Первый школьный день прошел незаметно. Идя в класс, Валерий решил, что, если рядом со своенравной царевной-лебедь будет свободное место, он обязательно его займет. Однако с Ольгой сидел высокий широкоплечий ясноглазый блондин с пышной шевелюрой. Про себя Немировский окрестил его «красавчиком».
Пробежав глазами по притихшему классу, который тоже откровенно изучал новенького, Валерий с сожалением отметил, что рядом с восточной красавицей, названной им «Шехерезадой», сидит улыбающийся рыжий Коля Балабанов и показывает ему на свободное место сзади, на «камчатке». Валерка согласно кивнул и прошествовал за последнюю парту.
Урок проходил за уроком, раз за разом приходилось называть себя, свои оценки, объяснять, где и как учился раньше. Из конца класса он мог наблюдать за всеми ребятами и искренне радовался, что они ему показались симпатичными.
Домой шли целой толпой. Оказалось, что почти все одноклассники живут в военном городке. Его приняли и охотно втягивали в гущу школьных событий – вместе обсуждали злобную химичку и то безумно огромное задание, которое она дала на дом.
– Оля, ты начни делать уроки с химии, общество настаивает, – убеждал жалобным голосом Русанову Колька. – Если ты будешь делать ее после репетиции, нам всем придется полночи переписывать.
Ольга шла чуть поодаль от всех и о чем-то живо беседовала с Костей Потаниным, так звали ее соседа по парте.
– Хорошо-хорошо, Балабанчик, начну с химии, – смеясь, пообещала она.
– Я первый списываю, после Кости, – тут же забил очередь Колька.
Остальные вслед за ним стали разбирать очередность.
Валерка спросил Балабанова:
– Они что? Пара? – И показал глазами на Костю с Ольгой.
– И да и нет, – ухмыльнулся Колька.
– Как это? – не понял Немировский.
– Они танцуют в паре чуть ли не с детского сада, сидят с первого класса за одной партой, живут на одной площадке, кучу времени проводят в своей танцевальной студии, но амуров каких-нибудь за ними не замечено. Да и Ольга, она не такая. У нее на первом месте комсомол, общественная работа, на втором – учеба, на третьем – танцы. Для любви ступенек не осталось, – неожиданно довольным голосом закончил Колька.
Валерка искоса посмотрел на него: «Влюблен он в нее, что ли?»
Подошли к городку и рассыпались в разные стороны. Валерке оказалось по пути с Балабановым и Шехерезадой. Девушка подхватила его под руку и, призывно заглядывая в глаза, смеясь спросила:
– А почему ты, Валерий Немировский, со мной не знакомишься? Я все жду, жду, когда ты соизволишь узнать мое имя, а ты молчишь.
– Как же тебя зовут? – спросил он, улыбаясь и ощущая тепло ее прижимающегося сильного тела.
– Эльвира Караева. Рада наконец-то состоявшемуся знакомству.
– Ох, Валерка, держись от Эльки подальше. Она тебе вмиг голову заморочит. У этой все разговоры только про любовь, – предостерег Колька, идущий рядом.
– Да я и сам не против поговорить о любви, – рассмеялся Валерка, чувствуя, что напряжение, связанное с переездом в этот провинциальный городок, покинуло его окончательно. В эту минуту он осознал: ему здесь нравится.
Дальше время не пошло, а полетело. Дни сменяли друг друга, и каждый приносил что-то новое. Жизнь в маленькой старой школе кипела. Постоянно проходили какие-то собрания, диспуты, вечера, концерты, соревнования, а всему этому предшествовали репетиции и тренировки. Валерка возвращался домой не раньше пяти вечера, и к этому моменту желудок уже забывал о съеденных восьми школьных котлетах по семь копеек за штуку, поэтому он со зверским аппетитом набрасывался на мамин обед. Мама все еще не могла найти работу, сидела дома и баловала своих мужчин кулинарными изысками. Затем Валерка спешно делал уроки и к семи часам спешил на секцию вольной борьбы, которая располагалась рядом, в доме офицеров. Там он сдружился с Колькой Балабановым и Костей Потаниным. С Костей, как ни странно, у них оказалось много общего, и дружба крепла с каждым днем.
Тот период времени у Валерки слился в один яркий незабываемый миг. А отдельные моменты врезались в память особенно отчетливо.
Это был вечер, посвященный дню рождения комсомола. За праздничным концертом – школьная дискотека. Валерка сидел в зале и веселился вместе с одноклассниками, слушая веселый каламбур Балабанова по поводу каждого выступающего. Концерт вела Эльвира. Вот она сделала многозначительную паузу и объявила:
– А сейчас наш заключительный номер. На сцене любимцы публики! «Танго» в исполнении Русановой Ольги и Потанина Константина.
– О, я умолкаю и предаюсь эстетическому наслаждению, – прошептал Колька.
Зал взорвался аплодисментам, кто-то даже свистнул, чем вызвал явное неудовольствие зашикавших учителей.
На сцене появились Ольга и Костя. Валерка затаил дыхание, пораженный магнетизмом, который исходил от этих двоих. Его удивило все: вызывающе смелое платье Ольги, чистота исполнения, взгляды, которые танцоры бросали друг на друга. Казалось, время растворилось в музыке и танце. Валерка не сводил глаз с обнаженной спины девушки. Красно-черное платье обтягивало ее тонкий стан, словно вторая кожа. «Даже если бы она была абсолютно голой, вряд ли было бы лучше», – прошептал рядом Колька. Валерка дернулся, ему захотелось придушить чересчур разговорчивого друга. Но Колька был прав. Казалось, платье ничего не скрывало, оно выставляло напоказ все: удивительно-красивую спину, обнаженные изящные руки, длинные стройные ноги, мелькавшие в разрезах юбки. Валерка не мог не смотреть, как по-хозяйски уверенно лежала на талии девушки рука партнера, как смотрели эти двое друг на друга, словно в зале, кроме них, никого не было.
Валерка отчего-то возненавидел их обоих. Он не смог дождаться окончания выступления и выскочил из зала. Не оставалось душевных сил даже зайти в раздевалку. Его душили слезы, и он испугался, что окружающие могут заметить его состояние. Если бы ему в эту минуту попался Потанин, наверное, он убил бы его. Костя не смел прикасаться к Ольге, словно это была его собственность. Не смел! Валерка выбежал из школы в одном свитере, слыша, как за спиной восторженно ревет зрительный зал.
Шел дождь. За пятнадцать минут, которые потребовалось на дорогу до дома, он вымок и остыл. Когда, прячась от мамы, проскочил в свою комнату, на ходу стаскивая мокрый свитер, почувствовал, что сил не осталось даже на злость и слезы. Он упал в мокрых джинсах на кровать, уткнулся в подушку и с ужасом подумал: «Я влюбился. И кажется, без малейшей надежды на взаимность».
Через неделю Евдокия Васильевна, учительница литературы, восторженная до экзальтированности, влюбленная в свой предмет, сообщила им на последнем уроке:
