ним ничего не светит! – сразу опускаю ее с небес на землю, и сестра обиженно надувает губки.
– Ну почему так обреченно? А история «Золушки» – наглядный пример того, как бедная девушка влюбляет в себя богатого принца…
– Дурочка ты, – бросаю шутя, потрепав ее по щеке. – В сказки веришь… Если бы они были правдой, наша мама бы не болела, папа бы не умер в автокатастрофе, а дедушка и бабушка еще были бы живы.
– Какая же ты пессимистка! – показав мне язык, отвечает Эля.
– Не пессимистка, а реалистка! – поправляю, оставляя сестру и направляясь к маме.
Приоткрыв дверь, я заглянула в комнату. Мама спала на кровати и тяжело дышала. Скоро ей нужно будет поставить капельницу. Примерно раз в три дня мы прокапываем ей специальные растворы, которые очищают организм мамы и насыщают его необходимыми витаминами, поскольку последнее время она мало ест. Эле придется и с этим помогать мне, поскольку сидеть несколько часов рядом с мамой я не смогу. Разве что ночью. Но тогда какой из меня будет работник, если целую ночь проведу без сна?
Войдя внутрь, как обычно, проделала все необходимые процедуры, измерила давление и температуру. Все более или менее в норме, но все же далеко от идеала. Врач, который занимается лечением мамы, дал нам строгое указание следить за ее состоянием и в случае, если будут какие–то проблемы, срочно звонить ему или вызывать скорую помощь. Вот такая у нас жизнь: всегда держать руку на пульсе. И это очень нелегко. Очень нелегко и страшно.
За последнее время мы с Элей потеряли так много родственников! Если не станет еще и мамы, мы останемся одни друг у друга.
– М–м–м, – застонав, мама слегка сместилась в кровати и, приоткрыв глаза, посмотрела на меня из–под слегка приоткрытых ресниц.
– Привет, – прошептала я, взяв и легонько сжав ее руку. – Как ты?
– Хорошо, – тихо ответила она, натянуто улыбнувшись мне. – А ты как?
– Все нормально. Меня приняли на работу, – радостно сообщаю. – Обещают неплохие деньги. Оклад за неделю как за месяц в больнице! Я подумала, может, все же нам удастся скопить немного средств. Или чуть позже попрошу у Макара Егоровича деньги вперед, и мы попробуем сделать операцию.
– Ален, – обрывает меня мама. – Мы уже это обсуждали. Твоя бабушка тоже болела раком. Ее трижды оперировали, затем была химиотерапия, и толку? Она умерла, так и не побыв со мной ни капли перед смертью. А я хотела увидеть ее еще хотя бы раз…
– Не говори так, мам! – Я с трудом сдерживала слезы. Она совсем ни во что не верила и не хотела бороться. Совсем. – Раньше было другое время. Сейчас медицина прогрессирует. Даже на четверной стадии рак излечим.
– Кто тебе такое сказал? – с неким сарказмом говорит мама, отворачиваясь от меня.
– Я говорила с доктором. В его практике такого не было, но…
– Вот давай и закончим на этом! – невозмутимо обрывает мама. – Я даже не хочу об этом говорить.
– Мам…
– Ален, не надо! Ты ведь у меня умная девочка. Все понимаешь.
И все… Как с ней спорить? Я просто не знаю, как поступать дальше.
– Ладно, поспи. Поговорим в другой раз, – всего лишь говорю, поцеловав маму в лоб.
Я покидаю ее комнату, иду в кухню и быстро что–то перехватываю. Затем принимаю душ и, переодевшись в пижаму, захожу в спальню. Эля сидела на своей кровати и что–то клацала у себя в мобильном телефоне, довольно улыбаясь.
У нее были подруги – это хорошо, и время от времени девушка проводила с ними вечера, на что я реагировала нормально: общение с другими людьми ей необходимо. Это я всю свою подростковую жизнь провела за книгами и в учебе, так и не обретя ни одной нормальной подруги или постоянных отношений. За последние пять лет у меня был только один парень, с которым встречалась чуть больше полугода. А затем ему просто стало со мной скучно, и он меня бросил. Мне было больно, потому что у меня были чувства. Поэтому в дальнейшем с опаской подпускала к себе парней. В итоге больше года у меня нет отношений и секса.
У Эли должно быть все по–другому. Ей нужны перерывы и отдых. Достаточно уже того, что я пожертвовала себя на «съедение» обстоятельствам, проблемам и быту.
– С кем переписываешься? – поинтересовалась, прыгая под одеяло.
– Да так… Машка! – отмахивается, быстро спрятав телефон под подушку, что меня насторожило.
– Машка? Новая подруга? Ты никогда о ней не говорила, – замечаю, и Эля заметно начинает нервничать, не поднимая глаз. Врет.
– Познакомились недавно! Давай спать! – сразу добавляет, выключая светильник и скрываясь в темноте.
– Спокойной ночи! – говорю, решая не продолжать эту тему. Не хочу превращаться из сестры в заботливую мамочку. У Эли тоже могут быть секреты.
– Спокойной ночи, – говорит сестра, и комната погружается в угнетающую тишину.
Некоторое время лежу, глядя во тьму. Сон не шел. Было как–то волнительно и неспокойно. А затем я прикрыла веки и перед моими глазами появился мужчина в подвальной комнате. Псих… Но такой необычный! А тот его взгляд, брошенный мне напоследок… В нем было столько темноты и мрака. Он посмотрел так, словно что–то хотел сказать мне. Словно кричал: «Помоги!» Или это просто мои переживания… Ведь мне было так жаль его… Жаль те прикованные и кровоточащие руки.
За что с ним так?
Зачем приковывать?
Я хотела разобраться в этом завтра. А пока… Я вновь вспомнила его взгляд…
На следующий день, около восьми, я была на месте. Чтобы добраться до дома Леонова вовремя, мне пришлось подняться в пять утра, сделать все необходимые процедуры маме и приготовить поесть. Я вышла на автобус, который ехал за город, ровно в семь.
В особняке меня встретила другая горничная. Она показала мне мою комнату, выделила специальную форму, состоявшую из белого халата, шапочки и медицинской маски, а затем, подождав, пока переоденусь, провела меня в подвальное отделение.
Всю дорогу женщина вела себя отстраненно, не промолвила ни единого лишнего словечка. А когда мы подошли к двери в подвал, она вообще
