мурашек. Вито жалобно стонет.
— С-с-стой! Пожалуйста, мне ж-ж-жаль, — плачет он.
— Черт, — задыхается Джузеппе. — Ты сломал его гребаный нос!
— В следующий раз… — Тон незнакомца понижается с глубоким грудным рыком. — Я убью тебя за то, что ты так со мной разговариваешь.
— Йоу, чувак, никакого неуважения. — Джузеппе звучит испуганно, и мне чертовски приятно ощущать его страх.
Им всегда удобно заставлять нас бояться их. Пытать нас. Обращаться с нами как со шлюхами. Но кем бы ни был этот человек… что ж, теперь они его боятся.
— Йоу, чувак? — Это так твоя мать научила тебя говорить? Хм?
От черствости его голоса у меня по рукам пробежал холодок. И следующее, что мы слышим, это крик Джузеппе, проносящийся по дому, звучащий хуже, чем крик Вито.
— Мои чертовы зубы!
— Меня зовут Майкл Марино. Выучи его, когда будешь обращаться ко мне в следующий раз.
Боже мой…
Мой желудок опускается, перекатываясь, как волны океана, по которому я скучаю. Я знаю это имя. Я слышала слухи. Этот человек… он так же опасен, как и они, может быть, даже более. Я слышала о преступной семье Мессина, когда Бьянки рассказывали о них, не зная, что я слушаю.
Говорят, что Майкл на самом деле главный, и скоро он заменит своего отца. Говорят, они все очень богаты. Неприкасаемы. Самая богатая семья в городе.
Говорят, никто не может приблизиться к нему, да никто и не хочет. Он убивает без пощады, и делает это хорошо. Но сейчас он — мой единственный шанс спастись. У такой женщины, как я, не так много других вариантов, и Майкл Марино — моя единственная надежда.
Мужчинам нельзя доверять, не в нашей жизни. Но если он сможет вывести меня из этого ада, если я смогу пойти и найти помощь, как сказала Кайла, тогда оно того стоит. Может быть, я найду возможность выкатиться из машины, пока он будет в дороге. К тому времени, как он поймет, что произошло, я буду бежать, надеясь, что он не решит меня поймать.
— Я вернусь за тобой. — Я хватаю Кайлу за другую руку. — Я найду помощь и вытащу тебя. Ты слышишь меня?
Жжение застилает глаза, нарастает, как буря, накрывает меня. Я хватаю ее и прижимаю к себе.
— Я не могу оставить тебя, — тихо плачу я, и она тоже.
— Ты должна. — Она отталкивается, чтобы посмотреть на меня, а затем как можно тише открывает окно.
Здесь никого нет. Девочки все наверху. Мужчины заняты. Они никогда не смотрят на камеры. Они полагают, что мы слишком напуганы, чтобы попытаться что-то сделать.
— Я люблю тебя, Кайла.
— Я… — Она подавилась остатком слов, ее подбородок дрожал. — Я тоже тебя люблю. Я ничего им не скажу. Неважно, что они со мной сделают. — Она быстро смахивает слезы.
— Мне жаль. — Я потираю под глазами, ненавидя это.
Я не могу заставить себя двигаться. Я нужна ей, а она нужна мне. У нас больше никого нет, а теперь у нас не будет друг друга.
— Иди! — шепчет она.
Я киваю с дрожью, сглатывая от боли, пронзающей грудь, и, бросив последний взгляд на подругу, выскальзываю в окно, не зная, увижу ли я ее когда-нибудь снова.
ЭЛСИ
Тошнота колышется в моем нутре, когда я тихо бегу к внедорожнику, благодаря кроссовкам мои шаги бесшумны, даже когда мой пульс так сильно бьется в горле, что я почти теряю сознание.
Когда я наконец добираюсь до другой стороны машины, я открываю дверь так тихо, как только могу, и проскальзываю внутрь, прижимаясь к полу как можно ниже.
Эхо ударов моего сердца грохочет в моих ушах, как пара тяжелых барабанов. Секунды и минуты пролетают мимо, а мое беспокойство только усиливается, пока я не слышу его приближение. Пока дверь машины не откроется, и каждый волосок на моем теле не встанет дыбом.
Пожалуйста, не оглядывайся назад. Просто веди машину.
Машина наконец начинает двигаться, и вздох облегчения задерживается в моих легких на случай, если он его услышит.
Кайла.
Слезы наворачиваются на глаза, даже когда я пытаюсь не плакать. Я не могу поверить, что бросила ее. Что за друг так поступает? Что, если я никогда не смогу ей помочь? Что если они изобьют или убьют ее прежде, чем я успею вернуться с полицией?
Майкл резко поворачивает, сигналит, ругаясь под нос. Раздается звук мобильника, и он тут же отвечает.
— Привет, принцесса. Как сегодня в школе?
Внезапно из его голоса исчезает прежняя суровость. На его месте появляется кто-то более мягкий, и мне сразу же хочется узнать этого человека.
Он отец? Я никогда не слышала этого, когда подслушивала.
— Было так интересно! — Раздается голос веселой маленькой девочки. — Тони принесла слайм в школу, и мы играли с ним на перемене.
Он смеется, настоящим смехом. Смехом, которого мне не хватает. И мое сердце разрывается. Этот парень явно любит этого ребенка.
— Я рад, что у тебя был хороший день, детка. — Его голос смягчается, и мне остается только удивляться, как человек, который так жестоко смотрел на меня, может говорить так мило. — Папа соскучился по тебе.
— А ты, папочка? У тебя был хороший день? — Ее речи сладки, как мед.
— Скоро будет лучше, потому что я собираюсь увидеть тебя через несколько минут.
Она визжит.
— Мы все еще будем вместе готовить пиццу на ужин?
— Я обещал, не так ли?
— Да… — Она затихает, горечь просачивается сквозь нее.
— В чем дело, София?
— Эм… — Она делает паузу. — Ты не всегда выполняешь свои обещания, папа.
Я прикусываю внутреннюю сторону щеки. Этот оттенок грусти трудно не заметить и еще труднее не почувствовать. И если эта пауза — хоть какой-то признак, он тоже сейчас это чувствует.
— Мне жаль, принцесса. Ты права. — Его выдох резкий. — Я буду стараться лучше. Меньше работать.
— Все в порядке. Я просто шучу. Я знаю, что ты очень много работаешь, чтобы оплачивать наш дом и все мои игрушки.
— Нет ничего важнее тебя. Папа любит тебя… Ты слишком быстро растешь.
— Дедушка говорит, что я выйду замуж, не успеешь оглянуться.
— Скажи ему, что ты не выйдешь замуж еще лет двадцать.
В трубке раздается смех пожилого мужчины, и она разражается хихиканьем.
— Ладно, папочка, скоро увидимся. Сейчас я иду играть.
— Ты закончила домашнее задание? — торопливо спрашивает он.
— Да. Домашнее задание перед игрой, — повторяет она, как будто делала это миллион раз.
Я почти вижу, как она закатывает глаза, и
