чтобы следил за домом и сдавал, наши вещи в одной из комнат закрыла. И вперёд, в новую жизнь.
— Ма, а пилот тут папа? Ма, папа тоже такой самолёт водит? Ма, а папа теперь всегда с нами будет?
Котёнок говорил, не переставая, я привычно включила белый шум. Пятилетки иногда могут часами говорить, если всё слушать и на каждый вопрос отвечать — с ума сойти можно. Люблю сына так, что иногда дышать больно, но это не значит, что он бывает такой врединой, что придушить хочется. Остаётся только зубами скрипеть и дышать, как на родах учили. Характер у него в папу: беру что хочу и как хочу. Тот ещё разбиватель женских сердец растёт.
Смешно звучит, но в Москве я впервые. Домодедово оглушает. Невольно крепче держу за руку Котёнка, пробираясь к выдаче багажа. Марик встречает у выхода в город. Букет красных роз, широкая улыбка.
— Ну приве-ет! — тянет, подхватывая Котёнка на руки. Отпускает и целует меня. Жадно, а ведь совсем недавно расстались. — Как долетели?
— Па, ты тоже такие самолёты водишь?
— Тоже. — Его широченная ладонь ерошит мягкие светлые волосы сына. — Когда-нибудь и вас куда-нибудь отвезу. На Кипр. Или в Испанию. А может, на Кубу, как думаете?
Он забрал чемоданы и идёт по вестибюлю уверенной походкой. Конечно, наверняка сотню раз здесь ходил.
— Тебя перевели на загранку? — доходит не сразу.
— Почти. — Улыбается лукаво, глазами сверкает. — Дома расскажу.
«Дома». Звучит странно. Наша квартира на пятом этаже кирпичной десятиэтажки. Район зелёный, Марик сказал — приличный. Тимирязевский. Как будто я в них разбираюсь. Две комнаты, ремонт свежий, кухня удобная, вид из окна на город. Красиво.
— Садик вон за тем домом. — Марик подходит ко мне, обнимает обеими руками. Кладёт подбородок на плечо. Котёнок радостно носится по квартире, осматривается и всё комментирует. — Я рад, что вы рядом, Лялька.
Рада ли я? Пока да. Волнение, азарт и адреналин. Как будто сказка начинает сбываться. Со стороны, наверное, так и есть. Только…
— Ты останешься? — спрашиваю, разбирая вещи.
— Нет. — Он морщится. Вздыхает и отводит глаза. — С друзьями в боулинг сегодня идём.
— И с женой.
— Да, и с женой. — Смотрит спокойно. Пожимаю плечами, возвращаюсь к вещам. Хотела бы сегодня погулять по району. Втроём.
— Ты живёшь далеко отсюда? — спрашиваю небрежно. Мне в любом случае надо это знать, чтобы с женой ненароком не столкнуться.
— Нет, но она в эту сторону не ездит. — Марик правильно понял вопрос. — Ляль, вы не пересечётесь.
— Всё продумал, — усмехаюсь.
— Конечно, — говорит он довольно. Сгребает одной рукой, поднимает подбородок двумя пальцами. Шепчет, глядя на губы: — Не хочешь стать моей стюардессой?
— Шутишь, что ли? — отвечаю со смехом.
— Шучу, — его голос вибрирует, становится ниже. Между ног потепенно теплеет. Кот сидит в соседней комнате с планшетом, смотрит мультики, но даже это не гарантия того, что он не зайдёт. — Но я хочу увидеть тебя в форме.
— Украдёшь у своих стюардесс? — сглатываю. Его глаза темнеют, как море перед грозой, предвещая бурю.
— Закажу специально для тебя. — Он водит большим пальцем по подбородку, под кожей проходит дрожь.
— Пойдём. — Хватаю его за руку и тащу в ванную. Тихо замыкаю дверь. Целую первой, закидываю ногу на торс. Марик отвечает, толкаясь языком в рот. Задирает плиссированную длинную юбку, сбивает на талии. Дышим шумно, едва сдерживаю стон, когда член упирается в меня. Быстро расстёгиваю джинсы, достаю его, сама отвожу трусики в сторону.
— Нетерпеливая, — выдыхает на ухо, вставляя. Глушу стон в плече, обвиваю ногами. Его длина внутри всегда так правильно ощущается, как под него заточена. И трахает так, что душа отлетает с первых движений. Быстро, грубо, две минуты — и оба дрожим. У Котёнка даже мультик не закончился.
— Скоро жена уедет на несколько дней, возьму пару выходных только для вас, — говорит он, застёгивая ширинку.
В Сочи меня бы это не волновало, мы и так нечасто виделись. В Москве это почему-то звучит иначе…
Агата
Многие так живут, и я смогу. Сейчас Марат со мной, всё по-прежнему, только вместо сердца камень. Не знаю, как до сих пор двигаюсь, хожу и говорю. Одного не могу: заставить себя спать с ним. Даже лежать рядом мерзко. Ночь за ночью мягко отказываю под разными предлогами или прихожу спать позже. А он как и не замечает. Когда новый рейс в Сочи?..
— В понедельник вызывают в управление, — говорит он, поправляя воротник голубой майки поло. Светлые волосы лежат небрежной волной, мягко щурятся глаза, в уголках собрались морщинки. Я каждую знаю: профессиональные, от солнца, что светит пилотам.
— Думаешь, переведут? — Улыбнись же! Улыбнись, найди в себе радость за его повышение! Не могу. Комок поперёк горла стал привычным. Предатель. Как ты вообще можешь так спокойно себя вести?! У тебя совсем нет совести?!
— Уверен. — Он поворачивается, кладёт руки на плечи и слабо сжимает. — Другая жизнь, мась! Повышение! Будете со мной летать в Токио, Пекин, Сеул…
— Или Монголия, Узбекистан, Казахстан. А что? Тоже международные рейсы. — Насмешка вырывается сама, непривычно для меня. Марат удивлённо распахивает глаза, светлые пушистые ресницы приковывают взгляд. Секунда, и он тихо раскатится смеётся.
— Очень смешно, мась!
Вот бы с отцом поговорить, чтобы специально его туда поставили! Пусть летает по странам ближнего зарубежья, да хоть рейсом Москва-Минск. Пожизненно. Злость — эмоция неожиданная, но, как ни странно, приятная. Она будто изнутри подпитывает, сил придаёт. Смотрю на широкую спину Марата и представляю, как вонзаю в неё нож по самую рукоятку. И ещё раз. И ещё. Жар обжигает, но следом приходит леденящий ужас. Я, что, в чудовище превращаюсь? А если на самом деле выйду из себя и очнусь перед трупом?
— Масяня, ты идёшь? — Он зовёт из прихожей. Няня ушла купать Каринку. Я переступаю с ноги на ногу: узкие бежевые слаксы, однотонный розовый свитшот, волосы собраны в хвост, лёгкий макияж — хорошо же выгляжу. Или недостаточно хорошо для него? Я ведь никогда не ревновала, мы даже со смехом иногда других девушек обсуждаем, выделяя достоинства.
В его широкой ладони мои пальцы всегда тонут. Марат привычно берёт за
