— Джоди едет с ними. Жить.
— Разве ты не будешь возражать против этого?
— Да, я буду возражать. Но Диана хочет взять его...
«...И Хью не хочет быть обременительным маленьким мальчиком. Не так скоро, во всяком случае. Младенец через пару лет — это еще возможно, но не маленький мальчик одиннадцати лет. И Диана уже подыскала ему частную школу, а Шарон говорит, что он научит его ходить на лыжах и играть в хоккей с шайбой».
Паркер все еще наблюдал за ней. Она несчастно улыбнулась:
— Вы знаете Диану, Паркер. Все, что она планирует, она воплощает в жизнь.
— Ты будешь тосковать без него, правда?
— Да, я буду тосковать без него.
Ландстромы наконец прибыли, их представили, подали им спиртные напитки и вежливо вовлекли в беседу. Каролин отошла в сторону, отговорившись поисками сигарет, и с любопытством наблюдала за ними, думая, что они похожи, как все женатые люди: высокие, угловатые, довольно спортивные. Она вообразила, как они играют в гольф вместе по уик-эндам или плавают в океане летом. Платье на госпоже Ландстром было простое, а алмазы — просто выдающиеся. Господин Ландстром имел бесцветную внешность, которую часто имеют весьма преуспевающие люди.
Она внезапно подумала, что было бы замечательно, подобно дыханию свежего воздуха, если бы в этот дом вошел какой-нибудь бедняк, неудачник с подмоченной репутацией или даже пьяный. Хорошо бы, если это был художник, голодающий в каморке, или писатель, истории которого никому не интересны. Или какой-нибудь веселый бродяга с подбородком, заросшим трехдневной щетиной, и неэлегантным животом, выпирающим по поясу брюк. Она подумала о друзьях ее отца, таких неподходящих и дискредитирующих, пьющих красное вино или водку ночью, засыпающих прямо там, где они оказались: на хлипком диване или вообще на полу, упершись ногами в стену террасы. И она вспомнила о доме на Эфросе, который ночью освещается лунным светом и откуда всегда слышно море.
— ...Мы идем обедать. — Это был Хью. Она поняла, что он уже сказал ей это и сейчас повторяет. — Ты замечталась, Каролин. Допивай и пойдем что-нибудь поедим.
За обеденным столом она оказалась между Джоном Ландстромом и Шароном. Шарон был занят винным графином, так что она была вынуждена беседовать с господином Ландстромом.
— Это ваше первое посещение Англии?
— Нет, ни в коем случае. Я был здесь много раз прежде. — Он покрутил в руках нож и вилку, слегка нахмурился. — Я не очень-то понял. Я подразумеваю эти родственные отношения... Вы — падчерица Дианы?
— Да, правильно. И я собираюсь выйти замуж за Хью, ее брата. Большинство людей, кажется, думают, что это юридически незаконно, но это не так. Я имею в виду, что в молитвеннике это не запрещается.
— Я никогда и не думал, что это незаконно. Просто не очень принято. Это как бы дает возможность остаться в семье нужным людям.
— Это не слишком примитивно?
Он взглянул на нее и улыбнулся. Он выглядел моложе, веселее и казался не таким богатым, когда улыбался. И вообще, более человечным, что ли. Каролин почувствовала симпатию к нему.
— Вы можете называть это практичным. Когда вы собираетесь замуж?
— Во вторник на следующей неделе. Я едва верю в это.
— И вы поедете вдвоем навещать Шарона и Диану в Монреаль?
— Думаю, что позже мы приедем. Не сразу же.
— Ведь есть маленький мальчик...
— Да, Джоди, мой брат.
— Он едет с ними. — Да.
— Он окажется в Канаде как рыба в воде. Там много места для мальчика.
— Да, — снова кивнула Каролин.
— Вас только двое?
— Нет, — сказала Каролин. — Есть еще Ангус.
— Другой брат?
— Да. Ему почти двадцать пять.
— И что он делает?
— Мы не знаем.
Джон Ландстром вежливо удивился, подняв брови. Каролин пояснила:
— Да, именно так. Мы не знаем, что он делает, и мы не знаем, где он. Понимаете, мы жили и Греции на Эгейском море. Мой отец был архитектор, своего рода агент по продажам для людей, которые хотели купить собственность и строить. Именно так он встретил Диану.
— Подождите. Вы подразумеваете, что Диана приехала в Грецию, чтобы купить участок земли?
— Да, и построить дом. Но у нее ничего не вышло. Она встретила моего отца, вышла за него замуж вместо этого и осталась в Греции с нами всеми и жила в нашем доме, который у нас тогда был...
— Но вы приехали в Лондон?
— Да, мой отец умер, и поэтому Диана привезла нас с собой. Но Ангус сказал, что он не поедет. Ему было девятнадцать тогда — волосы до плеч и босой. И Диана согласилась, что, если он хочет остаться в Греции, пусть остается. А он сказал, что она может продать дом, потому что он покупает подержанный мини-мопед и собирается ехать в Индию через Афганистан. Диана спросила его, что он собирается делать, когда доберется туда, а Ангус отказался отвечать.
— Он только один из тысяч. Вы понимаете это, правда?
— От этого не легче, когда все случается с твоим братом...
— Разве вы не видели его с тех пор?
— Видели. Он возвратился вскоре после того, как Диана и Шарон поженились, но вы знаете, как все происходит. Мы все думали, что он будет, по крайней мере, обут, но он был все такой же, ни капли не изменился, и все, что только Диана ему не предлагала, все злило его, так что он вернулся в Афганистан, и с тех пор мы не получаем от него известий.
— Совсем?
— Ну... только однажды. Получили открытку с видом Кабула, Сринагара, или Тегерана, или еще какого-то города. — Она улыбнулась, пробуя обернуть все в шутку, но прежде, чем Джон Ландстром смог что-то ответить, Кэйти наклонилась через его плечо, чтобы поставить тарелку с супом из черепахи, а после того, как беседа была прервана, он отвернулся от Каролин и завел разговор с Элайн.
Вечер был утомительным, неинтересным и, по мнению Каролин, вообще скучным. После кофе и бренди все собрались еще раз в гостиной; мужчины — в одном углу, чтобы обсудить дела, женщины — у огня, сплетничая, строя планы по поводу Канады, восхищаясь гобеленом, над которым в настоящее время работала Диана. Через какое-то время Хью отделился от группы людей, под предлогом снова наполнить стакан Джона Ландстрома. Но подошел он к Каролин, сел на ручку ее кресла и спросил:
— Как ты?
— Почему ты спрашиваешь?
— Ты сможешь пойти в «Арабеллу»?
Она посмотрела на него. Из глубины кресла его лицо казалось перевернутым вверх ногами. Это выглядело странно.
— Когда? — поинтересовалась она.
Он поглядел на часы:
— В одиннадцать. Ты, вероятно, утомлена?
Прежде чем она успела ответить, Диана, прислушивающаяся к их беседе, оторвалась от своего гобелена и встряла:
