кресло и с телефоном устроилась на ковре возле моего дивана.
— Ты с Лаевским сегодня во всех известных блогах и журналах. А заголовки какие! Закачаешься! — Она разблокировала телефон и начала читать вслух: — «Молодожены месяца. Влюбленные и красивые». «Наследница банковской империи и самый известный адвокат Москвы», «Поцелуй, который войдет в историю Питера»... — Наташа, как веером, помахала себе телефоном. — Мне только от одних названий жарко. А как вспомню вас...
— Тогда остывай. А я пока можно немного посплю?
Я взяла первую попавшуюся под руку декоративную подушку и как щитом укрыла ею голову.
— Ночь была настолько бурной? — Бульдозер по имени «Наташа», словно регбист мяч, отобрала мою подушку и прижала к своей груди.
— Так брачная! Ты же сама говорила, что спать не положено. Вот!
— Я много чего говорила. Обязанности лучшей подруги, они такие... — Наташа выпрямилась и, повернув мою голову, заставила посмотреть себе в глаза.
Наверное, так же смотрят прокуроры на допросе. Сурово, недоверчиво и долго. Будто буравят взглядом черепную коробку и докапываются до мозга.
От напряжения даже затылок зачесался. Но руку поднести, чтобы почесать, я не успела.
— Лерка, скажи честно, ты у нас все еще девушка? — Наташа удивленно, совсем как прошлый Демон, наклонила голову набок и плотно сжала губы.
Точно прокурор. А еще детектор лжи. Ходячий!
— Я...
Врать не хотелось совсем. Перед свадьбой наглости еще хватало, помнила предупреждения Никиты. А сейчас... после тяжелой ночи язык не поворачивался. Ясно было заранее: все равно не поверит.
— Только не пытайся мне соврать. — Наташа поднялась с пола и села рядом со мной на диван. — Я тебя без гинекологического кресла насквозь вижу.
— Наташ...
Я облизнула губы. Нужно было как-то начать. Или врать, или уже сознаваться. Возможно, во всем.
— М-да... — Уставившись в пол, подруга подперла голову руками.
Сейчас с нее можно было лепить женскую версию роденовского «Мыслителя». Даже выражение лица оказалось похожим.
— Я думала, что у меня с Пановым все сложно... — куда-то в космос протянула она. — Но, похоже, у тебя ситуация еще хлеще.
Я еще не понимала до конца, к каким Наташа пришла выводам, но с плеч словно булыжник упал.
— Папа говорил, что твои акционеры вместе с этим Буркиным... Бурёнкиным... или как там его, удавятся от «радости», когда узнают о браке с Никитой. Но я не думала, что именно ради этого ты идешь в ЗАГС.
Вместо ответа я пожала плечами.
— А как же твоя к нему «большая и светлая»? — Наташа подняла голову и не моргая посмотрела мне в глаза.
Даже не понять было, чего в этом взгляде больше: сочувствия или боли.
— А что с ней станется?..
Я не плакала на свадьбе. Не пустила ни одной слезы после нее в отеле. А сейчас глаза сами наполнились соленой влагой и переносицу обожгло болью.
— Не первый год, — растерянно развела руками. — Может, это уже диагноз. Может, я привыкла.
Еще несколько минут назад, до прихода Наташи, хотелось уснуть, чтобы ничего не вспоминать и не чувствовать, а сейчас изнутри рвалась целая волна. Будто плотина разрушилась. Дамбу взорвали.
— О боже, Лера!
Наташу просить не пришлось. Она сама обхватила меня руками, прижала к своей груди и, как маленькую, начала гладить по спине.
— Вот ты «счастливая». Бедная моя. Хорошая...
— Он тоже не хотел, — захлебываясь слезами, начала оправдываться я. — Пришлось решиться после больницы... Ни у меня, ни у Никиты не было другого выхода.
— Солнце ты мое. Это ж надо было так вляпаться.
— Так нужно. На год. Не до-о-ольше...
Слезы текли уже двумя ручьями. Я не пыталась сопротивляться самой себе. Не изображала сильную и гордую. Вместо борьбы вспоминала каждое прикосновение Никиты. В загсе, в ресторане, в отеле. Его почти черные глаза в зеркале, когда помогал мне расстегивать свадебное платье. Глубокие, как у мученика с иконы, морщины между бровей, когда нам привозили деликатесы. Изможденный вид утром.
И выла. Навзрыд. Как не выла даже по приемным родителям.
— И ему, конечно, все это тоже тяжело, — почему-то произнесла Наташа.
— Он все еще жену любит. Я уверена, — вырвалось у меня с новой порцией сырости.
— Да... Несчастный. — Наташины руки на моей спине вдруг остановились. — Только во время «первого поцелуя» чуть девственности тебя прямо на виду у гостей не лишил.
Вместо сочувствия в ее голосе зазвучала ирония. А вместо печали в глазах зажглись знакомые мне опасные огоньки.
От неожиданности я даже плакать перестала. Слезы будто сами резко высохли.
— Что ты имеешь в виду? — спросила осипшим голосом.
— Знаешь, Лера, лучше бы ты все эти годы не орла своего ждала, а ходила на свидания и набиралась опыта. Тогда сама бы поняла всё.
— Наташа, ты можешь прямо сказать? На что ты намекаешь?
Плакать мне уже не хотелось, но вот ладони начали дрожать. Тело будто первым догадалось, о чем речь и какой будет вывод.
— Лер, да твоего Лаевского прямо в загсе чуть Кондратий от желания не хватил. У него уши дымились! — Подруга тряхнула головой. — Если у кого и были сомнения, что у вас все по-настоящему, после этого секса рот в рот и мысли не осталось! Я вообще была уверена, что ты ходить сегодня не сможешь. Как последняя дура, спешила. Мази тебе везла обезболивающие. Все, что было в аптеке возле дома, скупила.
Она взглядом указала на сумочку. И снова притянула меня к себе. Сжала осторожно, как фарфоровую куклу.
— Ты бы видела вас со стороны, — произнесла Наташа с нервным смешком.
— Мы были похожи на настоящих?
Мои сомнения усилились во много раз. Все прикосновения и
