Она снимает пальто и отдает его парящему в воздухе гардеробщику. Я наблюдаю, как она одними губами произносит ему «Спасибо». Странное происшествие номер два. Большинство людей в этом баре не знают значения этого слова, не говоря уже о том, чтобы произнести его вслух.
Под пальто короткое черное платье, из-за которого ее стройные ноги кажутся бесконечными. К тому же она восхитительно неуклюжа на своих высоких каблуках. Это выдает всю ее игру еще до того, как она успевает открыть рот.
«Определенно, любительница конверсов», ― решаю я и думаю, что ее любимыми могут быть высокие вишнево-красные кеды, в тон этим соблазнительным губам.
Я продолжаю наблюдать за ней некоторое время, прежде чем сделать свой ход. По тому, как она оглядывает комнату, могу сказать, что ее тоже заставили присутствовать на этом мероприятии. Давай вместе будем посетителями, которым не хочется тут быть, милая. Может быть, в конце концов, мне не помешал бы партнер по выпивке.
Она смотрит в мою сторону и ловит пристальный взгляд. Как и следовало ожидать, ее румянец становится еще ярче. Я привык к такой реакции женщин. Если мой рост не достигает ее, то лицо обычно делает свое дело. По какой-то причине это не раздражает меня так, как обычно, и я ловлю себя на том, что гадаю, как незнакомку зовут, когда подхожу к ней, приходя к выводу, что, скорее всего, имя женственное и витиеватое, вроде Рози или Дейзи.
— Модно или намеренно, — говорю я, протягивая руку.
Вблизи она, по меньшей мере, на тридцать сантиметров ниже меня и еще более соблазнительна. В ней есть что-то утонченное, стильное, немного похожее на актрису Натали Портман, но она гораздо интереснее.
— Извините? — она вежливо хмурится, когда берет меня за руку. Ее хватка на удивление крепкая. Черт возьми, у нее потрясающие глаза. Глубокие, темные и любопытные… Как два овальных окна в помещении, за которое я хочу немедленно внести задаток.
— Извиняю, — говорю я, указывая на дверной проем.
— Ох, — она отпускает мою руку и опускает великолепные глаза. — Я не смогла найти попутку сегодня вечером… Канун Рождества, кажется, заставляет всех покинуть тротуары и втиснуться в такси. Похоже на настоящий Армагеддон.
Она пожимает плечами, и я замечаю, что на моих губах появляется улыбка.
— Джонас Фарли.
— Грейс Паркер.
Грейс… имя подходит ей. Цветы со временем увядают, но благодать всегда присутствует в тех, кто решает принять ее (прим.: имеются в виду имена Рози и Дейзи, с английского «роза» и «ромашка», которыми, как предполагал Джонас, зовут девушку, а имя Grace можно перевести как благодать). И она это сделает… У меня есть такое чувство по отношению к ней. Она одна из хороших девушек, а это значит, что я должен оставить ее в покое.
Но не сделаю этого.
Не раньше, чем посею хаос в ее благодати.
— Итак, что привело тебя на это ужасное мероприятие в эту ужасную ночь, Грейс Паркер? — спрашиваю я ее.
— Тебе не нравится канун Рождества? — ее брови удивленно взлетают вверх.
— Именно так.
Отказываясь вдаваться в подробности, я беру пару бокалов «Дом Периньон» у кружащего вокруг официанта.
— Я представляю компанию своего отца, — говорит она, с улыбкой принимая у меня один из них. — Мой брат, Натан, должен был быть здесь, но он совсем не смог найти на чем приехать.
Трехкратное «Ура» Натану.
— Какая жалость, — беспечно говорю я, и ее улыбка превращается во что-то такое, из-за чего мой член заставляет меня уделить больше внимания ее рту. — Не выпить ли нам за этот Армагеддон?
— Почему бы и нет.
Эти глаза злобно сверкают, когда она смотрит на меня, и я, кажется, не могу отвести свои.
— Давай вместе пройдем через этот ад. Что скажешь?
Пристальным взглядом она скользит по моему лицу, пока обдумывает мое предложение. Она думает, что я неудачная шутка? В конце концов, она лишь только зашла в бар…
— Ты ищешь во мне изъян, милая? — протягиваю я, не в силах больше выносить неизвестность. — Признаюсь, у меня их много, но все они спрятаны внутри, как наскальные рисунки. Просто не смотри слишком пристально… Паре моих бывших было непросто произнести слово «мудак».
