хохот.
— Я разве пошутил? — Юра перекатывается с пяток на носки.
— Надеюсь, что да, — смахиваю выступившую от дикого гогота слезу со скулы.
— Я понимаю, — щерится в улыбке, — мужское эго негодует, но чего не сделаешь ради бизнеса, новых крупных сделок и выгодных связей, да? Обсуди этот вопрос со своим отцом.
— Ты на что намекаешь? — я медленно встаю.
— Сегодня день чудных открытий для двух птенчиков, — охает Юра. — Валер, ладно Вика - дурочка, но ты?
— Ты, что, с моей матерью…
— Я? — прикладывает руку к груди. — Нет. Что ты. Но у нее есть фаворит с молчаливого согласия твоего отца. Около десяти лет, если не ошибаюсь.
— Ты лжешь… — шепчу я.
— Нет, — беззаботно посмеивается. — Этому меня папа научил. Он в свое время говорил: надо знать о врагах всё, но о друзьях еще больше.
— Кто он?
— А тебе какое дело? — Юра с улыбкой возвращает мне мой же вопрос, разворачивается и неторопливо шагает к двери. — Я к Сонечке загляну и пойду. Поздновато уже.
— Только не разбуди, — в тихом негодовании шепчу я, когда дядя наклоняется к кроватке в полумраке.
— Мамка у тебя сегодня злая, — шепчет он с улыбкой. — Обычно грустная, но сегодня злая. Прогресс у нашей мамочки, Соня. Злость толкает вперед, но важно, моя сладенькая, идти в правильном направлении.
Соня покряхтывает в ответ, а затем приветливо агукает. Это несправедливо. Дядя ей очень нравится и она всегда улыбается, когда видит его рожу.
— Привет, моя хорошая.
— Все-таки разбудил, — зло шепчу я.
— Бу-бу-бу, — дядя передразнивает меня и бессовестно берет Соню на руки. — А вот ты у меня не такая, да?
Соня улыбается, глазки щурит и язычок высовывает. Хочу отобрать ее у дяди, убежать и спрятаться. Ничего хорошего от него не жду. Он и ей уже, наверное, выгодного жениха подыскивает.
— Через пару дней, когда вернется твоя мама, будет семейная фотосессия, — дядя вышагивает по комнате, покачивая Соню.
— Опять?
— В смысле опять? — разворачивается ко мне. — Соня подросла. И нам всем в наши фотоальбомы нужны новые фотографии, поэтому найди время и выберись за платюшками там, туфельками, — сюсюкает в лицо Сони, — и этой красавице тоже обновочки купи. Ты же тоже любишь быть красивой?
— И вновь претворяться на камеру, какие мы все счастливые, дружные и классные, да? — устало смотрю на дядю. — Тебе самому не тошно от всего этого обмана? От этого театра абсурда?
— Ты слышала об аффирмациях и визуализации своего счастья? — дядя вновь шагает по детской от двери до окна, а Соня тянет к его лицу пухлые ручки.
— Так ты визуализируешь наше семейное счастье?
— А еще очень приятно гостей развлекать всеми этими фотографиями, — он смеется. — им из вежливости приходится любоваться на то, как красиво я живу. Да и как не похвастаться такой булочкой?
Соня согласно агукает и зевает, чем доводит дядю до дикого восторга, которому я не верю. Во-первых, я знаю, что он ждал мальчика, а, во-вторых, он не считает, что она должна расти в спокойной и счастливой семье.
Дядя принюхивается и обескураженно шепчет, заглядывая лицо Сони:
— Кто-то обкакался?
Соня расплывается в улыбке и сучит ножками. Наивное глупое дитя, которое не знает, что ее в руках держит чудовище.
— Тебе пора, — мягко, но решительно забираю Соню из рук дяди.
Кладу ее на пеленальный столик, а дядя приваливается плечом к стене, наблюдая за тем, как я расстегиваю бодик, отклеиваю липучки на подгузнике.
— Уходи, я тебя умоляю, — шепчу я в бессилии и аккуратно убираю из-под зевающей Сони подгузник.
— Великая красота скрывается в матерях, — тихо отзывается он.
Впечатать ему грязный и дурнопахнущий подгузник в его циничное рыло? Поднимаю глаза.
— Какой красноречивый взгляд.
— Заткнись, — медленно сворачиваю подгузник и выкидываю его в урну. — Совести у тебя никакой.
— Ты маме не звонишь уже неделю, а ее звонки сбрасываешь, — дядя скрещивает руки на груди. — Она волнуется.
— Не хочу слушать, как ей нравится на Бали, и как ты ее балуешь, — приподнимаю ножки Сони и протираю ее влажной салфеткой. — Боже мой, какая и тупая, — перевожу взгляд на дядю, — он же мне чуть ли не открытым текстом говорила, что спит с тобой.
— А ты не хочешь отдохнуть? — дядя игнорирует мою короткую осуждающую тираду. — На недельку к морю? С няней, чтобы ты смогла погулять, отдохнуть, ножки помочить в воде?
— Нет.
— Подумай об этом, — приобнимает за плечи и чмокает в висок, а меня всю передергивает. — Сменить обстановку будет полезно.
Бесшумным и мягким шагом выходит, а я закрываю глаза, коснувшись груди Сони ладонью. Ради нее я должна быть сильной. Без меня ее сожрут, пережуют и выплюнут.
— О чем вы говорили? — раздается шепот Валерия, когда укладываю спящую Соню в кроватку.
Я включаю радионяню, шагаю мимо него и покидаю детску..
— Вика, — Валерий следует за мной мрачной тенью.
— Через пару дней семейная фотосессия, — останавливаюсь возле своей спальни и разворачиваюсь к Валерию.
— А еще?
— Тебя что-то конкретное волнует? — в свете тусклых бра его черты лица заострились.
— Что он еще сказал? — глухо шепчет он.
— В отпуск хочет меня отправить, — пожимаю плечами. — Говорит, смена обстановки пойдет мне на пользу.
— Когда?
— А когда надо? — отвечаю вопросом на вопрос и тут же приподнимаю бровь. — Постой, Валера, у тебя же деловая поездка, да, через неделю?
Его глаза вспыхивают злостью.
— Так это не деловая поездка? Да? — коротко усмехаюсь. — Подожди… — обескураженно моргаю. — Так ты сам в отпуск собрался, что ли? Со своей девочкой? Боже… — мое лицо кривится в гримасе отвращения, но я затем улыбаюсь. — А куда собрались?
У меня в груди растекается черная зловонная лужа презрения к Валерию.
— Так мне ждать от твоей шлюхи фотографий с яхты? Или снимок, как ты ее имеешь на песчаном берегу?
Стискивает пальцы на моей шее. Вот уж приплыли. Меня сейчас задушат, однако Валерий не
