Теперь же Стас смотрел, как ее огромные карие глаза наполнялись тревогой. Арминэ тоже не решалась задать точащий изнутри вопрос. Волков не стал более мучать двух самых близких ему на свете людей.
― Перестаньте смотреть на меня как на привидение. Диагноз не подтвердился. Выдыхаем и расслабляемся. Живо, я сказал!
Армине моментально просияла, ее грузные плечи расслабились, и она тут же стала ворчать.
― А что ты тогда так долго? И почему так редко звонил мне? Почему я должна все узнавать от Карена?! — эта женщина была единственным человеком на всем белом свете, которому позволялось любое поведение в адрес Волкова. Он молча терпел и полную бестактность пожилой женщины, абсолютное отсутствие элементарных манер, и даже ее базарное хамство. Потому что только Армине можно было всё!
Сначала мама-джан покормила своих сыновей приготовленными ею горячими блюдами, а затем, подождав, пока они доедят, ни с того ни с сего отвесила Карену подзатыльник.
― Мама, за что?
― Любовницу новую завел? — прикрикнула Армине. — Когда у тебя жена еще грудью кормит! Наринэ уже все глаза выплакала.
― Мама, я… — пытался оправдаться, в очередной раз нашкодивший любвеобильный Карен.
― Послушай меня внимательно. Если на нервной почве у Наринэ пропадет молоко, я из тебя такой сделаю хаш, пальчики оближешь! Получится лучше, чем из баранины!
― Мама, ты не права.
― И так мне четыре внучки заделал! — продолжала ругаться Арминэ. — А я внука жду. И только попробую мне его родить с одной из твоих потаскух!
― Как я рад, снова вернуться домой, — хмыкнул Стас, глядя на скривившегося недовольного Карена, который в очередной раз получал нагоняй от своей мамы.
― Кушай, Сурен, кушай, — переключилась на него Арминэ. — Какой худой стал, одни кости! Чем тебя кормили в твоей Швейцарии?! — возмущалась армянка. — А ты куда смотрел?! — она снова отвесила подзатыльник Карену.
― А причем здесь я к его худобе?! — воскликнул брат. — Я еду ему в Швейцарию отправлять должен был?!
― Ты мне еще поговори! — снова накинулась на него Арминэ, но долго гневаться на любимого сына не смогла и тут же переключилась. — Тоже похудел! Плачется, видите ли, она мне, что муж гуляет. Конечно, он гулять будет, если ты его не кормишь нормально! — бубнила себе под нос Армине, уже ругаясь на жену Карена. — Кушай, сына, мама старалась. А то у этой барыни целых три няни, а она ни черта тебе не готовит! Только и знает, что мне в трубку рыдать!
Стас так и не понял, где связь между готовкой и кобелиной натурой Карена, и чем виновата его бедная жена, но мудро решил промолчать. Арминэ отпустила сыновей только после того как убедилась, что оба накормлены до отвала. И пригрозила, что если кто-нибудь из них похудеет еще хоть на грамм, она их выпорет, и многочисленная охрана им не поможет. Карен пытался возмущаться, что они два здоровых взрослых мужика, одному уже под сорок, а у другого собственные дети, но настоящую армянскую маму такими аргументами не сломишь. Волков улыбался, слушая их перепалку, а в душе был искренне рад снова очутиться дома рядом с близкими ему людьми.
Когда им все же удалось вырваться из заботливых рук Армине, они с Кареном направились в офис. До позднего вечера разгребали рутинные дела. Волков быстро вникал в то, что успел пропустить за целых полгода. В целом Карен в очередной раз отлично справился с руководством его империи. Волков остался доволен. Ближе к вечеру, они решили поехать, немного расслабиться и отпраздновать его возвращения.
Карен повез его в недавно открывшийся элитный ресторан. Сделав заказ, они стали обсуждать развитие стратегии компании и планы на будущее. Внезапно Стас вздрогнул от того, что в зале послышалась фортепианная мелодия. Грустная, тягучая. Въедающаяся в душу миллионами острых разбитых осколков. Волков непроизвольно сжал кулаки с такой силой, что казалось, еще мгновение, и вздутые от напряжения вены разорвутся. Несмотря на проведенное время в Швейцарии, вроде утихомиренный им внутренний монстр снова очнулся и завыл в голос. Но уже от боли… Какого черта?!