Наступает пауза, а затем она запрокидывает голову и издает самый искренний смех, который я когда-либо слышал. Будто все ее тело только что ожило, повсюду искрясь электричеством. Это безудержно и неожиданно, и так чертовски завораживающе, что я хочу сорвать с нее одежду и трахнуть киску до мокрого забвения, прямо здесь, в этом баре.
Именно тогда я понимаю, что она уйдет вместе со мной, задолго до начала выступлений.
***
Первый поцелуй ошеломляет меня, как и ее, судя по хриплым стонам, вырывающимся у нее изо рта. Второй обвивает наши тела виноградными лозами, когда мы, спотыкаясь, заходим в ее гостиничный номер. Сумасшедшая, горячая и дикая… не могу насытиться. Ее платье уже задрано до талии, прежде чем я вспоминаю, что нужно пинком захлопнуть дверь.
Прижав Грейс к стене, поднимаю ее руки над головой и оставляю дорожку грубых поцелуев на щеке.
— Возможно, Сочельник, в конце концов, не такое уж и разочарование, — бормочу я, когда она расстегивает мои брюки.
— Поставишь мне оценку после, не раньше.
— Ах, так мы ведем счет?
Пальцами я прокладываю путь вниз, пока не достигаю вершины ее бедер. Она снова стонет и крепко зажмуривает глаза, когда я сдвигаю ее влажные трусики в сторону, а затем глубоко и жестко вхожу в ее киску.
— О Боже, — воет она, выгибая спину, отталкиваясь от стены.
О нет, детка, это все Джонас.
Я трахаю ее пальцами до тех пор, пока она не повисает у меня на шее, тяжело и влажно выдыхая мне в рубашку. Когда Грейс кончает, я чувствую, как ее соки стекают по моей руке.
— Легко уложиться в десятку, — говорю я с рычанием. — А теперь повернись и сделай это побыстрее.
Я отпускаю ее, чтобы засунуть пальцы в рот. Пусть будет одиннадцать… На вкус она даже лучше, чем на глаз.
Она приваливается спиной к стене, и ее глаза такие остекленевшие, но искрятся неожиданным жаром.
— Я ни от кого не принимаю приказов, Джонас… в некотором роде я упрямая.
От удивления я вынимаю пальцы изо рта. Я всегда диктую правила в спальне, здесь нет равных. Контроль — это то, что меня заводит. Так почему же у меня такое чувство, что мой член вот-вот взорвется?
— Интересно, — бормочу я, срывая с себя рубашку. — Я никогда не думал, что упрямство женщины считается прелюдией.
— Мне надоело, что мне вечно диктуют условия. Тяжело быть женщиной в бизнесе… Но вежливо попроси о чем-нибудь, и дело принимает другой оборот, — добавляет она с улыбкой. — Обращайся со мной как с равной, и я буду держать тебя во рту до самого Рождества.
Святое дерьмо.
— Принято к сведению, — хрипло говорю я, изо всех сил стараясь взять себя в руки. — Ты даешь мне стимул для работы над манерами, которые будут сопровождаться всеми лучшими привилегиями. А теперь, пожалуйста, повернись ко мне спиной, милая, пока я не кончил в свои гребаные штаны, как какой-то подросток.
Она одаривает меня дьявольской улыбкой и кружится, как ангел, одновременно снимая остатки своего платья.
У меня перехватывает дыхание. Ее обнаженного тела достаточно, чтобы нетвердой рукой выводить сонеты и строчить стихи.
Спустив штаны, я наклоняюсь к ней, втискивая свой возбужденный член между ее ягодицами. Сразу же чувствую, как она поддается в ответ. Идет мне навстречу… и знаете что? Меня это вполне устраивает.
— Могу я взять вас за руки? Пожалуйста, мисс Паркер, — вежливо прошу я, и она скользит ими за спину. Я связываю их вместе ее сброшенными трусиками, а затем тянусь за своим красным шелковым галстуком. — А теперь перейдем к чему-нибудь посерьезнее… Согласна?
— Да, — шепчет она, когда я завязываю ей глаза.
— Последний вопрос, — говорю я, снова прижимаясь грудью к спине Грейс и впитывая тепло ее тела в свое. — Ты бы хотела, чтобы я кончил тебе в задницу или в киску, или ты только что серьезно говорила о глубоком минете?
