Голубой мобильник как раз лежал возле кресла. Я набрала номер.
— Джоэл? Привет, это Кот. Можно, я к тебе приеду? Мне так одиноко.
2
Я лежала в постели Джоэла; сам он пристроился рядом, уткнувшись лицом мне в затылок, я чувствовала его теплое дыхание. Колени прижаты к моим ногам, рука на талии, а поникший член примостился впритык к моей заднице. Джоэл такой невинный, сущее дитя. Нет, «дитя» беру назад — это до неприличия близко к истине. Джоэлу всего семнадцать, между нами тринадцать лет разницы. Веду себя, как развратная старая сука.
Но я не чувствовала себя старой сукой, лежа в постели с красивым мальчиком, вдыхая аромат его кожи, успокоенная ритмом его дыхания, умиротворенная — если говорить честно — прикосновением этого мягкого бестолкового члена. Здесь, в уютной квартирке, оплачиваемой отцом Джоэла и обставленной его матерью, я и сама казалась себе чуть более красивой. По-кошачьи мускулистой и гладкой. Джоэл так и называл меня — Кот.
Мы встретились в тренажерном зале в Ист-Далвиче. Я часто измывалась над собой, пока жила в Пэкхеме. Это было тесное помещение без кондиционера, и каждый раз по меньшей мере на двух тренажерах висела табличка «Не работает. Приносим извинения за причиненные неудобства». Но это было дешево, и там никогда не набивалась толпа народу.
Начинала я с двадцатиминутной ходьбы на беговой дорожке, скорость семь миль в час, постепенно переходила на девять миль при нулевом наклоне. Там стояли рядом две дорожки, и время от времени какой-нибудь гусак пытался меня обставить. Девчонкам такое и в голову не приходило. Соперник косился на мой дисплей, выяснял, какая скорость, и, приноровившись к моему темпу, старался вырваться вперед. Ни одному не хватало пороха. Через десять минут они уже вымокали до нитки и сбивались с ритма, а через четверть часа — я только-только разгонялась по-настоящему — останавливались и, кинув на меня испепеляющий взгляд, убирались в раздевалку. Не велика заслуга — уделывать эдаких бздунов, но они сами напрашивались. Еще бы — дело чести. Разве могли они допустить, чтобы женщина оказалась быстрее и выносливей.
Гораздо чаще приходилось соревноваться на силовых тренажерах. И сейчас приходится — хотя с переездом в Бэлхем я перебралась и в другой зал. Не могу устоять перед соблазном залезть на тренажер, где только что четверть часа пыхтел и корячился какой-нибудь мачо, добавить еще несколько килограммов и поднять все это хозяйство без малейших усилий. То же самое — со штангой. Только какой-нибудь хлыщ в облегающих портках и кожаных перчатках потянется к паре по-настоящему увесистых железок — я сразу хватаю те, что на порядок тяжелее. Какие у этих парней делаются глаза — надо видеть. А посмотрели бы вы, как они стискивают зубы и сжимают кулаки! Как же они бесятся, что женщина их обошла! Именно из-за тяги к соревнованиям у меня и развились такие мускулы.
Утром после работы я отсыпаюсь, а потом иду на тренировку. Раньше так бывало каждый день — это теперь я с трудом выкраиваю время раза три-четыре в неделю. Велотренажер, беговая дорожка, растяжка, приседания, штанга, силовые тренажеры — провожу там часа два. И не знаю никого, кто был бы в лучшей спортивной форме.
В зале обычно не разговаривают — не принято. Самые общительные могут кивнуть или буркнуть что-нибудь, но, как правило, там стараешься даже не встречаться ни с кем глазами. Все понимают: нужно собраться. Вечерами все по-другому: в зал набиваются писклявые секретутки и перекормленные семейные парочки в одинаковых костюмах, но днем здесь безработные, студенты и настоящие фанаты. И тон задают мастера.
Я узнавала тех, кто приходил изо дня в день, а они узнавали меня — и мы не разговаривали друг с другом. Вот тощий симпатичный парень — выкладывается изо всех сил, но с таким обменом веществ веса ему явно не набрать. Гладенький типчик в штанах из лайкры — за поясом торчит мобильник, и он больше рисуется, чем занимается делом. Коренастый японец с отрешенным взором и манерой громко ворчать; рыжая толстуха с необъятной задницей и складками на животе (воображаете ТАКОЕ в коротенькой маечке?); татуированный качок, у которого нешуточные проблемы с потоотделением; до тошноты хорошенькая девчонка-датчанка с несходящим загаром. И Шелли.
Тем мартовским днем я отрабатывала свои обычные пятнадцать минут на велотренажере (если дольше, я просто загнусь от скуки). В зале были только японец, рыжая толстуха, тощий симпатяга — и кое-кто незнакомый. Двойные двери распахнулись, и в зал широким шагом вошло нечто — гибкое, мускулистое чернокожее создание, скорее тренированное, чем мощное.
Оранжевая майка и кроссовки «Найк», черные блестящие шорты. Выбритая голова, прекрасная голова африканца. Полные губы, словно в гневе раздутые ноздри, выступающие надбровные дуги. Пирсинг: три железки в левом ухе, по одной в нижней губе и в правой брови, заклепка в носу. И глаза… О эти темно-карие сверкающие глаза. Цвета самого блестящего каштана, какой только доводилось отполировать и бережно припрятать в детстве.
Я продолжала крутить педали, но не могла оторвать взгляда от существа, которое уверенно пересекло зал и начало привычно разминаться на матах. Пройдешь мимо такого на улице — и непременно оглянешься, чтобы проверить, не обманывают ли тебя глаза. Потому что это создание было совершенно неопределенного пола. Лицо женственное, но в то же время мальчишеское, ягодицы дерзко вздернутые — такие бывают и у мужчин. А грудь-это хорошая подкачка или плоские титьки? Широкие плечи и тонкая шея, полные икры и не слишком стройные лодыжки. Шорты довольно свободные — особенно много не высмотришь. Я пыталась разглядеть адамово яблоко или щетину и в какой-то миг даже подумала, что вижу и то и другое, — но, возможно, это была всего лишь игра света. Я была заворожена.
Создание главным образом отжимало тяжести. Он — или она? — оно могло полчаса ворочать нешуточный вес на тренажере. При этом смотрело куда-то в пространство, но то был не отрешенный взор, а яростная сосредоточенность. Будто вся сила этого взгляда концентрировалась в себе. Сама напряженность. Дотронешься до такого — раздастся шипение, и ты отлетишь, дуя на обожженный палец.
Помню, в ту ночь на работе мои мысли все время возвращались к существу из спортзала. Мужчина, женщина — кто разберет? А вдруг гермафродит? Все может быть. Интересно, увижу ли я снова…
Через пару дней он — или она? — пришел опять. Кроме меня в зале был только провонявший потом качок, и вот наконец появилось нечто, радующее глаз.
Не помню, когда именно я придумала прозвище «Шелли», но оно пришлось в самый раз. Я даже не могла толком сосредоточиться на упражнениях — все гадала, парень это или женщина, но так ни до чего и не додумалась. Имя «Шелли» казалось самым подходящим — прелестное, сказочное, с намеком на уязвимость, потому что именно уязвимость ощутила я за этой прекрасной оболочкой. Я напридумывала для Шелли множество историй. Я мечтала познакомиться с этим существом — и понимала, что после всех фантазий реальность принесет только разочарование.
