Я потрепала его по волосам, как хорошего мальчика, и поспешила к следователю, уже основательно задерживаясь.
— Ушакова, — сообщила, проходя в шестнадцатый кабинет после стука и переводя взгляд от одного стола к другому.
— Вы опоздали, — сказал один из четверых присутствующих и демонстративно посмотрел на часы. — На сорок минут.
— Арестуйте меня, — хмыкнула в ответ и вытянула руки вперёд, вверх запястьями, а потом улыбнулась, чтобы скрыть язвительность, так некстати выплывшую на поверхность, и сощурила один глаз. — Простите, заезжала к отцу, он ужасно переживает из-за случившегося.
— Присаживайтесь, — милостиво кивнул он на стул рядом со своим столом.
Я села, а он открыл блокнот и взял ручку с деловым видом. Худощавый, небритый, уставший от жизни мужчина средних лет, с впалыми щеками и несвежей рубашкой. Если бы я потрудилась представить себе его после разговора по телефону, то примерно так и обрисовала бы.
— Вы — лечащий врач похищенного? — уточнил, а я кивнула. — Расскажите, как он поступил.
— Стандартно для пулевых ранений, — слегка пожала я плечами, откинулась на спинку стула и закинула ногу на ногу. — К заднему входу, где обычно останавливается скорая, подъехал автомобиль, мужчину выбросили не ступеньки и уехали, а санитары переложили на каталку и привезли в отделение. Я была дежурным хирургом и сразу отправилась в операционную. Спустя пять часов, сделав все, что было в моих силах, я пошла в ординаторскую, переоделась и поехала домой, так как моя смена закончилась. Больного должны были перевести в реанимационное отделение.
— И часто такое бывает?
— Раз в три месяца стабильно, — ответила, задумавшись на пару секунд. — Иногда чаще. Однажды за ночь таким образом привезли пятерых, двое из которых были уже мертвы.
— Тоже в Вашу смену?
— Нет, рассказывали. Простите, похоже, я делюсь сплетнями… — потупила взгляд и заметила, что блокнот он пододвинул для проформы: он был девственно чист и даже слегка пожелтел от времени.
— Больше Вы больного не видели? — задал дежурный вопрос, а я ответила:
— Я работаю сутки-трое. В больницу после этого заходила только сегодня утром, — он кивнул, сверившись с информацией в своей голове, а я пыталась остаться все в той же расслабленной позе. Вроде и не соврала, а все равно неприятно.
— Как считаете, он мог прийти в себя и попросить кого-то вывезти его?
— Сомнительно, — слегка поморщилась в ответ. — Но разные бывают чудеса.
— Процент вероятности?
— Десять, не больше. С поправкой на ветер, то есть на непредсказуемость матушки-природы.
— Вы вроде хирург, — не удержался он от ехидства, а я припомнила:
— Один парень с топором в голове чувствовал себя так, как будто его нет. Угадайте, что произошло, когда его извлекли?
— Труп? — спросил с усмешкой, а я отрицательно покачала головой:
— Заштопали рану и он пошёл домой.
— И сколько он после этого продержался? — хмыкнул следователь, а я пожала плечами:
— Попросить отвезти его домой вполне бы успел.
— Мысль уловил, — кивнул уже серьезно. — Кто-нибудь спрашивал о нем, может, родственник?
— Мне об этом ничего не известно, — я широко развела руками и села прямо, намекая, что разговор неплохо было бы завершить. — Как я уже сказала, из операционной я пошла прямиком в ординаторскую, а оттуда домой, спать.
Он силился придумать, чего бы такого спросить ещё, но так и не нашёлся, кивком попрощавшись. Я ответила взаимностью, поднялась и поехала обратно в больницу. Делать там было особенно нечего, но дома не сиделось и я решила послушать, о чем говорят в народе.
Ординаторская была больше похожа на пчелиный улей: собравшийся персонал разбился на небольшие кучки и обсуждал произошедшее. На меня особого внимания не обратили, но некоторые голос понизили или вовсе замолкли и стало несколько тише.
— Давид, как ты мог парня проворонить? — сказала, скривившись и обняв за талию дежурного в тот день медбрата. Одного из семерых. — Я пять часов с ним колупалась.
