Щелкнул дверной замок, стук и заполошный трезвон прекратились одновременно. И в возникшей тишине Шустрый с отчетливо слышным в голосе изумлением произнес:
– Вот это да!..
Ирина напряглась — ну что там еще? Потом решительно вскочила… и в дверях едва не столкнулась с Маргаритой, которая в шубе и в сапогах влетела в комнату и принялась озираться по сторонам.
– Ритуля, наконец-то! Я же тебе все телефоны оборвала! — бросилась к ней Ирина. — А тебя дома нет, сотовый недоступен…
Но прикусила язык, потому что Рита вела себя странно — не говоря ни слова и не обращая на нее и на всех прочих никакого внимания, она вылетела из комнаты и помчалась в спальню, по дороге везде включая свет. Она зачем-то заглянула в большой шкаф-купе, где раньше висели вещи Валентина, а теперь сиротливо болталась Иринина ветровка, забытая с лета. То же самое Маргарита проделала и со шкафами в спальне, после чего отправилась в бывший кабинет, а ныне «просто комнату», которую Ирина про себя упорно называла Юлькиной.
Все это Маргарита проделывала молча, со странным остервенением хлопая дверями. Ирина, вытаращив глаза, ходила за ней по пятам, как дрессированная собачка за хозяйкой.
Изумленные Евстолия и Лев Николаевич остались в гостиной — во избежание, а Петрухин и Шустрый заняли позиции в коридоре, откуда был наилучший обзор всей территории боевых действий. При этом Шустрый смотрел на метавшуюся туда-сюда Маргариту, и на его лице был написан неуместный и непонятный восторг, а Петрухин так же неотрывно с тревогой следил глазами за Ириной.
Описав круг по квартире и заглянув поочередно в ванную, туалет и кладовку, Маргарита вернулась на исходные позиции в прихожую и там остановилась, в упор глядя на Ирину и склочно уперев руки в бока. Честно говоря, Ирина даже испугалась: похоже, Марго была не в себе. Такой она подругу детства никогда не видела и даже не подозревала, что уравновешенная и в любой ситуации не терявшая самообладания Рита может так выйти из себя. Ее волосы разметались по плечам, глаза горели странным лихорадочным блеском, руки нервно теребили застегнутый под горло воротник шубы, и бриллиант в кольце взблескивал остро и тоже как будто нервно.
– Ну?! — спросила Марго.
– Что? — опешила Ирина и оглянулась на Петрухина, который немедленно подошел к ней вплотную и встал за спиной.
– Где он?
– Кто? — глупо спросила Ирина. И вдруг догадалась: — Ритка, ты пьяная, что ли? Наотмечалась уже, да?
– Ты что дурочкой-то прикидываешься? — заорала Марго.
От страха Ирина попятилась, немедленно наткнувшись на Петрухина и наступив каблуком ему на ногу. Петрухин зашипел, решительно взял ее за локоть и переставил себе за спину.
– А вы тут какого черта вылезли? — переключилась на него Марго. — Я не с вами разговариваю!
– Вы не разговариваете, — неожиданно спокойно возразил Петрухин. — Это вам только кажется. На самом деле вы кричите. И бегаете туда-сюда. Если хотите поговорить — пойдемте в комнату.
Он смотрел на нее сверху вниз. А Маргарите, напротив, пришлось слегка запрокинуть голову, чтобы взглянуть ему в глаза. Неизвестно, что она там увидела, но она набрала побольше воздуха, чтобы вступить в дискуссию, и неожиданно передумала, опустила глаза и принялась нервно сдергивать вторую перчатку.
– Рит, ты что? Ты про кого? — спросила Ирина, храбро высунувшись из-за Петрухина — там, за его спиной, ей было не страшно.
– Про Володю, — уже почти спокойно сказала Рита. И только руки стаскивали, сдирали сидевшую как влитая перчатку. — Только не ври, ладно? Я же знаю, что он у тебя. Что он к тебе ушел. Он мне написал.
– Ни фига себе… — начал было Шустрый, но тут же получил увесистый толчок от Петрухина. Евстолия немедленно возникла на пороге гостиной, боясь пропустить что-то интересное. Петрухин смотрел на Ирину, и взгляд его стал… непонятным. Ирина не могла сказать ни слова, просто потому, что все слова вылетели у нее из головы и остались только невнятные звуки, выражающие изумление, но это вряд ли устроило бы Риту. Надо было срочно вспоминать слова. И тут на выручку неожиданно пришел Лев Николаевич. При всей своей неприспособленности, он, похоже, обладал талантом не терять присутствия духа и изобретательности в сложных житейских ситуациях. Он выбрался из-за стола, просеменил в прихожую и бочком подошел к Маргарите.
– Прошу меня великодушно простить… — начал он. Все с изумлением уставились на профессора, от которого ничего подобного ожидать было невозможно. — Позвольте представиться: профессор, доктор филологических наук Мухин Лев Николаевич. Дело в том, что я сегодня пришел первым, даже раньше уважаемой хозяйки, — он галантно поклонился в сторону Ирины, — и довольно долго ждал ее под дверью.
– Во дает дед! — восхитился Шустрый, на всякий случай отодвинувшись на пару шагов от участкового. — Всех опередил!
– Так вот, — строго посмотрел на него Лев Николаевич. — Никакого Володи, если я правильно расслышал, здесь не было. Он не приходил. И сейчас нет, даю вам честное слово. Позвольте представить: Евстолия Васильевна, это — товарищ Петрухин, а это — Олег. Простите за назойливость, но при таких обстоятельствах она может быть оправданна, — как ваше имя-отчество?
Маргарита, сбитая с толку его речью, растерянно протянула ему руку:
– Маргарита… Сергеевна.
– Счастлив познакомиться, — склонил голову Лев Николаевич и приложился к ручке совершенно гусарским жестом.
Ирина и Петрухин переглянулись, но тут проснулся Шустрый. Он выскочил вперед, оттеснил профессора и перехватил руку Маргариты:
– Олег! Олег Шустрый! Это не кличка, это такая фамилия.
– Ничего, бывает. Я сама — Мамай. — Маргарита даже улыбнулась, правда одними губами, но все же это была улыбка.
– А я вас знаю! — воспарил ободренный Шустрый. — Вы из этого… ну, из «Правого дела», да? Я вас по телевизору видел, и мы с вами встречались даже… То есть это вы с нами встречались, вы меня не заметили даже.
– Это когда? — заинтересовалась Маргарита.
– А осенью, помните? Ну, к нам этот приезжал… вице-премьер, что ли? Дороги еще тогда перекрывали, в центр не пускали, то да се… А автомобилисты на сайте призвали устроить акцию протеста.
Маргарита кивнула — да, вспомнила, но Олег очень гордился собственной причастностью, и ему непременно хотелось поделиться информацией с окружающими:
– Мы тогда решили по пути следования кортежа останавливаться, прижиматься к обочине, из машин выходить и приседать так… — Шустрый сделал книксен. Евстолия хихикнула. — Ну, как пацаки — это которые с колокольчиками. И говорить «Ку» или «У», как они там в кино, раз с нами обращаются как с пацаками. Как, блин, кино-то это — забыл?
