горько-сладкий аромат забивается в мои легкие и я даже вздрагиваю от такого яркого контраста. Его парфюм разительно отличается от того, что обычно предпочитают мужчины его круга. За пару месяцев работы “на побегушках” я успела повидать элиту элит и знаю о чем говорю. Он же пахнет, будто не на бизнес форум приехал, а на рок-концерт. Причем, не в качестве зрителя, а самого непосредственного участника — такой у него наркотический и слегка порабощающий аромат.
— Спасибо, стажер Ярослава Коршун, — бросив взгляд на мой собственный бейдж, улыбается он. И тут же добавляет: — Хотя, какой же ты коршун? Скорее Птенчик. Да, так определенно лучше.
— Пожалуйста…, — тоже опускаю взгляд на его имя и округляю глаза, — Роберт Шефер.
Бросив на меня последний взгляд, мужчина удаляется, а у меня еще час после этого трясутся коленки. Юлька до потолка прыгала, когда получила ответ от этого Шефера. Да что там Юлька, босс тоже был в шоке и выписал ей премию размером в оклад. Шефер-старший начал вкладывать деньги в Арабские Эмираты чуть ли не раньше самих арабов. К тому моменту, как до наших бизнесменов докатился этот бум, Адам Шефер владел таким количеством земли в том регионе, что впору было провозглашать его одним из шейхов. Правда, сам он уже постепенно отходил от дел и активно включал в семейный бизнес сына, поэтому и на форум прислал именно его.
По крайней мере, так мы все тогда думали.
— Ты изменилась, — слегка прищурившись, замечает босс. Глаза цвета неба в ясный день медленно темнеют. Я будто в окно наблюдаю за тем, как над городом сгущаются тучи, окрашивая все в тёмный, почти чернильный цвет.
Его взгляд ощупывает меня, словно физически касаясь каждой части тела. Бесстыдно препарирует и беззастенчиво оценивает. Семь лет назад я, действительно, была птенчиком. Мне было девятнадцать, я носила очки и была жутко неуверенной в себе. Не могу сказать, что сейчас я стала роковой женщиной, но тушеваться от пристальных взглядов мужчин точно перестала. Однако же, с Максимом все идет не так. Снова.
Его взгляд стекает на мои губы и плавно опускается ниже. На мне закрытое платье, но кожа горит огнем. Мельком мажет по золотому кулончику на цепочке и переходит на грудь. Да, тут я точно изменилась, не спорю. Материнство подарило мне не только дергающийся глаз, но и плюс полтора размера груди. Мужчина дает себе еще две секунды на беспардонную “инвентаризацию” и затем холодно заявляет:
— Но имя осталось то же. Представь мое удивление, когда я увидел тебя в списке работников.
Сердце ухает куда-то в пятки. Такое короткое облегчение от того, что он меня узнал, исчезает, так и не успев заново разогреть этот остывший дребезжащий орган. Разумеется, он узнал меня по необычной фамилии. Ярослава Коршун. Стажер Птенчик. Именно так он меня называл тогда.
Что ж, это ничего не меняет. Кроме моего уязвленного самолюбия, конечно. Но ему и так по полной досталось от этого мужчины, мне не привыкать. Я решила, что Роберт… Максим… этот мужчина, в общем, должен знать, что у него растет прекрасная дочь. Надеюсь, он найдет в своем плотном графике большого босса пару часов в неделю на то, чтобы сводить ее в кафе или в парк. Не факт, что он этого заслуживает, но Малинка должна узнать своего отца.
— Я не собиралась прятаться, — неуклюже оправдываюсь. — Просто… вчерашняя встреча выбила меня из колеи. Я никак не ожидала увидеть тебя в кресле нового босса. Да еще и с другим именем…
Максим прищуривается и вперивается в меня своим тягучим взглядом.
— Вот мы и подошли к самому главному вопросу, — холодно заявляет он. — Сколько ты хочешь за свое молчание?
— Прости, что? — шокировано охаю.
— Сколько ты хочешь, чтобы мы забыли об этом нелепом недоразумении? И, кстати, я надеюсь, ты понимаешь, что вместе мы не сможем работать? Тебе придется уволиться!
*** Друзья, как думаете, уволит или нет? Чего, вообще, ждать бедному Птенчику?))
Замешательство сменяется настоящей яростью. Внутри все горит, будто меня живьем бросили в костер и разгневанная толпа улюлюкающих зрителей лишь подливает масло в огонь, вместо того, чтобы хоть как-то помочь. Тыкают палками, забрасывают камнями… уничтожают.
Как он смеет? Этот мужчина, что, поставил своей целью разрушить мою жизнь?
— Я не собираюсь увольняться, — уверенно заявляю. — Я первая сюда пришла. Если вам так стыдно за то “нелепое недоразумение”, то нечего было покупать нашу компанию!
От волнения я снова перехожу на “вы”, но ничего не могу с собой поделать. Чем больше я абстрагируюсь от прошлого, тем легче мне будет пережить этот разговор. Куда проще спорить с противным новым боссом, чем с мужчиной, в которого я когда-то отчаянно влюбилась.
— Если бы я знал, что ты здесь работаешь, то не купил бы.
По идее, я не должна удивляться. Было бы странно, если бы он забыл как я выгляжу, но помнил название компании, в которой я работала. Но мне все равно больно. Пока я почти семь лет жила воспоминаниями, он, кажется, просто стер меня из своей памяти. Дурацкое прозвище — единственное напоминание о той встрече.
Логически я понимаю, что на мою жизнь та ночь оказала больше влияния, но что-то мне подсказывает, что даже если бы не случайная беременность, я бы все равно не смогла так легко выбросить его из головы. Он же — будто опухоль острым скальпелем вырезал все напоминания обо мне из своей головы. Держу пари, полезные знакомства и важные разговоры с того форума он помнит до сих, а вот наивная стажерка испарилась из памяти, как только он сорвал со своей шеи тот злополучный бейдж с чужим именем.
Мужчина встает из-за стола и медленно надвигается на меня. В то время как меня потряхивает от эмоций, Максим Горский излучает собой хладнокровие и сдержанность. Такой себе островок спокойствия в бурлящем океане моей истерики. Я — лишь мимолетный эпизод его жизни. “Нелепое недоразумение”, от которого ему не терпится поскорее избавиться.
Приближается ко мне не спеша, я бы даже сказала величественно. Словно царь зверей, разгуливающий по своему прайду.
— Птенчик, не стоит уподобляться своей знаменитой тезке и устраивать здесь плач Ярославны. Мы же взрослые люди.
— Тезке? — не сдерживаюсь от саркастической усмешки. — Вообще-то, Ярославна — это отчество. Княгиню звали Ефросинья.
— Спасибо за столь важную информацию, — фыркает он, ничуть не смутившись. — Но вернемся к нашему вопросу. Сколько ты хочешь за свое молчание?
— Можете не переживать, я не собираюсь