никто не смог бы, и я знал, что я чудовище. И срать хотел на это. Чем больше меня боялись, тем сильнее я кайфовал. Пусть боятся. Мне нравится, когда люди смотрят на меня и трясутся от ужаса.
Придет день, когда от ужаса задрожит мой враг и вся его семья.
Я приехал к Окси, которая встретила меня с распростертыми объятиями.
Светловолосая, пухлая, с чуть коротковатыми белоснежными ногами и большой грудью. Не совсем мой вкус, но она знает, как унять моего зверя, как утолить мой страшный голод.
Всегда благоухающая разодетая Окси. Даже сейчас под ее парчовым розовым халатиком голое холенное тело, а на маленьких ступнях тапочки с помпонами на высоком каблуке. Для меня не имело значения, во что она одета. Я трахал их голыми.
И, конечно, знал, что она заносчивая стерва и воображает, что представляет из себя нечто большее, чем бритая п*зда на ножках, а другие девушки это терпят, но ничего, за это каждый раз, когда я ее трахаю, она плачет и кусает до крови свои губы. Так что наказание неизбежно, малышка Окси. За все в этой жизни приходится платить. Особенно за золото и бриллианты на твоем теле, дорогую тачку и тряпки от знаменитых кутюрье.
Сегодня я хотел только ее. Остальные могли не выходить ко мне. И если я не звал, они сидели по своим комнатам.
– Стала раком, голову в пол.
– Да, мой господин… может, я вначале…
– Раком! Сейчас!
И дернул змейку на штанах вниз, высвобождая взбухший буграми член. Пульсирующий от боли и похоти. Я был очень зол. Полчаса назад мой сын сообщил мне, что женился на русской и везет ее к нам домой.
Он привез меня в какой-то дом, поблизости больше ни души. Вокруг лес или парк, я не успела рассмотреть. В голову лезут самые страшные мысли. И мне кажется, что живой я оттуда не вернусь. Ведь говорят, что у известных и богатых людей свои способы пощекотать себе нервы, и этот азиат вполне может оказаться маньяком-психопатом.
Не зря говорят, что жилище напоминает своего хозяина. Снаружи небольшое двухэтажное здание казалось прекрасным невероятным загородным домиком, облицованным белоснежным мрамором, с такой же белоснежной крышей. Никогда в жизни не видела белой крыши… Как будто весь дом покрыт морозным узором или снегом. И несмотря на весь ужас происходящего я не могла не восхититься… но это был лишь фасад. Вскоре мне открылась и боковая часть… резко контрастирующая с высоким забором и главным входом. Недостроенное, скорее, полуразрушенное строение, серое, вывернутое нутром наружу, пугало своей холодной сердцевиной. Здесь явно никто не жил, а строительство забросили уже очень давно. Мне были видны горы материала, накрытые контейнеры с кирпичом, пустые глазницы незастекленных проемов для окон.
У. Соболева. «Падение Хана»
Когда я вошел в нее сзади, она была влажной. Моя покорная сучка ждала меня и уже возбудилась. Ворвался в ее тело глубоко по самые яйца, схватил за волосы и начал погружаться сильно и очень глубоко. Я знал, что она привыкла, а также знал, что она владеет своими мышцами и может сдавливать мой член все сильнее. Особенно это ощущается при анальном сексе. Искусная любовница, за годы службы мне научилась доставлять удовольствие и владеть своим роскошным телом.
Застонала и задергала бедрами. Ей нравится, я знал это. Она любила боль и удовольствие, и именно поэтому мне нравилось ее трахать. Она отвечала моим пристрастиям, она приносила мне радость соития без осознания, что я кого-то калечу. Гораздо приятнее трахать не стонущее и плачущее бревно, а горячую сучку, которая подмахивает задницей и регулярно проводит операцию по гименопластике. Она единственная смотрела на мой член и не дергалась от ужаса. Она любовно сосала его и гладила. И я не видел в ее глазах страха и отвращения.
Схватил ее за волосы, приподнял и, не выходя из лона, повел к столу, опрокинул на него лицом, задирая ногу на столешницу, и вошел снова. Мне видно, как моя жуткая плоть входит в ее тело. Я стонал, засаживая ей глубже и сильнее, засаживая так сильно, что стол под нами трясся и дрожал. Нежным я никогда не был. Нежность вызывала во мне тошноту.
От нарастающего возбуждения болит каждая вена, болят нервные окончания, и мне хочется выть и причинять боль той, кого я трахаю. Она знает об этом, и она будет терпеть.
Стиснул ее грудь, сдавил соски и, удерживая их, вдирался все быстрее. Насаживая ее на себя именно притягиванием за грудь, покручивая кончики, сдавливая их так, чтоб она вскрикивала от каждого щипка. Повизгивает от боли, дёргается, сжимается. Заводит меня сильнее. Мне нравится, что ей больно, и нравится, что ее влагалище мокреет. Там узко даже когда влажно. Не так, как мне хотелось бы, но узко. Уже, чем у кого-либо еще.
– Сильнее, мой господин… я так хочу тебя, Али. Хочу тебя… хочуууу. Причини мне боль, разорви меня.
Она хотела, это правда. Она действительно меня хотела. И называла первым именем. Которое можно было произносить только таким грязным шлюшкам, как Окси. Ахмадом меня называла мать, сестры, братья, жены и все те, кого я уважал. Для шлюх и низости я Али или Эмир.
Ударами по ягодицам так, чтоб они тряслись и смыкались вокруг члена. Увесистыми шлепками так, чтоб оставались следы от ладони. Мне мало. Разрядки нет. Боль усиливается, возбуждение растет. Оргазм не маячит. А я должен кончить. Срочно и немедленно.
Теперь в другую дырку. Раздвинул полушария и резко вошел между ягодицами, силой растягивая анус. Расслабилась, впустила. Подготовленная сучка. Предвидела, что возьмет и туда.
Но орет. Знает, что мне это нравится. Знает, что я схожу с ума, когда она вот так кричит и дергается, когда извивается и кусает губы. Жестко, яростно, быстро.
Просунул руку между ее ног и ввел пальцы во влагалище, а потом ударил по промежности, цепляя клитор. Легкими шлепками по нему. Девка орет сильнее, громче, сдавил бугорок, покрутил между большим и указательным за самый кончик. И когда она кончает, ее задница сжимает мой член так сильно, что я стону уже в голос вместе с ней. Схватил за горло обеими руками слегка сжимая, врываясь все сильнее. Бьюсь пахом о ее зад. Пальцы ей в рот, по самую глотку, чтоб давилась. А она давится и кончает снова, кусает фаланги и
