Отбрасываю его руку и глубоко дышу. Щеки горят, внутри все клокочет. Мерзкое животное, уверенное в своей безнаказанности.
Здесь тоже есть мажоры, но они разные. Есть нормальные парни и девушки, которые пришли учиться, а есть такие как Коннор. Ублюдок из богатой семьи, которому оплатили учебу. Еще я слышала, что он участвует в боях без правил, но не за деньги. Просто ему нравится калечить тех, кто слабее.
Меня трясет, Коннор гадко ухмыляется. Так и размазала бы по его мерзкой физиономии спаржу со стейком.
Но тогда с меня снимут все заработанные за неделю баллы и еще вкатают штраф. Невольно бросаю взгляд на Никиту и жар обдает щеки еще сильнее.
Он сидит, отвернувшись, и даже не смотрит в мою сторону. Смотрит на двух блондинок, которые строят ему глазки. И улыбается, откинувшись на спинку стула.
Слезы подступают к глазам, поспешно отворачиваюсь, чтобы никто не заметил.
Я совсем сошла с ума? С чего я решила, что он станет связываться с Коннором? Никите на меня наплевать, он как может это демонстрирует, так что Коннор это только моя проблема.
Я уже обращалась к куратору, он обещал, что начальник охраны с ним поговорит. Судя по тому, что ничего не поменялось, разговора не было. Или не было толку.
В любом случае просто так это оставлять нельзя. В стране есть законы, есть полиция, есть власть. Если нужно, пойду к ректору, кто-то же должен гарантировать студентам безопасность.
Коннор отлипает от стойки и кладет руку на вздыбленный пах.
— У меня на тебя встает, как только я тебя вижу, — его грудная клетка, обтянутая трикотажной тканью, вздымается и опадает. Это не человек, это механизм, который работает на инстинктах.
Он отходит от стойки, идет к столику, за которым сидят три девушки. Коннор на ходу задевает одну из них за высокий хвост и хмуро бросает:
— Пойдем.
Она вздрагивает, на миг вжимает голову в плечи, но поднимается и идет следом за громилой. В разных концах зала из-за столиков встают парни и тоже идут к выходу. Может быть, они просто выходят? Но почему тогда оставляют недоеденную еду и тарелки?
У нас все за собой убирают.
Внутри появляется странное, ноющее чувство. Внутренности превращаются в ледяной ком. Я не знаю эту девушку, но почему интуиция подсказывает, что сейчас произойдет что-то ужасное?
Может, потому что в зале воцарилась непонятная тишина? Выходит, не только мне показалось, что парни с Коннором?
Я насчитала четверых, вместе с ним пять. И... Что это значит?
Смотрю на Оливку, она тоже таращится на входную дверь. Затем прячет глаза. Что-то знает или просто догадывается, как я?
Распахивается дверь и появляется Коннор. Один, без девушки, и мне хочется выдохнуть с облегчением. Но почему-то ледяной ком никуда не девается.
Оцепенение в зале проходит, очередь снова двигается. Выполняю механические действия, кусаю губы, как тут возвращается один из четырех парней и садится за свой стол.
Они все возвращаются с разным интервалом, а потом в проеме двери появляется та девушка. Ее волосы мокрые и стянуты в хвост, но смотреть на ее лицо страшно.
Покрасневшие глаза с лопнувшими сосудами. Лицо тоже неестественно красное, распухшие губы приоткрыты, она глубоко дышит. Такое ощущение, что ее душили.
Из пятерки, включая Коннора, на девушку никто не смотрит. Она медленно подходит к столу, садится на свое место. Ее подруги бледные, тоже отводят глаза, как, впрочем, и все присутствующие в зале. Делают вид, будто ничего не произошло.
Девушка начинает есть, но не успевает поднести вилку ко рту, как ее начинают сотрясать спазмы. Она скручивается на стуле и ее рвет прямо на пол.
Переглядываемся с Оливкой, я вижу в ее глазах настоящий ужас. Отстраненно думаю о том, что видит моя подруга. Шокировано окидываю зал и натыкаюсь на холодный взгляд.
Топольский смотрит в упор, но стоит нам встретиться глазами, отворачивается. Поднимается, ногой задвигает стул. За ним встают его спутники, и парни втроем выходят из кафетерия.