— Ник, не сыпь мне соль на рану, — поморщился он. — Андрей Викторович уже второй день мозги чайной ложкой выковыривает.
— Признайся, с Людкой дежурил? — прищурилась я, а он вздохнул, что было однозначным «да». Я слегка похлопала его по руке и сказала серьезно: — Да я не осуждаю. Такое разве может в голову прийти? Сами-то из реанимации не выйдут, а что упереть… псих какой-то.
— Вот именно, — буркнул Давид. — И психом надо быть, чтобы такое предвидеть… Людка нагрянула, она на втором дежурила, а я что?.. Грех отказываться.
— Людка красотка, — кивнула согласно. — Не дрейфь. Устаканится.
— Да уж хорошо бы, у меня другой работы нет… — вздохнул понуро, а я заспешила на выход.
Людмила Гаскина в самом деле была редкой красавицей, а вот то, что она, якобы, дежурила на втором — факт сомнительный. Копия графика всегда была у отца в кабинете, но уходя он обычно закрывал дверь на ключ. Пока я прикидывала, что бы такого придумать, дабы остаться одной в его кабинете, он вихрем пронёсся мимо меня, но через пару шагов притормозил и обернулся.
— Решила заехать, — развела я руками, а он скупо улыбнулся. — Давай подожду в кабинете? — предложила, а он тут же сунул мне ключи и заспешил дальше по коридору, как будто бы по делам государственной важности, не меньше.
Я слегка ускорилась и вскоре уже перебирала бумажки на его столе, воровато оглядываясь на дверь. По большому счету, я могла бы просто спросить у него, и он бы ответил, но факт моего интереса вызывал встречные вопросы, на которые я не могла ответить даже самой себе. Или не хотела.
Через пару минут график был обнаружен, но Людмила в тот день вообще не работала. Внутри меня начало подниматься какое-то чувство, смутно напоминающее ревность, а я торопливо от него отмахнулась, убрала график на прежнее место и устроилась на небольшом кожаном диванчике, но тут же поднялась, достала его вновь, сфотографировала и принялась расхаживать из угла в угол, дав отцу ещё пятнадцать минут: на большее меня не хватит. Он появился через пять, но скорее забрать ключи, чем послушать мой рассказ.
— Все в порядке? — спросил быстро, а я молча кивнула и отдала ему связку. Вот и поговорили.
В каморке смена заканчивалась в семь, на часах было только три, поэтому я отправилась в столовую пообедать, а после — прямиком к Руслану, скоротать время, раз уж выдался момент.
Не могу сказать, что приходила от него в восторг, но процессу он отдавался с душой, это льстило и тешило самолюбие: как будто я была одна на всем белом свете. Да и комнатка запиралась на ключ, в отличии от ординаторской, где был сплошной проходной двор даже по ночам. Плюс ко всему, он был на столько галантен, что на мои синяки не обратил никакого внимания, а стертые колени даже слегка добавили градус.
— Людка давно заходила? — спросила вдруг, сидя на нем верхом.
— Которая? — уточнил Русик, а я порадовалась, что настояла на презервативе, несмотря на то, что пью таблетки.
— Гаскина. Красавица.
— Ник, ты же знаешь, для меня все женщины прекрасны, каждая по-своему, — сказал он с намеком на укор и призадумался. — На днях была, не помню точно когда. Почему ты спрашиваешь?
— Ревную, — мяукнула, лизнув его в шею, и скоротала ещё час.
— Степаныч скоро будет, — вздохнул Русик, даже не думая подниматься со стула и натянуть, хотя бы, трусы.
Я решила не лишать парня права выбора, быстро оделась, пригладила волосы и накрасила губы, то есть, всеми возможными способами постаралась придать себе приличный вид, а потом ухватилась за дверную ручку, а Руслан подорвался:
— Ника, ну ты чего, я ж голый!
— Мои действия? — спросила с удивлением, а он вздохнул:
— Подожди минуту.
И оделся секунд за двадцать секунд. Поразительней парень.
— Теперь можно? — вздохнула, а он кивнул, но принялся рассыпаться в комплиментах, которые я так давно не слышала, и я решила дослушать их все. Вышла довольная, как и любая другая женщина из этой комнатки, и решила дождаться Виктора Степановича где-нибудь подальше.
