А сегодня Настя, впервые за всё время, прошедшее с её отъезда из дома, позвонила отцу. Она специально не звонила раньше, ей нужны были от себя самой конкретные результаты. Как только появилось то, о чём можно было отцу отчитаться, так и позвонила.
Настя была растрогана до глубины души, поняв, как рад папа её звонку, услышав, какой теплотой наполнен его голос. А ещё он был очень горд за дочь, которая не спасовала перед трудностями и не прибежала домой, поджав хвост. Он прямо так и сказал.
— Я понимаю, Настя, что прошло ещё очень мало времени, и с выводами торопиться рано, но поверь, труднее всего бывает в начале пути. Да ты и сама это знаешь.
— Спасибо, папа! Ты приедешь когда-нибудь меня навестить?
— Я постараюсь, дочь, — голос Юрия Павловича звучал немного смущённо. — Но больше надеюсь на то, что ты приедешь домой хоть ненадолго. Мы с Юлей будем очень рады. Тем более, через месяц у нас свадьба. По понятным причинам пышной церемонии не будет, но приём организуем. Вот и повод для тебя приехать.
— Может, приеду…если получится, — неопределённо ответила Настя.
Не очень-то ей хотелось встречаться с Юлией, да ещё наблюдать, как папа берёт в жёны эту особу с двойным дном. Настя была по-прежнему уверена в том, что Юля — как тот айсберг, на поверхности лишь малая часть.
Настя разговаривала с отцом, сидя за кухонным столом. Ужин был готов, и она ждала, когда Люба проводит последнюю на сегодня клиентку, а за разговором не услышала, как хлопнула входная дверь. Обернувшись, Настя увидела Любу, прислонившуюся к косяку у входа в кухню.
— Извини, Настасья, я немного подслушала. А подслушивать нехорошо.
— Ничего страшного, я ведь и не пряталась. Папе позвонила.
— Молодец! Наконец-то, — Люба устроилась за столом и принюхалась. — Пахнет божественно. Ты становишься кулинаром, Настасья! Мне всегда лень готовить, я максимально сокращаю и упрощаю процесс. Как говорил один из воспитателей в детдоме: «Пища должна быть простой и однообразной». А у тебя всегда какие-то сложные специи и интересные сочетания. Этак я привыкну к хорошей жизни. Что буду делать потом, когда ты решишь вернуться к отцу? Или замуж выйдешь?
— Вряд ли я захочу вернуться к отцу, там же Юлия Великолепная скоро станет полноправной хозяйкой, — скривилась Настя.
— За что ты так её не любишь?
— А за что любить? Я не вижу, что она делает отца счастливым. Не вижу блеска в его глазах. Знаешь, с тех пор, как не стало мамы, он полностью замкнулся, человек — машина, никаких эмоций. Ему нужна пылкая женщина, горячая, эмоциональная. А рядом с Юлей он…он как Кай у Снежной Королевы!
— Ты очень любишь отца, потому испытываешь такую ревность и такую боль, — Люба не спрашивала, она констатировала факт. — По той же причине, скорее всего, интуиция тебя не обманывает, не зря ты настроена к Юлии негативно. Но твой отец далеко не глуп. Если она и пытается ввести его в заблуждение, долго это не продлится.
— Кто знает, Люба! Папа слеп в своих чувствах! Например, он всю жизнь терпел выкрутасы мамы, как выяснилось. Прости, что я обсуждаю это с тобой, но мы же близкие люди… Ты и папа, — больше у меня никого нет. А мама была твоей сестрой.
— Выкрутасы? — Люба подняла брови. — Маша всегда была своенравной и взбалмошной, но настолько, чтобы приходилось её терпеть? Что она натворила?
— То есть, папа тебе на похоронах правду не сказал… Может, он и прав. Слишком свежо всё было, слишком больно.
— Настя, не пугай меня! Ты побледнела аж до синевы! Что случилось тогда?
— Случилось то, из-за чего я никогда не выйду замуж. Так что не переживай, никуда я не денусь. Буду дальше совершенствоваться в кулинарном деле.
И Настя поведала Любе всю историю своей несбывшейся любви, от начала до конца, без прикрас. Разрыдавшись, Люба обняла племянницу, и некоторое время они плакали вдвоём. Одна освобождалась от остатков горя и тягостных воспоминаний, а вторая пыталась в очередной раз принять для себя поступки покойной сестры и страдания, через которые прошла племянница.