Глава 3-1
Хватаю бумажные полотенца и бросаюсь к девушке. Подруги отпаивают ее водой, она в изнеможении откидывается на спинку стула. Меня догоняет Оливка с совком и ведром.
— Возьми, — протягиваю девушке полотенца, — вытирайся и пойдем.
— Куда? — испуганно смотрит она. — Я не собираюсь никуда идти.
— Сначала в медпункт, потом к куратору, — отвечаю бодрым голосом, хоть от жалости он немного дрожит, — или можно сразу к ректору.
— Не надо мне в медпункт, — девушка отталкивает мою руку, — я в порядке. И к ректору не надо.
— В каком порядке? — вмешивается Оливка. — Ты на себя посмотри. Тебя надо осмотреть.
— Да, а я вызываю полицию, — достаю телефон, но девушка чуть не выбивает его из рук.
— Не смей! — она кривится, лицо искажается злобой. — Кто вы вообще такие? Что вы ко мне пристали?
Мы с Оливкой изумленно таращимся, девушки за столом переглядываются. В их глазах мелькает странное выражение страха, смешанного с жалостью.
— Тебя изнасиловали, — говорю осторожно, — Коннор и те четыре парня должны ответить. Почему ты их боишься?
Она взвивается, глаза горят неподдельной яростью.
— С чего ты это взяла? Чего ты лезешь не в свое дело? Отвали, — она отворачивается, Оливка возмущенно подбоченивается.
— Ничего себе! Это наше дело, дорогуша, нам за тобой убирать. Много радости вытирать твои рыгачки.
— Я сама вытру, — девушка отбирает у меня полотенца и злобно рявкает: — Ну, чего смотришь? Сказала, уберу. Проваливайте обе.
— Девочки, извините Нору, все правда в порядке, — примирительно говорит одна из подруг истерички. — Она просто нервничает перед аттестацией.
— Норе с утра было плохо, я говорила ей не идти на занятия, но она не послушала, — подхватывает явную ложь вторая, обмениваясь с подругой понимающим взглядом. — Не знаю, что вы себе надумали, все хорошо. Мы поможем ей убрать.
— Ну и прекрасно. Ведро потом верни. И совок, — ворчливо говорит Оливка и тянет меня от столика. Я не верю ни одному слову, но в одном они правы. Мы лезем не в свое дело.
Нора принимается орудовать салфетками. Отворачиваюсь, чтобы идти за подругой, внезапно мой взгляд цепляется за браслет, обвивающий запястье Норы. Простой металлический ободок с защелкой. Никаких камешков и инкрустаций, он больше похож на наручник.
На ободке выгравирован вензель с латинской «G». Наверное, у нее фамилия начинается с G, или так начинается имя ее парня.
Но внутри появляется и не отпускает странное ощущение, и я быстро себя осаживаю.
Нора права, я лезу не в свое дело. Мое дело зарабатывать баллы и не выпадать из графика. У нее наверняка таких проблем нет, по крайней мере, я ни разу не видела ее на отработках.
— И чего мы полезли к этой психичке, — не может успокоиться Оливка.
— Оль, ты веришь, что она пошла по своей воле? — смотрю на подругу в упор. — Ты же понимаешь, что они с ней делали?
— Догадалась, представь себе. Но откуда ты знаешь, может ей по кайфу побыть глубокой глоткой сразу для пятерых подряд?
— Как такое может быть по кайфу? — спрашиваю потрясенно.
— Или так надо, — отвечает она, понизив голос. Мне совершенно не нравится выражение ее лица.
— Кому надо, Оля?
— Ей, — добивает меня Оливка и показывает глазами на толпу перед стойкой. — Пошли работать. Потом поговорим, — добавляет шепотом, — вечером.
Перерыв заканчивается, и я бегу на лекции. Но происшедшее сегодня никак не идет из головы. Перед глазами стоит Нора, покорно плетущаяся за Коннором. А еще не отпускает гадкое отвратительное чувство использованности.
Но почему она отказывается от помощи? Почему никто за нее не вступился, даже подруги?
Что здесь вообще происходит?
Я в университете недавно, но за это время у меня не возникло ощущения вседозволенности и безнаказанности. По крайней мере тот же Коннор большее, чем схватить меня за руки, себе не позволяет. И я не собираюсь даже это оставлять без внимания.
