— Наоми, что-то случилось? — интересуюсь я.
— Не пытайся меня заболтать, — красноречиво ворчит она мне в ответ.
— Мне просто интересно, почему твое лицо прекраснее, чем обычно. Новый крем для кожи вокруг глаз?
— Ты действительно собираешься в Гарвард? — рявкает она. — Ты знаешь, как далеко он находится?!
— В другом штате, полагаю.
— А что насчет Софии? Что она будет делать, когда ты уедешь?
Слова Наоми, словно иглой, пронзают мое сердце. Она, кажется, замечает это, поскольку вздыхает и потирает лоб.
— Прости, Джек. Я… просто она так долго здесь находится, что я невероятно к ней привязалась, а теперь ей предстоит операция, поэтому я очень волнуюсь. Доктор Фенвол говорит, что вероятность пережить такую операцию…
— С ней все будет в порядке, — говорю я. — Она сильная, хоть и не выглядит таковой. Она переживет. Она сможет жить своей жизнью, когда все закончится.
Наоми кивает, затем открывает дверь в палату Софии и ахает. Она пуста. Я подхожу к подоконнику, где все до единой вазы, купленные мной, разбиты. Пол усеян керамическими осколками, острыми и сверкающими, и просто умоляющими наступить и пролить кровь.
— Где она? — стонет Наоми. — Я сказала ей, что ты придешь, и чтобы она оставалась в своей комнате, так я смогла бы проводить тебя сюда, к ней. О нет, о, нет, нет, нет…
— Мы разделимся. Проверь места, в которых она обычно бывает, — говорю я. — Я займусь верхними этажами, а ты проверь нижние. И спроси доктора Фенвола, видел ли он ее.
Наоми кивает, и мы выбегаем из палаты. Поднимаясь по лестнице, я перескакиваю через ступеньку, затем петляю вокруг инвалидных колясок и интернов. Софии нет в столовой, и женщины, накрывающие на стол, говорят, что не видели ее весь день. Комната отдыха практически пуста, а когда я спрашиваю любезную старушку, видела ли она Софию, она отрицательно качает головой. Медсестры, которые работают с Наоми, тоже говорят, что не видели ее. В ванных комнатах также ничего. Наконец, я добираюсь до детского отделения, где Мина с Джеймсом играют в видеоигры. Они поворачиваются ко мне, и Мина улыбается, произнося:
— Привет, Джек! София только что здесь была.
— Куда она пошла?
— Наверх. На крышу, думаю. Хотя нам нельзя там находиться.
Я целую макушку Мины, взъерошиваю волосы Джеймса и выбегаю через дверь. Четыре лестничных пролета оставляют меня запыхавшимся и с болью в боку — почему крыша? София идет туда только когда ей нереально грустно или она в депрессии. Плюс, все эти разбитые вазы? Она обожает эти вазы. Она бы никогда…
Я поднимаюсь быстрее и врываюсь через аварийную дверь на слабый, солнечный свет.
София стоит на краю. Не так, как я находил ее много раз и как боялся застать. Она выглядывает из-за него, наблюдая за раскинувшимся внизу миром. Ее руки сцеплены за спиной, а платиновые волосы развиваются на ветру, словно залитые лунным светом нити золота.
Она оглядывается через плечо и улыбается мне.
— Привет.
— София… — Я подбегаю к ней, поворачиваю лицом ко мне и осматриваю на наличие ран. — Ты в порядке?
— Конечно. Просто захотелось немного подышать свежим воздухом. А вот ты выглядишь не очень хорошо.
Я выдыхаю все беспокойство.
— Я был… я пришел тебя навестить, а твоя комната… в ней все вазы разбиты. Это ты сделала?
— Случайно, — кивает она. — Я танцевала дабстеп и немного увлеклась. Мне не захотелось с этим возиться, так что я просто оставила там все на милость уборщика и пришла сюда. Подло с моей стороны, знаю.
— Нет, нет, ничего страшного. Просто ты заставила нас с Наоми переживать.
Она склоняет голову и обнимает меня.
— Ах, прости! Я не хотела, правда.
Я обнимаю ее и вдыхаю запах ее волос, убеждаясь, что она все еще здесь. И она реальна. Я ощущаю ее всем телом, чувствую ее аромат, она реальнее, чем что-либо в моей жизни. И всегда была.
Половина меня хочет рассказать ей про Айсис. А другая половина знает, что она в любом случае воспримет это плохо, а с приближающейся невероятно важной операцией ее психическая устойчивость должна быть твердой. Я расскажу ей после, когда она снова будет здоровой и невредимой.
— Я люблю тебя, — говорю я. Она хихикает, играя с моими волосами.
— Знаю. Я тоже тебя люблю. Спасибо, что был таким сильным ради меня все это время. Спасибо, что так усердно работал, и так долго. Что ж, скоро все будет кончено.
— Ты сможешь делать все, что захочешь. Поехать, куда захочешь. Ты будешь свободна.
Она смеется и обнимает меня еще крепче.
— Я уже свободна.
* * *
Сегодня легче.
Не стало ярче — тьма по-прежнему вырисовывается по краям моего поля зрения, но я ударяю ее в живот и все равно еду в больницу. Ненадолго останавливаюсь в дверях приемной.
Когда я впервые здесь оказалась, я была другим человеком. А еще без сознания и истекала кровью. Но также я была совершенно другой. Более шумной. Более несносной. Менее злой. Это явно нечестный обмен. Но на самом деле честных сделок вообще не существует. Я выучила это наверняка.
— Айсис!
Я оглядываюсь и вижу доктора Мерних, направляющуюся ко мне, ее непослушные волосы сегодня еще более пушистые.
— Доктор М! Что происходит в городе чокнутых?
Она смеется.
— На самом деле ничего особенного. Все интересные шалости, происходящие здесь, неожиданно и загадочно прекратились, как только ты уехала.
— Ах, ну, что я могу сказать? Полтергейсты непостоянны. К тому же сверхъестественны и нереальны. Но в основном непостоянны.
— Ты приехала навестить Софию?
— Ага.
— Ты выглядишь гораздо лучше, — говорит она, оглядывая меня с ног до головы. — И говоришь лучше.
— Правда? Потому что сейчас я чувствую себя гораздо хреновее, чем когда-либо.
— Но теперь ты это чувствуешь. А не убегаешь от этого. Это хорошее начало. Маленькими шажками, помнишь?
— Ага, — киваю я. — Думаю, я делаю успехи. Я имею в виду, что фантастическая стирающая память машина как в фильме «Вечное сияние чистого разума» была бы полезна и чрезвычайно желанна, но, эй, вы, ученые ребята, работаете очень медленно, и у вас всегда нет денег. Что ж, я вас прощаю.
Мерних улыбается, но ее улыбка быстро исчезает.
— Айсис? Только между нами: думаешь, как дела у Софии?
— Не знаю. В одну минуту я ей нравлюсь, в следующую она меня ненавидит, а далее она плачет у меня на плече. Но она кажется сильнее, в каком-то смысле. Теперь София концентрируется на вещах, которые действительно для нее важны. И она все равно милая. Она всегда милая.