Потом им обеим неожиданно стало намного легче. Успокоившись, Люба сказала:
— Я задам ещё пару вопросов, и мы закроем эту тему навсегда. Ты начала новую жизнь, девочка! И твой отец тоже. То есть, ты узнала обо всём после?
— Конечно. Хотя, как выяснилось потом из слухов, мама и Андрей встречались почти с самого начала наших с ним отношений. И судя по всему, Андрей был не первым увлечением мамы. Однажды я подслушала разговор Юли и папы. Не знаю уж, что сказал папа, но Юля разгневалась и ответила, что у неё, конечно, нет такой «техники» и аппетитов, какие были у её предшественницы, но зато она и рогами отца не наградит.
— Подслушивать нехорошо, Настя, — с укоризной сказала Люба. — Тебе в детстве не говорили?
— Говорили, — усмехнулась Настя. — Я случайно. Почти.
— А по поводу ребёнка, Настюш…Что врачи сказали, прогнозы на будущее какие?
— Обошлось, всё нормально со мной, так сказали. Только зачем оно мне? Я замуж не пойду и рожать не собираюсь.
— Никогда не говори «никогда», Настасья!
— Буду жить, как ты. Ты же сама сказала, у меня твой характер.
— Настя, у меня свои объективные причины, — сухо сказала Люба.
Настя ждала продолжения, но его не последовало.
— А что ты говорила о воспитателе из детдома? Почему из детдома?
— Ты не знаешь? — Люба вскинула бровь.
— Нет. А что я должна знать?
— Мы с твоей мамой выросли в детдоме. У нас, конечно, были какие-то родители, если их так можно назвать, но их лишили родительских прав, и слава Богу. Они чуть голодом не уморили нас. Мне было пять, а Машке два, когда нас забрали.
— Вот почему мама никогда ничего не рассказывала. Бедные, как это страшно! Как вы жили, росли? Без поддержки, без родных!
Настя была в шоке от полученной информации. У неё даже голова разболелась от переживаний.
— Нам повезло, воспитатели в детском доме были порядочные, честные и человечные. Мы выросли, окончили училище. Маша тоже на модельера училась, как и я, но она не любила шить. Получалось у неё хорошо, но душа не лежала к шитью. Когда мне исполнилось восемнадцать, я взяла Машу под опеку. Вот так. Ничего, выросли. Теперь понимаешь, почему у меня пожизненный «сухой закон»? Я на дух не переношу спиртное.
Настя и Люба проговорили до ночи, рассказывая друг другу о своей жизни. Однако у Насти остались вопросы, и она не могла уснуть, долго ворочалась в кровати. Не выдержав, встала и пошла в комнату Любы.
— Ты что ходишь, как привидение, Настасья?! Напугала меня! — Люба села в кровати. Она тоже не спала, и кажется, плакала. Глаза странно блестели в лунном свете.
— Я только спрошу и уйду, Люба, прости!
— Ну спрашивай, — вздохнула Люба.
— Почему ты замуж не вышла? Какие у тебя объективные причины?
— Я почти вышла, — Люба говорила шёпотом, хотя они были в квартире вдвоём. — Уже платье было готово, день назначен. Но мой жених полюбил другую. Он мне не изменял, сразу всё честно рассказал. Потому свадьба была, но не у нас с ним, а только у него.
— А ты его очень любила, и больше никого не смогла полюбить потом, да? — Настя тоже перешла на шёпот.
— Как-то так, да.
— И сейчас продолжаешь его любить?
— Всё, много будешь знать, мало будешь спать! Иди к себе, Настасья, я спать хочу! — глаза Любы вновь сверкнули.
— Любишь-любишь, — едва слышно прошептала себе под нос Настя, покидая комнату тёти. — Всё с тобой ясно!
* * * * * * * * * * * *
Интернет пропал часов в десять утра. Сейчас время подходило к шестнадцати часам, но оператор по-прежнему бодро сообщал о том, что «работы на линии продлятся ещё примерно около двух часов».
Насте срочно нужно было отправить в офис приличный пакет документов, и она сидела, как на иголках. Конечно, можно было попытаться всё перекинуть в смартфон и отправить, пользуясь мобильным интернетом, но в итоге Настя решила, что быстрее будет взять накопитель и отправиться в офис.
