В спальне доктор Брокмен все еще беседует по телефону с отцом девочек.
— Пламя помогла погасить экономка. У нее на руках тоже волдыри. Сарай сгорел, и похоже на то, что половина сада…
— Плевать я хотел на этот ее сад. Я хочу поговорить с Девон.
— Но там еще не закончила работать бригада «скорой помощи». Майкл…
— Ты говоришь по радиотелефону?
— Да.
— Тогда передай ей трубку. Сейчас же.
Доктор Брокмен знает этот тон. Майкл Флорио не тот человек, с которым спорят. Доктор направляется в ванную комнату, где и передает трубку Девон, через спины врачей «скорой», запятых как раз осмотром ее рук. Осмотр этот довольно болезненный, но Девон зажимает трубку между своим милым плечиком и ухом. У нее лицо Мадонны, только кисти не Чикконе, а Боттичелли, и оно только что слегка подрагивало от боли. Теперь же на нем появляется улыбка.
— Папа? О, папа! — Она слышит голос отца, и ее глаза закрываются. — Я в порядке, пап. Тереза тоже. Она не виновата.
Внезапно доктору Брокмену приходит в голову, что ему не следовало позволять Барбаре Флорио удаляться со спиртным. Ведь там же у нее есть еще и таблетки. В прошлом уже бывали инциденты. Его вызывали сюда много раз, особенно с тех пор, как ее брак начал давать трещину. Ни одна из попыток самоубийства, которые предпринимала Барбара, не была подлинной, это ясно. Лично его больше беспокоили участившиеся у нее приступы ожесточенности. Он сомневается, знает ли Майкл, такой всегда занятой, такой деловой, что Барбара, накачавшись спиртным, порой бьет девочек всем, что попадет под руку. Но вкупе с таблетками, которым Барбара оказывает предпочтение, даже малая доза алкоголя может привести к серьезным последствиям. Дурдом какой-то, думает он, отправляясь на поиски Барбары.
Дом кишит людьми: друзья семьи, слуги, пожарные, полиция, две бригады «скорой помощи». Внимание доктора привлекает похожая на валькирию[3] женщина в голубой форме, которая что-то высматривает среди тлеющих углей сарая, несмотря на то что пламя еще не полностью потухло. Объявился даже Пол Филиппи, адвокат Майкла Флорио. Он беспокойно шныряет в толпе, похожий на бультерьера, каковым, впрочем, и является, что-то бормоча в трубку мобильного телефона. Наконец доктор обнаруживает Барбару Флорио в комнате для стирки. Он подозревает, что в нормальном состоянии она сюда не заходит. А сейчас вот сидит там, где плюхнулась, среди больших дорогостоящих сверкающих машин, потягивает «Гленливит» и громко хрупает таблетками.
— Барбара, ради всего святого, — охает он, выхватывает из ее пальцев упаковки и просматривает названия. — Сколько вы их приняли?
— О Боже, Эван. Что мне делать?
Он пытается вспомнить, когда был выписан рецепт, чтобы таким образом вычислить, сколько штук этих разноцветных леденцов было поглощено и за какой срок, но очень скоро понимает, что это бесполезно.
— Прошу вас, Барбара, успокойтесь, хотя бы на мгновение. Сколько таблеток вы приняли? Вот этих?
— Шесть или семь. Не знаю.
— А этих?
— Не знаю. — Она всаживает розово-алые ногти в великолепные белокурые волосы. Барбара привлекательная женщина, хотя излишества и всякого рода волнения, конечно, влияют, отчего ее лицо становится отечным. Она полногрудая, у нее вообще сочная фигура и поведение соответствующее, то есть кокетливое, так что с тех пор, как они с Майклом фактически разошлись, недостатка в мужчинах у нее не было. Но тем не менее ни один из них, казалось, не был способен заполнить образовавшуюся внутри нее пустоту. Впрочем, даже Майкл не смог этого сделать. Их брак, начавшийся так чудесно пятнадцать лет назад, закончил свое существование почти так же, как этот садовый сарай сегодня, то есть взорвался и сгорел дотла. — Она хочет убить нас. Она хочет нас сжечь.
— Кто, Тереза? Не глупите.
— Это так. Я никогда не считала, что инцидент на кухне — случайность. Теперь я это знаю наверняка.
— Она еще ребенок, — произносит он мягко. Затем пробует ее пульс, проверяет зрачки. — Барбара, пожалуйста, попытайтесь вспомнить, сколько именно таблеток вы приняли.
— А почему, собственно, и так удивляюсь, что она меня ненавидит? — вдруг спрашивает Барбара и добавляет срывающимся голосом, который наполняет сердце доктора печалью: — Я ведь чертова неудачница. А так старалась. Так старалась.
— Я знаю. И, к вашему сведению, добились успеха. Просто вам самой очень трудно.
Она смеется ему в лицо отрывистым смехом, обдавая резкими парами виски.
— Я дрянь! Поганая, эгоистичная стерва, и вы это знаете, — произносит она насмешливо.
— Барбара, может быть, вам следует сменить обстановку? — осторожно произносит он. — Может быть, на некоторое время отдать девочек Майклу?
Ее голова дергается, глаза свирепеют.
— Никогда! Никогда! Самый лучший способ досадить ему, Эван, это сделать так, чтобы он был с ними разлучен.
— Вы действительно хотите заставить его страдать?
— Если бы могла, я бы отрезала ему яйца, — бросает она.
— Это все пьяный разговор. А где отец Тим? — Помощь священника ему бы сейчас не помешала.
— Он ушел.
— Ушел? — удивленно спрашивает доктор.
— Все вы одинаковые. Правда, Эван? Доктора, священники, мужья. Все одинаковые. И вам всем нужно только одно. А что касается меня, то я вам до лампочки. Господь тому свидетель.
— Пойдемте. — Он обнимает ее за плечи и пытается поставить на ноги.
— На этот раз я должна его уделать, — произносит она, скашивая глаза на доктора Брокмена.
— Полно упираться. — Ее плоть упруго-мягкая, податливая и вроде бы должна возбуждать, если бы не кожа, которая внезапно кажется ему на ощупь какой-то липкой и холодной. Это потому, что температура у нее пониженная. Попробуйте поднять ее, такую тяжелую, да еще когда она сопротивляется. Доктор замечает, что зрачки у Барбары начинают расширяться.
— Достать его… уделать, — повторяет она. — Хочу уделать его как следует. — Ее голос становится совсем хриплым, она высовывает язык (вернее, он сам высовывается, рефлекторно), голова бессильно падает вперед, так что волосы закрывают лицо.
— О черт, — стонет доктор. Он с трудом ставит Барбару на ноги и тащит к двери, громко зовя на помощь.
Появляется испуганная горничная. Они вместе выволакивают Барбару в коридор. В это время по нему двигаются работники «скорой помощи» с девочками. Тереза пристегнута к носилкам на колесиках, бледная, с закрытыми глазами. Девон тоже на носилках, завернута в одеяло.
— Мы забираем их обеих на ночь, — говорит доктору старший бригады «скорой помощи». — Их физическое состояние, похоже, опасений не вызывает. Но они перенесли шок и должны некоторое время находиться под наблюдением. — Его глаза останавливаются на фигуре Барбары, которая стоит с поникшей головой между доктором и горничной (вернее, повисла на них) и постанывает, пуская слюни. — Что с ней?
