ней, вероятно, не было ничего, кроме матраца и смятой простыни, но Лоре и это казалось раем. — Я хочу вас поблагодарить.
— Вы это делаете в среднем каждые пять минут! — Он натянул на нее довольно потрепанный плед. — Если вы действительно хотите поблагодарить меня, выспитесь и не вздумайте рожать прямо сейчас.
— Справедливое требование. Гейб!
— Да?
— Попробуйте, пожалуйста, позвонить еще!
— Хорошо. — Она почти уснула. На какое-то мгновение его охватило чувство вины: ведь она так беззащитна, а он на нее давит.
Похоже, сейчас у нее не хватило бы сил даже смахнуть муху.
— Вы хотите, чтобы я кому-нибудь позвонил насчет вас? Вашему мужу?
Она открыла усталые глаза и спокойно встретилась с ним взглядом. Он увидел, что она еще не пала духом.
— Я не замужем, — очень четко произнесла она. — Звонить некому.
Во сне она была одна, но это ее не пугало. Значительную часть жизни Лора провела одна, поэтому в одиночестве чувствовала себя гораздо комфортнее, чем в компании. Сон был мягкий и туманный, как морской пейзаж, который висел на стене в домике Гейба.
Как ни странно, но она даже слышала откуда-то издалека мурлычущий шум океана, хотя умом понимала, что находится в горах. Она шла сквозь жемчужный туман, слушая плеск волн. Ее ступни согревал теплый и мягкий песок.
Она была уверена, что находится в безопасности. Давно, очень давно она не чувствовала себя такой сильной, свободной и раскрепощенной.
Она знала, что это сон, прекрасный сон. Будь ее воля, она бы навсегда осталась здесь, в своей сладкой фантазии. Ей было так приятно лежать с закрытыми глазами в этом прибежище тишины и покоя.
Где-то заплакал ребенок. Он кричал все громче и громче, и от этого душераздирающего крика пульс забился у нее на виске.
Ее прошиб пот, чистый белый туман потемнел, стал угрожающе серым. Холод пробрал ее до костей.
Крики, казалось, доносились и отовсюду, и ниоткуда, отражаясь эхом. Тяжело дыша, она пробиралась сквозь сгущающийся туман.
Крики стали еще громче, настойчивее. Сердце ее подскакивало до горла, дыхание прерывалось, руки тряслись.
И вдруг она увидела плетеную колыбельку с белым одеяльцем, обшитым кружевными розовыми и белыми оборочками. Облегчение было таким огромным, что у нее подкосились колени.
— Все в порядке, — пробормотала она, взяв ребенка на руки. — Все в порядке. Я здесь. — Она чувствовала теплое дыхание ребенка на своей щеке, чувствовала его вес в своих руках и стала качать и баюкать его. Ее окружал приятный запах пудры. Она мягко качала ребенка и, шепча ему ласковые слова, подняла одеяльце, скрывающее его личико.
Но в ее руках не было ничего, ничего, кроме пустого одеяльца!
* * *
Гейб сидел за переносным столиком, делая наброски ее лица, думая о ней, когда услышал ее крик. Он был таким отчаянным, что Гейб сломал карандаш, вскочил и побежал в спальню.
— Ну, ну! — Смущаясь, он взял ее за плечи. Она рванулась так сильно, что испугала его.
— Лора, успокойтесь! Вам больно? Что-то с ребенком? Лора, скажите, что произошло?
— Моего ребенка похитили! — В ее голосе звучала истерика, но к этой истерике примешивалась ярость. — Помогите мне! Моего ребенка похитили!
— Никто не похищал вашего ребенка! — Она яростно отбивалась от него, и ее сила внушала ему ужас. Повинуясь инстинкту, он обнял ее. — Вам приснился сон. Никто не похищал вашего ребенка. — Он обхватил рукой её запястье, проверил пульс, стучащий как отбойный молоток, и приложил ее руку к животу. — Вы в безопасности, оба! Расслабьтесь, пока не стало хуже!
