— Ты только что сказал, что твоя дочь живет с тобой. Тебе не нравятся чужие дети, а меня это не должно напрягать?! Представляю, что там за ребенок с таким-то отцом. Она, наверное, одним словом, может вызвать обморок у своего собеседника, а волшебной палочкой сразу отправить в морг.
— Моя дочь — ребенок только для меня. Она давно вышла из того возраста, когда пользовалась волшебной палочкой. От тебя не требуется ее любить и даже дружить. Да и вряд ли это представится возможным, учитывая ее характер. Ну и про твой не стоит забывать, — кажется, Лукьянов усмехнулся.
Я даже не обращаю внимания на колкость в сторону моего характера, куда более меня сейчас волнует возраст его дочери.
— А сколько ей лет?
— Скоро будет восемнадцать.
— Пи…пи…пиликала гармошка! С ума сойти. Ты во сколько ее заделал?!
— Возьмешь калькулятор и посчитаешь. Как раз будет чем дома заняться, — это просто немыслимо. У Лукьянова взрослая дочь!
— И где она сейчас? Твоя дочь в смысле?
— Где или с кем?
— И где: и с кем.
— Отдыхает заграницей со своей матерью. Это совершенно не важно. Я хочу, чтобы ты осталась на практике на пару недель. Не волнуйся, потом я поставлю тебе оценку и напишу нормальную характеристику.
— Зачем?
— Что?
— Зачем эти две недели?
— Затем, что у меня нет времени ловить обиженную барышню. Остынешь за это время. Ну и ладно, чего уж греха таить — мне нравится, когда ты здесь в качестве моей помощницы. Мне приятно, да и тебе полезно.
— А зачем это все? — вполне серьезно произношу я, после значительной паузы. — Я же тебе даже не нравлюсь. Сам говорил.
— Ну я тебе тоже не нравлюсь, но ты же в меня влюбилась, — кажется, сейчас я подавлюсь собственной слюной.
— Я… такого не говорила.
— Считай, что это моя прекрасная интуиция и врожденное чутье, — уверенно произносит Лукьянов, ничуть не скрывая улыбки.
— А ты?
— Что я?
— Влюбился?
— Тебе правду или приятно?
— Да пошел ты в задницу! — вскакиваю с дивана.
— Ну вот чего ты спешишь, плохо воспитанная принцесса? Может там была приятная правда, — встает напротив меня, буквально давя своим ростом. Сейчас, когда на мне нет каблуков, это особенно ощущается.
— Ты что думаешь, что я настолько дура? Тебе эти две недели нужны не для того, чтобы я остыла, а чтобы было удобнее завалить меня в койку. А после двух недель, наверняка и жена с дочкой вернутся. Сейчас же ставь мне оценку и пиши характеристику. И дураку ясно, что не будет никаких двух недель. Давай быстрее, — хватаю дневник и протягиваю его Лукьянову.
— Деточка, а ты часом не перепутала с кем и как разговариваешь? Может, у плохо воспитанной принцессы дома принято раздавать приказы домработницам. Но ты не у себя дома, и я не твой подчиненный, — обманчиво добродушным голосом произносит Богдан и наклоняется ближе ко мне. А затем неожиданно заправляет мне за ухо волосы.
— У нас нет домработницы, — одергиваю плечом. — Ставь мне тройку, которую я уж точно заслужила, так уж и быть дрянную характеристику, и на этом закончим наше общение.
— Закончим? — ухмыляясь, произносит он.
— Да, закончим. Плохо воспитанная принцесса с женатыми мужиками не встречается.
— Нет, Анечка, не закончим. Не хочешь по-хорошему, будет…
— По-плохому? — перебиваю его.
— По-другому. Тройку захотела? Ее еще надо заслужить, — подходит к столу и открывает верхний ящик. — Чего стоишь? Давай дуй сюда, будешь проверять свой тест и задачу, чтобы потом не обвинила меня в подтасовке результатов.
Уверенно подхожу к Лукьянову и беру в руки ответы вместе со своим листком. Если в паре вопросов в тесте я не уверена, то в задаче точно — да.
Итого: три ошибки в тесте и, судя по нижеприведенным критериям оценок, — это четыре.
— Молодец. А теперь переходи к задаче. Я надеюсь, средний бал ты умеешь считать?
— Умею.
Сказать, что я расстроена своим неправильным ответом в задаче — ничего не сказать. И дело совсем не в оценке. Проводя дифдиагностику, я даже не подумала о таком заболевании. И вот это… это фигово.
