Рассматриваю свое отражение в зеркале. Я мало похожа на отца. У меня блеклые безжизненные русые волосы матери и отцовские зеленые глаза. Рот тоже достался от отца. У матери были тонкие, почти невидимые губы, так что отец дал мне еще кое-что, кроме фамилии.
И хотя отдельными чертами я похожа на них обоих, я никогда не ощущала себя частью ни одного из них. Будто сама себя удочерила в детстве и с тех пор была сама по себе. Сегодняшняя поездка в гости к отцу воспринимается просто как… поездка. У меня нет чувства, будто я еду домой. Как нет и чувства, что я только что уехала из дома.
Дом кажется мне вымышленным местом, которое я ищу всю свою жизнь.
Когда я выхожу из туалета, все пассажиры уже разошлись, а отец стоит у стойки и заполняет претензию о потере багажа.
— По вашему билету багаж не зарегистрирован, — отвечает отцу кассир. — У вас есть квитанция? Иногда ее прикрепляют с обратной стороны билета.
Он переводит взгляд на меня. Я невинно пожимаю плечами.
— Я опаздывала, и багаж регистрировала мама, когда мне уже передали билет.
Я отхожу от стойки, сделав вид, будто меня крайне заинтересовал плакат на стене. Сотрудник сообщает отцу, что с нами свяжутся, если найдут чемоданы.
Отец подходит ко мне и жестом указывает на дверь.
— Машина в той стороне.
***
Аэропорт уже в десяти милях позади. Навигатор сообщает, что до его дома еще шестьдесят три мили. В машине пахнет лосьоном после бритья и солью.
— Когда устроишься, Сара сводит тебя в магазин за всем необходимым.
— Кто такая Сара?
Отец поглядывает на меня, будто сомневается, шучу я или спрашиваю всерьез.
— Сара. Дочь Аланы.
— Аланы?
Он вновь устремляет взгляд на дорогу, и я замечаю, как его челюсть едва заметно напрягается.
— Моей жены. Прошлым летом я присылал тебе приглашение на свадьбу. Ты сказала, что не можешь отпроситься с работы.
О. Эта Алана. Я знаю о ней не больше того, что была написано в свадебном приглашении.
— Я не знала, что у нее есть дочь.
— Ну да. Мы в этом году нечасто общались, — отвечает он, будто тоже таит обиду.
Надеюсь, я неверно истолковала его тон, иначе ума не приложу, как он может таить на меня обиду в каком бы то ни было виде. Он родитель. А я лишь результат плохого выбора и отсутствия контрацепции.
— О многом нужно тебе рассказать, — добавляет он.
Ох, он даже не представляет.
— У Сары есть братья или сестры? — спрашиваю я, а сама молюсь, чтобы их не было. Хватит с меня и того потрясения, что мне предстоит провести лето с кем-то, помимо отца. Большего напряжения я не вынесу.
— Она единственный ребенок. Чуть старше тебя — окончила первый курс в колледже. Вернулась домой на каникулы. Она тебе понравится.
Посмотрим. «Золушку» я читала.
Отец подносит руку к вентиляционной решетке.
— В салоне жарко? Или слишком прохладно?
— Нормально.
Лучше бы музыку включил. Пока не пойму, как вести с ним комфортную беседу.
— Как твоя мать?
Я напрягаюсь от его вопроса.
— Она… — и замолкаю. Не знаю, как ответить. Кажется, что я слишком долго откладывала этот разговор, и теперь будет странно и неприятно, когда выяснится, что я не сказала ему о случившемся вчера по телефону. Или когда мы встретились в аэропорту. А потом я соврала кассиру, что мать привезла меня в аэропорт.
— Ей давно не было так хорошо, как сейчас. — Я тянусь рукой с края кресла в поисках рычага, чтобы откинуть спинку назад. Вместо рычага нащупываю кучу кнопок. Нажимаю на все подряд, пока спинка не начинает отклоняться. — Разбудишь меня, когда приедем? — Вижу, как он кивает в ответ, и мне становится не по себе. Но я не знаю, как долго нам ехать, и хочу попросту закрыть глаза и попытаться заснуть, чтобы избежать вопросов, на которые я вряд ли смогу ответить.
