Сажусь перед столом, нервно перекладываю бумаги. Ничего не могу прочесть, тем более понять.
Интересно, а Вадим ушёл?
Чтобы не вернуться к двери, насильно увожу себя в другую сторону, отправляюсь в комнату. Надо посмотреть на дочь, вдруг мы разбудили её разговорами. Но Санька безмятежно спит.
Возвращаюсь на кухню. По пути выключаю свет и подхожу к окну. Не хочу, чтобы Вадим заметил меня, если сейчас стоит внизу. Но никого у подъезда не вижу. Двор почти пустой. Редкие прохожие мелькают то тут, то там в тусклом свете фонарей еле различимыми тенями. Но на Вадима они ни капельки не похожи.
Не знаю, сколько я так простояла, наверное, полчаса. Мне точно стало легче. Дыхание успокоилось, пульс бьётся реже. Только тело затекло оттого, что долго нахожусь в одной позе.
Потягиваюсь. Ладно, утро вечера мудренее. Надо хотя бы попытаться уснуть.
Вдруг снова раздаётся звонок. И сердце, тяжело бахнув, разгоняется со скоростью спорткара.
Ну, что такое Вадим творит? Он же Сашу разбудит! И я решительно направляюсь к двери. Не для того, чтобы снова увидеть, просто хочу прогнать.
Резко распахиваю её со словами:
— Я тебе всё сказала, что ещё надо?
На полуслове изумлённо замолкаю. На пороге стоит незнакомый мужчина.
Глава 6
У квартиры стоит невысокий мужчина неопределённых лет с одутловатым лицом и короткой, неряшливой, запущенной бородой.
Взъерошив и без того неопрятные, давно немытые волосы дрожащей рукой с грязными ногтями и татуировками в виде перстней, он широко щерится:
— Лариса? Доброго вечерочка.
От его улыбки кожа лица, желтоватая и морщинистая, собирается неровными заломами, и сразу становится заметно, что во рту очень мало зубов.
Нахмуриваюсь, пытаюсь собраться с мыслями, вспоминаю, кто это может быть? Сантехник, что ли? Или дворник? Кажется, да. На дворника похож, хотя я, конечно, особо не приглядывалась… И чего ему нужно? Почему именно ко мне зашёл?
— Добрый вечер. Слушаю вас.
— Геннадий, — торжественно представляется мужчина, по-гусарски подкручивая усы. — за авансом пришёл.
— Ой… — теряюсь я от неожиданности.
И в этот момент на этаже разъезжаются двери лифта, из него выходит Вадим. В одной руке держит бутылочку с минеральной водой, в другой сигареты.
Увидев нас, расширяет глаза:
— Эт что? — уточняет у меня, чуть склонив голову к плечу, — не успел за сигаретами выйти, а тут…
Геннадий возмущается:
— Не «что», а «кто». Я муж Ларисы… Как тебя по батюшке? — поворачивается ко мне.
— Вячеславовна, — растерянно запахиваю халат поглубже.
— Ларисы Вячеславовны, — подмигивает он мне опухшим глазом с паутиной красных сосудиков и торжественно завершает, — и отец её дочери.
Вадим, который как раз в эту минуту, открутив крышку бутылки, делает глоток воды, давится ей и заходится в кашле.
— Чтооооо? Что ты сказал, мужик?
Он отставляет на пол бутылку, берёт его за грудки и приподнимает. Геннадий намного ниже ростом, поэтому его ноги отрываются от земли и болтаются в воздухе. Не раздумывая, Вадим бьёт его в лоб своим, опускает обратно.
Рычит:
— Ты ничего не попутал, пень берёзовый? Ещё всечь, чтоб соображать начал?
— Чего сразу всечь-то? Чо ты рамсишь, ты ж не голимый, я вижу, — обиженно лопочет Геннадий, — я подработать пришёл, ничего больше. Аванс только возьму и уйду.
В соседней квартире кто-то громко чихает, судя по звуку, прямо около глазка. Господи, какой стыд…
— Вадь, не надо, отпусти его, соседи… — жалобно встреваю я.
Но бывший не реагирует.
— Какой ещё аванс? — снова встряхивает мужчину.
С того чуть не сваливаются грязные джинсы с обтрёпанными швами, он подхватывает их и держит за пояс в области бёдер.
— Какой-какой, обычный аванс, за отцовство.