— Итого, здесь ты получаешь два. Хотя, по сути, кол. Два плюс четыре — шесть. Шесть делить на два — три. Пока, ты, Анна Михайловна, укладываешься в положительную оценку. Ну а теперь заключительный этап: практические навыки и беседа о больном. Надевай халат и дуй… в восьмую палату. Осмотри больную, поставь ей предварительный диагноз в своей головушке. А дальше приду я и попрошу показать несколько практических навыков. Вперед, Анна Михайловна.
* * *
Я могла бы долго сокрушаться, обижаться и мысленно четвертовать Лукьянова за сложную больную, но не получается. Просто, потому что это как минимум непрофессионально. Я не успела толком уйти после фиаско от неправильно решенной задачи, а теперь еще и здесь не получается сконцентрироваться. Руки трясутся, голова не соображает и страшно от того, что сейчас придет Лукьянов. Ну почему все так сложилось? Еще день назад я порхала как счастливая дурочка, а сегодня Лукьянов женат и имеет дочь, а я профнепригодная двоечница? От обиды снова хочется лить крокодильи слезы. Ну я ведь не тупая, черт возьми, я же многое знаю и умею. Что со мной сейчас такое?
— Ну что, готовы, Анна Михайловна? — глубокий вдох и медленный выдох.
— Да, — спокойно отвечаю я, повернувшись в сторону вошедшего в палату Лукьянова.
— Позвать Марию Григорьевну, чтобы вы потом не сказали, что я к вам необоснованно придираюсь или, как выражаются студенты, валю вас? — усмехаясь, произносит Лукьянов.
— Нет, Богдан Владимирович, не надо.
— Тогда продемонстрируйте мне, Анна Михайловна, аускультацию сердца. Ну и, стало быть, расскажите, что вы услышали.
Если поначалу я могла сказать, что он ко мне придирается: то палец не так ставлю, то мембрану фонендоскопа не так прикладываю, то дальше уповать на Лукьянова я тупо не могла. Я сама себя начала «хоронить». Реально сама. Никогда мне не было так стыдно за себя. Во всех просмотренных мною фильмах, в таких случаях героини блистали, давая по носу своему обидчику, я же феерично «обделалась». Да, это не кино, и я не принцесса.
— Черт, не знал бы в чем дело, сказал бы, что ты специально завалила практику, чтобы остаться со мной, — не скрывая радости в голосе, выдает Лукьянов, как только выводит меня из палаты. — Давай глицин тебе дам, наверняка тот потеряла, — поднимаю на него взгляд. И все-таки он… козел. И не потому, что я виню его в своем сегодняшнем фиаско, а потому что то, что происходит сейчас ему безусловно нравится. — Кстати, на будущее — никогда и ни при каких условиях не спорь и не нарывайся с тем, кто выше тебя по званию. Ну если ты, конечно, не дочь президента. Запомни, Аня, любого можно завалить. Даже практикующего умного врача. Всего знать невозможно, а кто поставит цель завалить, тот это сделает. Уверяю тебя. И да, каюсь, я бы завалил тебя сейчас, если бы ты блестяще отвечала. К моему счастью, а твоему несчастью, мне этого делать не пришлось. Две недели практики для тебя — это даже мало, учитывая то, как ты сейчас отвечала. Кстати, — замолкает, когда возле нас проходит Цебер вместе со старшей медсестрой. И как только они отходят на приличное расстояние, наклоняется ко мне. — Любой другой я бы уже такое накатал в характеристике, что тебе даже и не снилось. А тебе даю шанс исправиться и пока оставлю девственно-чистый лист, — шепчет прямо в губы, а затем почти невесомо ведет носом по щеке. — Сейчас ты идешь отдыхать домой, а завтра приходишь как обычно, — шепчет над ухом, едва касаясь губами волос. — И без опозданий, Аня. До завтра, — игриво произносит он и неожиданно прикусывает мочку моего уха. Легонько, но достаточно для того, чтобы я пришла в себя. Но сказать что-либо в ответ ему я не успеваю. Он резко отрывается от меня и быстро идет в сторону своего кабинета.
Глава 4
— Богдан, подожди. Подвези меня в больницу.
Медленно поворачиваюсь к Егору и понимаю, что сейчас получу очередной минус в свою копилку. И никакого потепления между нами не видать.