Глава 3
Мою голову мотает из стороны в сторону от мощной встряски. Глаза открываются, и я резко просыпаюсь.
— Паром, — поясняет отец. — Прости, на рампе всегда трясет.
Я в растерянности поглядываю на отца. И тотчас все вспоминаю.
Моя мать умерла прошлой ночью.
Отец до сих пор об этом не знает.
У меня есть мачеха и сводная сестра.
Выглядываю из окна, но ряды машин загораживают обзор во всех направлениях.
— Почему мы на пароме?
— Навигатор сообщил, что на 87-м шоссе двухчасовая пробка. Наверное, авария. Я решил, что в такое время дня мы быстрее доберемся до полуострова Боливар на пароме.
— Куда?
— Там летний дом Аланы. Тебе понравится.
— Летний дом? — Я приподнимаю бровь. — Ты женился на женщине, у которой сезонные дома?
Отец издает тихий смешок, но это не шутка.
Когда я гостила у него в последний раз, то спала на диване в дешевой однокомнатной квартире в Вашингтоне. А теперь у него жена, у которой несколько домов?
С минуту я рассматриваю его и понимаю, почему он выглядит иначе. Дело не в возрасте. А в деньгах.
Отец никогда не был богатым. Отнюдь. Он зарабатывал достаточно, чтобы выплачивать алименты на ребенка и снимать однокомнатную квартиру, но всегда был из числа папаш, которые сами себя стригли и повторно использовали пластиковые стаканчики, чтобы сэкономить.
Но стоит взглянуть на него сейчас, и становится очевидным, что небольшие перемены произошли в нем потому, что у него есть деньги. Стрижка, за которую он заплатил. Брендовая одежда. Машина с кнопками вместо рычагов.
Я смотрю на руль и вижу блестящую серебристую кошку, застывшую в прыжке прямо по центру.
Мой отец ездит на «Ягуаре».
Чувствую, как лицо искажает гримаса, и отворачиваюсь к окну, пока он не заметил исходящее от меня отвращение.
— Ты теперь богат?
Он снова издает смешок. Бесит. Терпеть не могу, когда люди усмехаются. Самый высокомерный вид смеха.
— Я и правда получил повышение пару лет назад, но не такое существенное, чтобы позволить себе сезонные дома. Алане досталось кое-какое имущество после развода, и она стоматолог, так что дела у нее и так идут неплохо.
Стоматолог.
Просто отпад.
Я выросла в трейлере с матерью-наркоманкой, а теперь проведу лето в пляжном домике с мачехой, у которой докторская степень. А значит, ее отпрыск — скорее всего, избалованная богатенькая девчонка, с которой у меня нет ничего общего.
Надо было остаться в Кентукки.
Я и так плохо уживаюсь с людьми, но еще хуже уживаюсь с людьми при деньгах.
Мне нужно выйти из машины. Нужно побыть одной.
Я приподнимаюсь в кресле, пытаясь разглядеть, вышли ли другие пассажиры из своих машин. Ни разу в жизни не видела океан и никогда не плавала на пароме. Большую часть моей жизни отец провел в Спокане, где нет выхода к морю, поэтому я до сих пор побывала только в Кентукки и Вашингтоне.
— Можно выйти из машины?
— Ага. Наверху есть обзорная площадка. У нас около пятнадцати минут.
— Ты будешь выходить?
Отец мотает головой и берет в руки телефон.
— Мне нужно сделать пару звонков.
Я выхожу из машины и смотрю в заднюю часть парома, но там несколько семей бросают куски хлеба парящим в воздухе чайкам. В носовой части парома тоже людно, как и на обзорной площадке надо мной, поэтому я просто бреду, пока отец не пропадает из вида. У противоположного борта парома никого нет, и я прохожу между машинами.
Дойдя до ограждения, я хватаюсь за перила, подаюсь вперед и впервые в жизни смотрю на океан.
Если бы у чистоты был запах, она бы пахла именно так.
Уверена, что никогда не вдыхала такой чистый воздух, как сейчас. Я закрываю глаза и вдыхаю как можно сильнее. В этом соленом воздухе, смешивающимся с затхлым воздухом Кентукки, который все еще липнет к стенкам моих легких, ощущается какое-то великодушие.
