Посмотрите, что я вообще натворил. Лишил ее какого-либо выбора. Позволил своей одержимости затуманить мое чувство добра и зла. Скорее в аду подул бы холодный день, прежде чем я позволил ей уйти, но я хотел изменить ее мнение обо мне.
— Прогуляйся со мной, Грета.
Она явно хотела сказать мне, чтобы я шел к черту. Это, до боли, было очевидно.
Но больше этого она хотела отсрочить заключение соглашения.
Когда мы вернемся в эту комнату, мне нужно, чтобы между нами было понимание. Сейчас же Грета смотрела на меня как на дьявола, и это сжигало меня заживо. Все, чего я хотел, это быть ее спасителем, и чтобы она была моей.
Я отодвинулся от стола и встал, сразу став довольным, ведь ее глаза округлились от удивления, когда она увидела мой рост и силу. Я был создан, чтобы удовлетворить тебя, ангел.
Она может читать мои мысли?
Когда я дошел до кресла, на котором она сидела, то заметил, что ее красивые ножки так плотно были скрещены, что чтение мыслей казалось вполне возможным. Я протянул руку, и после некоторого колебания девушка взяла ее, позволяя мне поднять и проводить ее до двери. Я держал ее за руку, и Грета не сопротивлялась тому, чтобы остаться со мной наедине. Но я ошибочно полагал, что все будет хорошо.
Это заблуждение развеялось, как только мы вышли из конференц-зала. Стоило двери за нами закрыться, Грета отступила слегка назад и дала мне звонкую пощечину.
Глава 4
Грета
Я всегда была довольно-таки вспыльчивой. Однажды, во втором классе, моему отцу пришлось пораньше забирать меня из школы прямо из кабинета директора. А все из-за того, что я опрокинула книжный стеллаж в классе, так как из моего ланчбокса пропал пудинг. Кто-то может сказать, что это слишком бурная реакция, но, эй. Когда вы ожидаете шоколад, его отсутствие — абсолютно неприемлемо. Это всем понятный факт.
Разве я не имела полное право дать пощечину этому наглому ублюдку?
Кто требует жену, как условие для спортивного контракта?
Это было настоящим безумием.
А знаете, что еще было безумно? Тот факт, что, когда я вошла в конференц-зал — моей первой реакцией стало дикое волнение, как только я увидела совершенно великолепного разыгрывающего, того, кто делал мои сны прошлой ночью адски горячими. Волнение зародилось где-то в макушке моей головы и пронеслось до самых пальцев ног, оставляя за собой огненный след. Он наблюдал за мной из-под тяжелых век, его напряженное тело, готовое действовать в любой момент, задевало что-то глубоко внутри меня. Мне стало больно, хотелось забыть о том, что я, вообще-то, не доверяла спортсменам.
Пощечина, которую я отвесила ему по точеному лицу, служило напоминанием нам обоим. Более того, это урок за то, что Эрик пытался заманить меня в ловушку. За то, что он использовал свое влияние, чтобы направить мою жизнь в то русло, которое выбирала не я сама.
Резкий звук раздался в пустом, покрытом ковром коридоре.
Он среагировал вовсе не так, как я думала.
Я ожидала, что разыгрывающий назовет меня сумасшедшей или отшатнется от шока.
Но, не теряя ни секунды, Эрик бросился вперед, схватил меня за оба запястья и толкнул назад, прижимав к стене. Достаточно сильно, чтобы это выбило воздух из моих легких. Его губы приоткрылись и стали опускаться вдоль моей шеи, опаляя горячим дыханием, затем он вернулся обратно, чтобы жарко выдохнуть мое имя мне в ухо. Изменив свою траекторию чуть в сторону, он прильнул к моим губам и грубо поцеловал. Собственнически. Эрик скользил своим языком по моему, продолжал сжимать мои запястья большими пальцами, зажимая бедрами меня между ним и стеной.
Он уперся в меня, позволив ощутить внушительное очертание плоти за поясом его брюк.
Поцелуй был откровенным, сексуальным. Неистовым. И Эрик увлекал меня за собой в своем стремительном потоке, словно требуя участия.
