борясь с болезненным беспокойством, наполняющим мою кровь. — Ты мне противен.
— Да? — его глаза цвета полуночно-синего неба мерцают чистым садизмом, когда он наклоняется ближе и шепчет: — Это еще лучше.
Его теплое дыхание скользит по моей шее. Я сжимаю челюсти, и мне требуется вся моя сила воли, чтобы отогнать чувство дискомфорта, которое все еще не является тошнотой.
Ни в малейшей степени.
Ощущение распространяется от того места, где его пальцы касаются моего затылка, и заканчивается на мочке уха, где он говорил щепотом.
Мне нужно убираться отсюда. Сейчас.
Я тянусь к земле позади себя и хватаю первый попавшийся предмет, а затем прижимаю его прямо к его лицу.
Он ослабляет хватку на моей шее, и я, не дожидаясь его реакции, вскакиваю и бегу за кусты.
Быстро.
Не оглядываясь назад.
Так быстро, будто у нас овертайм во время игры и победа команды зависит от моей переадчи нападающему.
Это я против извращенного представления о времени. И так было всегда.
Чувство тревоги сменяется выбросом адреналина и врожденной потребностью бежать.
Далеко.
Очень далеко.
Темная фигура почти врезается в меня, и мы оба замираем на месте, прежде чем столкнуться друг с другом.
Красная Маска.
Он держит в руках свою окровавленную бейсбольную биту и смотрит на меня так, словно я насекомое, перебежавшее ему дорогу.
Прилив адреналина медленно рассеивается, и дрожь распространяется по моим конечностям, как лесной пожар.
Прекрати трястись.
Прекрати трястись, чертов слабак.
Прекрати!
Мне почти удается подавить внезапно нахлынувшие эмоции, но чувство отвращения поднимается из желудка к горлу быстрее, чем я успеваю моргнуть.
Характерный запах алкоголя, сигарет, бергамота и металлическая вонь крови окутывает меня.
Нет.
Нет.
Нет.
Я оборачиваюсь, и мои глаза сталкиваются с темными глазами Николая. Они более безумные, чем у ведьмы во время языческих похорон, налитые кровью и наполненные обещанием пролить новую кровь.
Мою кровь.
Не позволяя себе думать об этом, я иду в сторону Красной Маски. Пусть ударит меня этой битой, мне все равно. Может, мне повезет, и я потеряю сознание, а значит, смогу вывести свой мозг из этой ситуации.
— Смотри, я поймал бездомного кота, — грубый голос Николая звучит как спусковой крючок для ночных кошмаров. — Он безостановочно бежал, и, знаешь, у него вспыльчивый характер. Швырнул мне в лицо целую гребаную ветку и чуть не вырубил меня. Люблю таких чертовски дерзких. Их так весело разрывать на части.
Я подхожу к Красной Маске, которая изучает меня с ног до головы, а затем поднимает биту.
Наконец-то.
Дело сделано.
Все кончено.
Я вернусь в мир, где мои пути никогда не пересекутся с этими отбросами человеческого общества…
Что-то тяжелое опускается мне на спину, и я вздрагиваю, когда сильная рука обвивается вокруг моей шеи и почти сдавливает горло.
Я не могу дышать.
Я не могу…
Срабатывает инстинкт самосохранения, я со всей силы бью Николая локтем. Он с таким же успехом мог быть стеной, потому что не только не отпускает меня, но и усиливает хватку.
Паника сковывает мои мышцы, я толкаю его с дикой силой и в какой-то момент даже пытаюсь укусить, но Николай и не дрогнул. Он тащит меня за деревья, мои ноги волочатся по земле, и я открываю рот, чтобы позвать на помощь, даже если это будет еще один проклятый Язычник.
Николай закрывает мне рот другой рукой, прижимая маску к моим губам.
— Т-с-с-с. Мне нужно, чтобы ты заткнулся нахуй.
Мои слова звучат невнятно, как в тех жутких фильмах ужасов, где ботаник умирает первым.
Это я. Я — ботаник.
В последней попытке я переношу весь свой вес назад. Моя мышечная масса не идет ни в какое сравнение с его, но я много тренируюсь.
И бегаю тоже. Больше, чем положено человеку.
Николай теряет равновесие, и я бросаюсь вправо, но мир уходит у меня из-под ног. Он валит меня на землю, и я падаю на живот.
Огромный вес наваливается мне на спину, и Николай лежит на меня, как кирпичная стена.
Я кашляю, напрягаясь, и глубокий вдох заставляет меня вдыхать крошечные частицы грязи. Легкие горят, и я понимаю, что это потому, что он все еще держит меня в удушающем захвате.
— Чертов боец. Джекпот, — его голос отдается эхом, как темные чернила из моих гребаных кошмаров. — Сражайся со мной чаще. Делай это жестче. Сильнее. Быстрее. Я хочу боя!
Я дважды похлопываю его по руке, хрипя и задыхаясь.
У меня кружится голова, а под тяжелыми веками вспыхивают желтые и оранжевые пятна.
— Не будешь драться? — он звучит разочарованно. — Ладно, думаю, ты и не сможешь, пока тебя душат. Если я отпущу тебя, ты будешь хорошо себя вести?
Мои короткие ногти царапают длинные рукава его рубашки, и он хмыкает.
— Хотя меня и так устраивает. Думаю, мне нравится эта позиция.
Унижение разливается по моей крови, как яд, когда ощущение его тела, сжимающего мое, ощущается сильнее, чем нехватка кислорода. Его грудь накрывает мою спину, а колено зажато между моими бедрами. Он навалился на меня всем своим весом, будучи чертовски тяжелым.
Я прижимаюсь к земле, как будто это поможет мне спастись от него. Мрачный смешок раздается у меня над ухом, когда он ослабляет хватку настолько, чтобы я мог дышать.
Но он не делает ни малейшего движения, чтобы освободить меня или оттолкнуть к чертовой матери.
Я с трудом вдыхаю и кашляю от внезапного притока кислорода.
— Кто-нибудь когда-нибудь говорил тебе, как чертовски сексуально ты выглядишь, когда борешься за контроль? Я мог бы съесть тебя живьем и не оставить ни крошки, — последнее предложение он шепчет мне на ухо, и меня чуть не выворачивает.
Из кожи.
Из моего проклятого мозга.
Не знаю, откуда у меня берутся силы, но я пихаю его локтем и выползаю из-под него быстрее, чем он успевает моргнуть.
Поднявшись на ноги, я начинаю бежать…
— Я так понимаю, ты не беспокоишься о своем брате?
Я останавливаюсь и медленно оборачиваюсь. Николай стоит на ногах, скрестив руки и склонив голову набок, и беспечно наблюдает за мной.
Вот только в нем нет ничего беспечного. Этого придурка можно назвать только психом.
— Слышал, он по уши в дерьме, — продолжает он. — Я имею в виду Лэндона. Ты ведь здесь из-за него, верно?
Мои глаза под маской расширяются.
— Это ты прислал мне приглашение?
— И ты не разочаровал. Братская любовь одержала победу.
Я бросаюсь к нему и хватаю за воротник рубашки, притягивая так близко, что его грудь сталкивается с моей.
— Где он?
Его рука