Я заработал чертовски много с «Slater Raze». Но до этого, пока мы не взлетели на верхние строчки музыкальных хит-парадов, мне приходилось жить на деньги Джонни, и с этим было трудно смириться. Таким образом, тратить лишний раз деньги, оставленные мне отцом, мне не нравилось. Я использовал столько, сколько мне было нужно, пока сам не начал зарабатывать реальные деньги. Мне не хотелось пользоваться своим наследством больше, чем было необходимо. До тех пор, пока я не купил свою красотку, я все еще ездил в том же дерьмовом грузовике «Chevy», который был популярен в восьмидесятых годах. Он был приобретен на деньги, которые получил, работая на Джейка в его лейбле «TMS Records». Лейбл, который он изначально создал с Джонни.
После смерти Крида его половина доходов с записей TMS перешла к его родителям – моим бабушке и дедушке. Я не знал своей бабушки. Она умерла задолго до того, как я узнал, что Джонни был моим биологическим отцом.
Мои кровные родственники мрут, как мухи. Я последний в своем роду. Может, мне стоит начать волноваться.
«Забавно, Слейтер».
Так или иначе, Джейк купил их половину «TMS Records» вскоре после смерти Джонни. Вот откуда взялся большой кусок денег, хранящийся в банке. Счет, который мой дедушка создал для меня. И роялти7, все еще поступающие от музыки, созданной до смерти Джонни.
Это мои деньги, по закону, но я никогда не чувствовал себя комфортно, тратя их. И я не получал их до тех пор, пока мне не исполнился двадцать один год, поэтому зарабатывал их сам, работая на лейбл – в основном, делая всю дурацкую работу, которую никто больше не хотел делать. Приносить кофе. Бегать по поручениям. Чистить туалеты.
Тру и Джейк были богаты, но заставляли своих детей работать. Они хотели, чтобы дети знали, как достаются деньги. И, поскольку я был одним из их детей, то же самое относилось и ко мне. Мне нужно было зарабатывать себе на жизнь, как и всем остальным. Ну, может быть, за исключением моей четырнадцатилетней младшей сестры, Белл. Она легко обводит Джейка вокруг пальца.
Мои братья работают на полставки, как и я когда-то. Джей-Джей – семнадцатилетний спортсмен. Он потрясающе талантливый футболист. Некоторые европейские клубы уже сейчас готовы пригласить его к себе. А он работает неполный рабочий день в местном кафе. Билли исполнилось шестнадцать, и он увлекается музыкой. Он работает на лейбл так же, как и я. Бедный ребенок.
Я подхожу к багажнику и открываю его. Снимаю кожаную куртку и убираю ее туда. Закрыв багажник, обхожу машину, сажусь за руль. Нажав на кнопку зажигания, я завожу ее, и она мурлычет, возвращаясь к жизни. Пристегиваю ремень безопасности и подключаю телефон к Bluetooth. Выбрав музыку, нажимаю «воспроизведение в случайном порядке». Через секунду из динамиков доносится «Purple Haze» Джимми Хендрикса8. Прибавив громкость, я барабаню пальцами по рулю в такт гитарному рифу9.Здесь и сейчас я счастлив. Моя машина и хорошая музыка. Простые вещи. Может быть, это все, что мне действительно нужно. К черту всю остальную ерунду.
Я выезжаю из гаража, направляясь в сторону «Republique».
Не могу сказать, что с нетерпением жду этого интервью. Я не люблю интервью, и точка. Ненавижу, когда журналисты лезут в мою жизнь. Люди думают, если ты музыкант, то обязан выложить перед ними всю свою подноготную. Меня это достает. Для такого очень замкнутого человека, как я, трудно быть центром внимания. Чего бы я только не отдал, чтобы просто заниматься музыкой. Но я ограничен в желаниях из-за своей профессии, и вынужден разделить свою жизнь с окружающим миром. Все обо мне написано крупным шрифтом в «Википедии». Рейз может быть нашим солистом, но мой биологический отец всегда будет притягивать прессу, а значит вовлекать в этот интерес и меня. Поэтому, когда очень популярный журнал хочет взять у меня интервью, я иду и делаю это ради группы.