Боже, о, Боже, какой каким же вкусным он был. В нашем поцелуе было идеальное притяжение и отталкивание, отдача и принятие, и прежде, чем я осознала, что натворила, то приоткрыла губы в постыдном приглашении, со стоном от его вторжения. Я терлась грудью об его белую рубашку на пуговицах, почувствовав головокружение, когда мои соски напряглись.
В тот самый момент, когда я начала сомневаться, может ли женщина достичь кульминации от одного только поцелуя, Эрик отстранился. Он взял мою челюсть в свою руку — достаточно большую, чтобы сравниться с двумя моими — слегка сжал, подняв лицо вверх. Я никогда в жизни не была так физически уязвима, как в этот момент, оказавшись между этим спортсменом в расцвете сил и жесткой стеной, мое тело было ослаблено после поцелуя.
— Теперь ты успокоилась? — спросил он сквозь затрудненное дыхание.
При слове «успокоилась» мой взгляд стал яростным, и я начала бороться, толкая его в грудь, только для того, чтобы мужчина бедрами подхватил меня и снова надавил, на этот раз твердой мужской выпуклостью, плотно зажатой между моими бедрами. И он все еще держал мою челюсть, не так, чтобы больно, а так, чтобы не осталось сомнений в том, кто здесь главный. Боже, помоги мне, мои трусики стали мокрыми. Силы покинули меня, и я захныкала, потеревшись своей плотью о его, пальцы моих ног подогнулись в кроссовках.
— Мы не деремся, малышка, — прошептал Эрик мне на ухо. — Ты должна использовать слова.
Его слова «малышка» должны были заставить меня захотеть ударить кого-нибудь в глотку, а именно Эрика, но я этого почему-то не сделала. Эти слова украли мое дыхание. То, как он говорил со мной, дисциплинировал, словно я ребенок, но определенно не чувствовала себя маленьким дитем. Я ощущала себя женщиной, больше, чем когда-либо. Его тон и наказание заставляли меня чувствовать себя женственной, желанной и сексуальной. Что он со мной творил?
— А теперь я спрашиваю тебя снова, — он пососал чувствительное место прямо под мочкой моего уха. И делал это так долго и старательно, что я стала задыхаться, и мои ресницы затрепетали. — Ты успокоилась?
— Да, — прошептала я неровно. — Да.
— В следующий раз, когда дашь мне пощечину, ангел, ты будешь отсасывать у меня, стоя на коленях, прежде чем жжение пройдет. Я найду способ сделать твой темперамент полезным для нас обоих. Это ясно?
Я думала, что Эрик собирался отступить, но вместо этого он сжал мои волосы в кулак, оттягивает голову назад и медленно облизывал мою обнаженную шею.
— Я дам тебе это позже, — хрипло произнес он, покачивая бедрами и поймал ртом мой резкий крик. — Но сейчас, ангел, мы должны поговорить.
Кажется, я пришла в себя только после того, как мы преодолели половину коридора.
Наши пальцы были сцеплены, и он вел меня в сторону роскошных лож, расположенных на том же этаже. Мужчина открыл дверь ложи, принадлежащей известной пивной компании, и затащил меня внутрь. Помещение с кондиционером пахло дорогой кожей и было роскошно обставлено. Арена, на которой люди будут скандировать имя Эрика, раскинулась внизу, тихая, но впечатляющая. Когда была ребенком, я думала, что арена — это волшебное место, но с возрастом она стала синонимом моего бессилия. Моего отсутствия контроля над собственной жизнью.
Именно об этом я думала, когда Эрик уселся на кожаный диван и потянул меня к себе на колени. Моя поза была скованна, я винила в этом вид из окна. И винила вид за воспоминание, которое получила в конференц-зале — решения редко принимались мной.
Почему же тогда мне так понравилось, как Эрик грубо со мной обращается?
Разве его властное обращение не было похоже на то, когда мне говорили, что нужно делать вопреки моим желаниям?
Как я могла ненавидеть одно и желать другого?
— Грета, — заговорил Эрик, запустив пальцы в мои волосы и осторожно откинул мою голову. Держа меня вот так, глядя на потолок, он дышал мне в ухо. — Я не хочу заставлять тебя соглашаться на что-то против твоей воли. Как мне сделать тебя своей? Как мне сделать так, чтобы ты захотела быть моей?
— Ты не сможешь.
