не обиделись, останься он в отеле. Стараясь не реагировать на застывшее сердце, я сидела на диване и смотрела на малышей, которые играли на ковре у моих ног. Мама хозяйничала на кухне. Его взгляд я почувствовала сразу. Да, тяжело, хочется выть от боли. Боль никуда не ушла, застыла тяжелой ледяной глыбой внутри, что вздохнуть невозможно. Игнорируя его присутствие, я смотрела на мальков и улыбалась, может, хоть это заставит его уйти из нашего дома. Из дома, который наполнен детскими голосами, смехом, плачем. Всем тем, чего так избегает Глеб.
— Привет, Милада, — вспоминаю его голос, все оттенки в нем. Не буду анализировать и пытаться разобраться. Медленно поворачиваю голову в его сторону.
— Здравствуй, Глеб, — абсолютно равнодушно, всем своим видом даю понять, что к нему не осталось чувств, все внутри умерло…
Милада
У Глеба в руках пакеты, они сразу бросаются в глаза. Или мне хочется отвлечься от него самого, слишком много пространства и воздуха он забирает у меня своим присутствием.
На самых больших пакетах логотипы крупного детского магазина. Знал, куда шел. Высшая степень лицемерия – принести подарки детям и ни разу не взглянуть в их сторону, будто кроме меня здесь никого нет.
— Хорошо выглядишь.
Он мог этого не говорить, его взгляд красноречивее слов. Так смотрел только он. Жадно, голодно, с тоской и обожанием. Мне не нужна была открытость Тихомирова. Я предпочла бы, чтобы он выстроил стену, спрятался за маской равнодушия. Зачем он окунает меня в прошлое? Прошлое, в котором только я могла заглянуть ему в душу.
Игнорирую щемящую боль в груди. Держу на лице легкую улыбку. Глеб – эпизод моего прошлого, дороги обратно не существует.
— Ты тоже, — из моих уст это звучит до ужаса банально, потому что я никак не подкрепляю слова мимикой, на это и был расчет.
Сложно испортить такую внешность, как у Тихомирова. Глеб стал старше, виски украсились первыми мазками седины. Взгляд уставший, будто он давно не отдыхал. На лице щетина, обычно он не брился, когда нервничал, когда горели сроки сдачи объекта или произошло какое-то ЧП на его предприятиях. Перед тем, как мы развелись, бритву он тоже перестал признавать.
— Ты никогда не умела лгать, — медленно мотая головой.
А вот в прошлое нас опускать не надо. Не надо ворошить то, что похоронено под слоем пепла. Никаких разговоров о нас.
Нужно переключиться, и нет лучшего способа избавиться от Глеба, чем два малыша. Отворачиваюсь, наклоняюсь и подхватываю на руки Бориса, пока Варя спокойно играет. Ее лучше не тревожить, может рев поднять.
— Ну что, пройдем на кухню? — появляется за спиной Тихомирова отец.
— Это твоим детям, — разворачивается к родителю и передает подарки. Отделался. Фиговый из вас Дед Мороз, Глеб Владимирович. Убеждаюсь, что я поступила правильно, не сказав о ребенке.
«Твоим детям…» — в груди разрастается темная дыра. Обидно за дочку.
— Идем за стол, — отец кладет руку на плечо Глеба.
Борька, что-то лепеча на своем тарабарском, сползает с моих колен, шатко топает к Варе. Я уже пришла в себя, пережила волнение от первой встречи. Страх и скованность отпустили. Всколыхнувшиеся в груди чувства я умело прячу.
Все-таки я до сих пор испытываю влечение к этому мужчине. Мое тело вспыхивает рядом с ним, колет иголками нервные окончания, невидимые нити тянут меня к нему. Но я знаю, как сладко с ним – и как больно без него.
Никто после Тихомирова не смог пробудить ту чувственность, что он легко открывал во мне, никто не смог подарить то наслаждение от близости, которое давал Глеб. Но легче отказаться от него сейчас, чем пережить еще одно предательство. Тем более, есть человек важнее Тихомирова – Варя. Она занимает все свободное место в моем сердце.
— Ты не идешь? — спрашивает Глеб, пристально наблюдая за мной.
— Я сегодня за старшую, — улыбнувшись, развожу руками. — Не будем мешать встрече старых друзей, — всем видом даю понять, что история «нас» закрыта. Он может общаться с моими родителями, но в свой круг я его пускать больше не собираюсь.
Братишка ползет наверх, лезет обниматься. Замечаю, как напрягается Глеб. Непривычно видеть, как я целую ребенка? Тогда тебе здесь тем более не место, сделай вывод и уходи. Ты ведь не готов себя прощать…
— Стеше тяжело с двумя, хорошо, что Лада помогает, — отец пытается исправить свой косяк с приглашением Глеба в наш дом. Отводит тему разговора от моей персоны. — Пойдем, посидим.
Глеб не спешит уходить, не сводит с меня взгляда. Нервно как-то и неуютно. Боря сползает вниз, устал целоваться.
На мой телефон приходит сообщение. Я отвлекаюсь на экран смартфона. Это Ванька. Прислал фото. Губы расплываются в улыбке, когда открываю изображение. Он в дутой красной куртке стоит у берега озера, кругом снег. Красота…
Увеличиваю изображение, разглядываю друга. Или куртка его увеличивает, или кто-то собирается участвовать в конкурсе «Мистер Вселенная». Хорошеет с каждым месяцем.
Блин… как же мне его не хватает. Глеб так многого лишил меня…
Поднимаю взгляд, Тихомирова в дверном проеме уже нет…
Милада
«Шли свою фотку. Я соскучился», — прилетает сообщение от Ваньки. Про Глеба не забываю, он под кожей, меня от его присутствия в доме потряхивает, но я переключаюсь на друга. Даже на расстоянии я чувствую посыл тепла.
Прислушиваюсь к тому, что происходит в доме. Из кухни доносится голоса, в основном мамин, не очень довольный. Она старается говорить вежливо, но старается плохо. Тихомирову вряд ли уютно, но он пока не сбежал. Злорадно усмехнувшись, сползаю с дивана.
Опускаюсь на ковер рядом с малышами. Сажусь в позу лотоса. Собираюсь фотографироваться с мелкими. Ловлю Борьку, усаживаю к себе на колено, а ему надо забрать динозавра у Вари. Обычно они дружно сосуществуют, но бывают моменты, когда они могут устроить слезливый бой за игрушки.
Варюшу не стараюсь поймать в объектив. Увидев, что мама спустилась к ним, она карабкается на меня. Снимок получается веселым, на моих губах счастливая улыбка. Варя стоит боком, с перекошенными маленькими хвостиками. Отправляю Ване и жду его реакцию. Уверена, что он, как и я, хранит все наши фотографии, но свежих у него в коллекции давно не было.
Много месяцев я ничего не посылала, а Ванька просил. Не связывалась с ним
