Время и горе безжалостны в любом возрасте, но особенно в среднем, когда лицо ведет себя как в кадре претенциозной видеоинсталляции: то оно в фокусе, то размыто, то молодое, то состарившееся, и так без конца. В какие-то моменты после смерти Майи мигание прекращалось, сменяясь статикой. Тогда из зеркала на него смотрел старик – такого он не ожидал. В последние месяцы он сторонился зеркал, но сейчас захотел выяснить, каким стал. Каким его увидит Джейн.
Подробности оказались безрадостными: обвисающая линия подбородка, морщины и складки на шее – почему-то напросилось сравнение с изборожденным волнами диким пляжем северного Норфолка. Под глазами желтые мешки. Кожа сухая, карие глаза померкли, волосы выцвели: прежний густой темно-каштановый оттенок сменился цветом мокрой мостовой.
После осмотра он отправился в душ, где занялся своим лицом, прибегнув к содержимому тюбиков и пузырьков, оставшихся там от Майи. Дважды вымыл голову, добившись от волос хрустящей чистоты. После чего чуть ли не первый раз в жизни воспользовался кондиционером. Эдриан не спрашивал себя, зачем это делает, а просто делал. Так же машинально он выгладил рубашку – зеленую, шедшую, как однажды сказала Майя, к его карим глазам. Наконец, он высушил Майиным феном волосы, даже взбил их пальцами, придав свежести и блеска.
Мысленно браня себя, он следил, как минутная стрелка переползает с 11.22 на 11.23. До обещанного времени ее прихода оставалось семь минут. «Вот осел! – обругал он себя. – Полный кретин!» Он набрал чайник, кое-как навел в кухне подобие порядка и гостеприимной обстановки. «Сорок восемь, – напомнил себе Эдриан. – Тебе сорок восемь. Ты вдовец. Что за дурацкие потуги?»
И вот Джейн стоит на пороге: поразительное отсутствие признаков возраста, разноцветные глаза, прихотливая челка, благоухание жасмина и чистой одежды. Обеими руками прижимает сумочку к животу, сама в мягком сером пальтишке, застегнутом на одну огромную пуговицу.
– Входите, входите!
– Вы уж меня простите, – молвила Джейн, по-свойски входя в холл. – Знаю, вы считаете меня чокнутой.
– Что? Ни в коем случае!
– Считаете, считаете! Получается, я положила глаз на вашу кошку. Прямо ухаживаю за ней. Осталось только пригласить ее поужинать.
Эдриан посмотрел на Джейн, и они дружно рассмеялись.
– Будьте как дома, – сказал он. – У нее безупречные манеры. И она не обжора.
Джейн направилась к кошке, лежавшей, как обычно, на спинке дивана у окна. При ее приближении кошка обернулась и, как умела, улыбнулась.
– Привет! – сказала Джейн, ласково взяв кошачью мордочку в ладонь. – Привет, милая!
– Чаю? – предложил Эдриан. – Кофе? Воды?
– Кофе, пожалуй. Ночка выдалась та еще.
Эдриан кивнул. По виду Джейн нельзя было догадаться, что она не выспалась. Можно было, скорее, предположить, что ей вообще никогда не выдавалось «той еще ночки».
– Черный?
– Черный, – подтвердила она с улыбкой.
Вернувшись с кофе, Эдриан застал Джейн сидящей на диване с кошкой на коленях и с фотографией в рамке в руках.
– Очаровательные детишки! – похвалила Джейн, показывая ему фотографию. – Все ваши?
Это были Отис, Перл и Бью, все трое в ветровках и в резиновых сапожках, залезшие в ручей где-то на юго-западе Англии. Небо у них за спинами получилось револьверно-серым, вода в ручье – застывшей, яркая одежда так выделялась на тусклом фоне, как будто детей откуда-то вырезали и переклеили. Бью обнимал Перл, Перл положила головку на плечо Отису. От фото веяло счастьем, все трое улыбались, не таращили глаза, выглядели естественно. Их сняла Майя. Майе дети всегда улыбались.