Карен повернулся в сторону музыканта, удивленно поднял брови, округлил глаза, а потом пробурчал что-то по-армянски себе под нос. Стас плохо знал этот язык, но, кажется, это было: «Да чтоб вы все горели синим пламенем, мать вашу…» — дальше пошла длинная речь, состоящая из одних матерных слов. Волкову же не надо было оборачиваться и выяснять, кто настолько искусно нажимает на черно-белые клавиши, заставляя мелодию течь по венам прямо к сердцу, чтоб впиться в него, вгрызться, и заставить слезно кровоточить. Его звериный инстинкт подсказывал, что это может быть лишь один человек на свете. В закрытом пансионе Швейцарии, он провел много бессонных ночей, прослушивая разных известных исполнителей классической музыки. Ни один не произвел на него настолько ошеломляющего эффекта. Ни один не выворачивал его внутренности наизнанку, принуждая душу одновременно орать от адской боли и рыдать от упоительного блаженства. Так играть могла только она…
― Не говори, что за роялем сейчас сидит Анна Монастырская, — с гнетущей обреченностью прошептал он.
― Сурен, если тебе от этого станет легче, хорошо, не скажу, — сострил Карен и скривился. — Я не знал, что она здесь будет. Мамой клянусь!
Волков повернул голову и взглянул на девушку-наваждение, его личный призрак, преследовавший его на протяжении семи месяцев. Она стала еще тоньше, чем была ранее. Куда же больше?! Лицо бледное, осунувшееся, плечи сгорбленные, а под глазами виднелись огромные жуткие синяки. Она выглядела настолько грустной и одинокой, что у Волкова даже свело скулы от неожиданного сочувствия.
Усилием воли он заставил себя повернуться обратно, подскочил с места и пулей устремился на выход. Выйдя на свежий воздух, он мысленно приказывал себе успокоиться. Семь месяцев лечения коту под хвост! Он честно исполнял все предписания врачей, и только недавно избавился от навязчивого образа этой девочки, перестал ежесекундно слышать душераздирающую мелодию, которую она играла в день их знакомства. Думал, преследовавший его искушающий девичий призрак исчез. А вот хрена с два! Волков весь затрясся, шумно делая резкие выдохи, прикрыл глаза, что даже сквозь закрытые веки просвечивались напряженные сосуды, а мелкий пот посыпался градом со лба.
― Да чтоб тебя! Сурен, прости… брат я… — Карен вышел за ним следом, встал рядом, и, будучи не в силах помочь, чертыхался сквозь зубы.
― Что она здесь делает? — спросил Стас, дергано прохаживаясь в зад вперед.
― Я не знаю.
― Так выясни! — рявкнул он.
― Я думаю, что она здесь работает.
― Что? — Волков удивился. — Зачем ей работать? Монастырский открыл ресторан и заставил дочь развлекать посетителей? Что за бред ты несешь?!
― Стас тебя долго не было. Кое-что произошло, — Карен замолчал на пару мгновений, достал сигарету и закурил. — Монастырский погиб в автокатастрофе. Вместе с женой и сыном. Полгода назад. Разбились насмерть.
― Что?! Как?! Почему ты мне об этом не доложил?! — разозлился ошеломленный Стас.
― Ты же сам мне сказал, что слышать не хочешь о нем.
― Да я же не думал… Господи, — Стас обхватил голову руками и согнулся почти вдвое. — Какого хрена, Карен?! И это все равно не объясняет, зачем наследнице многомиллионного состояния работать в ресторане!
― Дело в том, что у Монастырского были кое-какие проблемы с заводом. Он приходил в день, когда ты уехал. Хотел обсудить выгодную сделку и попросить тебя проинвестировать завод. Его прижали, Стас. Ему нужна была твоя помощь.
― Ты почему мне раньше об этом не сказал?! — рявкнул Волков, резко схватив его за грудки. — Да я бы тогда не уехал! Ты это понимаешь?!
― Сурен, ты сказал молчать, я молчал. Сейчас какие ко мне претензии?! — обиделся Карен и сдернул его руки со своей груди. — В общем, никакая она теперь не наследница. Нищая она. Я так понимаю, Монастырский хотел тебя на ней женить, чтобы решить свои финансовые неурядицы. А ты, считай, вовремя сбежал.