— За какое ещё «отцовство», не пойму⁈
Вадим резко оборачивается ко мне, из глаз искры летят, ноздри возмущённо раздуваются:
— О чём он? Это чмо и есть Санькин отец, что ли⁈
Испуганно, быстро-быстро машу головой.
— Нет, нет, ты что…
— А фиг ли ему надо от тебя тогда?
— Аванс, — сипит Геннадий, — просто аванс. За то, что отца буду для её дочки изображать. Двести рублей в час. По объявлению я…
Вадим отпускает его. Кладёт широкую ладонь на затылок, пренебрежительно, но уверенно направляет к лифту, нажимает кнопку и заталкивает внутрь:
— Чтоб больше тебя здесь не видел, тень человека.
Тот словно не обижается, жалко бормочет:
— Командир, дай хоть на метро, я ж потратился, пока сюда ехал.
Вадим не глядя достаёт из кармана крупную купюру, суёт Геннадию. Тот присвистывает и подобострастно частит:
— Спасибо, командир. Я понял, ты теперь отец её дочки, ну, и без вопросов. Хорошо, когда бизнес-конкурент подходит разумно…
Двери закрываются, лифт трогается, дальше уже не разобрать слов.
Вадим поворачивается ко мне. Надвигается неумолимо. Когда подходит в упор, инстинктивно делаю несколько шагов назад.
Он снова оказывается в квартире. Невозмутимо снимает с себя толстовку, цепляет за капюшон на крюк трёхногой вешалки. Медленно с надменным выражением лица, запирает дверь.
Наконец, возвращается ко мне.
Пытливо смотрит в глаза:
— Что за дичь ты творишь? Может, теперь расскажешь?
Глава 7
Несколько лет назад
— Что за дичь ты творишь, Вадим? — бубню себе под нос, раз за разом набирая номер мужа.
В ответ раздаются длинные гудки. Он не отключил телефон, просто не отвечает.
Я сижу на постели рядом с дочерью. Так и не прилегла после того, как мы с Вадимом поругались, и он ушёл.
На часах уже девять утра, но мы так ни разу и не поговорили. В мессенджере подсвечены двумя зелёными галочками только мои сообщения. Их там, наверное, уже около ста штук. Все прочитаны, но ни на одно из них реакции не последовало. Я ругалась, уговаривала вернуться, звала домой, и тут же угрожала выгнать, если только появится на пороге. Признания в любви перемешаны с обещаниями ненавидеть всю оставшуюся жизнь. Я умоляла его простить меня, и тут же обвиняла сама. Этой бессонной ночью я устала до изнеможения. Голова гудит, пульс бьёт в виски, как будто это не кровь толкается в стенках артерий, а чугунные молоточки беспорядочно колотят в кости черепа.
— Мама, а печенька есть?
Вздрагиваю, резко прихожу в себя. Кошмар, я даже не заметила, что дочка проснулась… Она сидит на кровати, сонная, с надутыми губками, с отпечатками пальчиков на щёчке.
Моё солнышко, так люблю её. Но именно сейчас не могу, ничего не могу… Я с ума схожу от мыслей, что с Вадимом произошла беда. Если он очень злится на меня, не хочет разговаривать, то почему просто не отключил телефон или не отправил мой номер в чёрный список? Да. С ним определённо что-то плохое произошло… Я должна найти его.
Подрываюсь. Спешу к шкафу, достаю оттуда Санькины брючки, футболку, кофту тёплую:
— Одевайся, — кладу рядом с ней, — сейчас к бабушке поедем, там покушаешь.
Дочка неловко начинает собираться. Мои руки нервно дрожат, когда я натягиваю джинсы и водолазку. Иду в ванную, брызгаю на лицо ледяной водой. Не смотрю в зеркало, вслепую расчёсываю волосы, собираю их в гульку.
Вызываю такси, одновременно помогая Сашеньке застегнуть пуговички.
— А мы к какой бабушке?
— К бабе Оле.
Мои мысли сейчас похожи на снежную бурю, они холодные, колючие и беспорядочные, закрывают собой всё вокруг. Мне даже дочку не видно в этом урагане, а мысль только одна, чтобы скорее всё закончилось.
Через двадцать минут мы выходим у ворот дома свёкров. Держу сонную Сашу за ручку, упрямо жму кнопку звонка.
Наконец, калитка распахивается.
— Лариса? — фальшиво улыбается свекровь.
Она странно выглядит, глаза виновато бегают, закрывает собой калитку, не пускает внутрь.
— Ольга Петровна, мне очень нужна ваша помощь. Пусть Саша с вами посидит недолго.