Эдриан отдал Джейн чашку с кофе, она поставила ее на столик.
– Да, все мои.
– Как их зовут?
Прежде чем ответить, Эдриан окинул Джейн взглядом. К приходу этой женщины он почистил зубы – чего же удивляться, что она задает личные вопросы? Он ткнул пальцем в фотографию.
– Это Отис, ему двенадцать. Перл…
– Лет десять.
Эдриан покосился на Джейн, она ответила игривым взглядом.
– Верно, Перл почти десять. А этот, мелкий, – Бью. Ему только исполнилось пять.
– Очаровательно! – Она осторожно поставила фотографию на стол и взяла чашку с кофе. – Они с вами не живут?
– Вы очень любознательны, – сказал Эдриан, опускаясь в кресло напротив.
– Скажите прямо – любопытная. Я не возражаю.
– Я тоже. Вы любопытная.
– Простите, меня завораживает чужая жизнь, – со смехом сказала Джейн. – Такая уж у меня особенность.
Он улыбнулся.
– Ничего страшного, я сам такой. – Он со вздохом провел ладонью по свежевыбритому подбородку. – Нет, они живут не со мной, а со своей матерью. В пятиэтажном георгианском доме в Айлингтоне.
– Ух ты! – Джейн оглядела заставленную гостиную, безмолвное подтверждение того факта, что бывшая жена Эдриана вытянула длинную соломинку.
– Все в порядке, – быстро сказал он. Не хватало только, чтобы его жалели! – Все хорошо. Они гостят здесь каждый второй выходной. Бью спит в моей спальне, для Перл и Отиса есть комната. Никто не жалуется.
– А с покойной женой у вас детей не было?
– Не было. – Эдриан покачал головой. – Как ни печально. Хотя не представляю, как поступил бы, если бы у нас родился ребенок… Наверное, мне пришлось бы уйти с работы. И тогда все с трудом выстроенное здание обрушилось бы.
– Большой дом в Айлингтоне?
– Да. Еще коттедж в Хоу.
Джейн вопросительно приподняла бровь.
– Бывшая жена номер один, – стал объяснять он. – Сьюзи, мать двух моих старших детей. Вот, полюбуйтесь. – Он встал и потянулся за еще одной фотографией в рамке. – Кэт и Люк. Мои старшие.
Джейн, глядя на фото, вытаращила глаза.
– Как хорошо у вас получаются дети! А этим двоим сколько?
– Кэт в мае будет двадцать. Люку уже двадцать три.
– Совсем взрослые?
– Уже совсем. Хотя иногда об этом забываешь.
– Они живут в Хоу, со своей матерью?
– Люк – в Хоу, а Кэт – в Лондоне, у Кэролайн.
– У Кэролайн?
– Да, у Кэролайн, жены номер два.
Джейн посмотрела на дверь в холл.
– Теперь я понимаю, зачем вам доска с графиками.
– Да, это «Доска гармонии». Хвала Богу за нее. Хвала Богу за Майю. – Эдриан шумно перевел дух, отгоняя подступившую вдруг слезливость.
Джейн смотрела на него с сочувствием.
– Вы не будете возражать, если я спрошу, как умерла Майя?
– Технически – от удара в голову и от сильного внутреннего кровоизлияния. В три тридцать ночи ее сбил на Чаринг-Кросс-роуд ночной автобус. Официальное объяснение того, как вышло, что ее сбил на Чаринг-Кросс-роуд ночной автобус в три тридцать ночи, отсутствует. – Он пожал плечами.
– Это не было самоубийством?
– Вердикт гласит: «Смерть от несчастного случая». Но такие люди, как Майя, разумные, умеренные, случайно не напиваются так, что не могут стоять прямо, и не падают под автобус на Чаринг-Кросс-роуд в три тридцать ночи. Так что…