Любая пресса – это хорошая пресса, как всегда говорит нам Зейн. Зейн – вице-президент «TMS Records», с которым у моей группы контракт. Да, я знаю, что подписал контракт с лейблом моего приемного отца. Понимаю, как это выглядит, особое отношение и все такое. Но Джейк контракт не подписывал. Это был Зейн. Джейк не имеет к нам никакого отношения. Зейн – официальный представитель группы «Slater Raze». Мы делаем то, что говорит Зейн, и если Зейн говорит мне, что я должен дать интервью, то иду и делаю это. Я должен быть благодарен, что люди хотят взять у нас интервью. Когда журналисты просят о встрече, это означает, что вы и ваша музыка интересна публике. А если вы интересны, то вы продаете свои записи. И, в конце концов, главное, что люди еще слушают нашу музыку.
Вот почему я никогда не отказываюсь. Мы чертовски хорошие музыканты. И не важно, что болтают обо мне. И поэтому я хочу, чтобы парни тоже были здесь, со мной. Мне в миллион раз легче, когда они рядом. Рейз, например, ловко уклоняется от вопросов о Джонни, адресованных мне. У меня так не получается. Я просто отвечаю на вопросы, как хороший маленький робот. И все время злюсь. Они считают, если мне не хочется отвечать на их вопросы об отце, то я веду себя неуважительно и неблагодарно. Да, он мой биологический отец, но я никогда не знал этого человека. И все же от меня ждут, что я буду отвечать на все вопросы. И опять начинают сравнивать наши таланты.
Люди говорят о Джонни с почтением и любят его творчество.
Но для меня Джонни Крид – это черное гребаное облако над моей жизнью. Я никогда не скажу этого вслух, но это приводит меня в бешенство. Я злюсь на покойника! А еще злюсь на свою маму за то, что она прятала меня от него. И хотя понимаю ее мысли и поступки, теперь, когда стал старше, это не меняет моих чувств. И то, что я чувствую...
Как будто пойман в ловушку. Но могу ли я откровенно высказаться об этом вслух? Нет. Я никогда не смогу открыть, что действительно думаю о его влиянии на мою жизнь. Как тяжело было – и до сих пор тяжело – узнать, что Джонни Крид был моим отцом. Как мучительно, когда сравнивают не только нашу музыку, но и каждый день прожитой жизни. Слышать, как люди говорят, что мой музыкальный талант никогда не сравнится с его.
Но дело в том... что я не хочу равняться талантом с Джонни. Я хочу быть в музыке самим собой. Но этого никогда не будет. Потому что в тот момент, когда мир узнал, что живое, дышащее генетическое продолжение Джонни Крида живет на этой земле, моя жизнь перестала быть моей собственной.
Я все это знал. Знал, что если я пойду в музыку, то это сделает меня беззащитным перед всеми. Просто не представлял, как это будет тяжело. Наверное, то чувство пустоты, которое я испытываю сейчас – это все, что осталось после того, как от меня откалывали по кусочку все эти годы.
Если бы я только мог встать и сказать, что я действительно чувствую сейчас. Но это невозможно. Я могу выражать свое мнение о ком угодно. Но не о Джонни Криде. Я клянусь, что сорвусь, как Майкл Дуглас в фильме «С меня хватит!» 10, если меня снова спросят, есть ли музыкальное влияние Джонни на то, что я стал гитаристом.
Через двадцать минут я подъезжаю к «Republique» и мне везет, потому что я сразу паркую свою машину выключаю двигатель и оставляю играть песню – Эминем «The Monster». Бросаю взгляд на приборную доску и понимаю, что уже опаздываю на несколько минут. Как это похоже на рок-н-ролл.
Нуждаясь в дозе никотина, чтобы пережить следующий час, закуриваю сигарету и глубоко вдыхаю, откидывая голову на подголовник. Я на ощупь опускаю окно и выпускаю дым наружу.
Иногда мне кажется, что жизнь была бы проще, если бы я не стал музыкантом. Да чего там, я знаю это. Проводил бы все свое время вдали от музыкального бизнеса, работал с девяти до пяти, и все было бы легко и просто. Я закрываю глаза и представляю себе это. Больше никакой прессы. Никаких социальных сетей. Никто не лезет с утверждениями, что я недостаточно хорош.
Звучит потрясающе.
Но тогда не будет нашей музыки, не будет никакой группы «Slater Raze». Исчезнут дни и ночи в студии, когда в спорах мы создавали свое искусство.
