Ознакомительная версия.
– Я приду завтра. Соберу вещи и вечером упаду в твои объятия, стану наконец твоей собственностью, – смеясь, сказал Дима.
Его синие глаза излучали торжество. Он праздновал победу. Звезда его победы взросла на моем поражении. Я вежливо улыбнулась.
– Завтра так завтра. Я подожду, – сказала я.
И ушла. Я принялась ждать, считая секунды, минуты, переводя их в часы. Мой удел – ждать победителя. Служить ему и радоваться. Вот мое новое предначертание. Судьба четко определила границы возможного. За пределы любовного облака мне выходить нельзя. Сразу убьет. Мой бег по кругу закончился. Но я уже ни о чем не жалела. Ведь я не смогла выдержать испытания, отвергла любовь и прощение близких, сломалась, как сухой прутик, и сама пришла к возлюбленному – значит, мне суждено пройти иной путь. Я обречена войти в другой мир. Я вошла в другую жизнь, как в темную комнату, выключив свет в своей, близкой и родной. В темной комнате совсем нет света. В ней ничего не видно, ни зги, но в темноте совсем не страшно. Из мрака никто не крадется. Никто не рычит. И не нападает. Все тихо и мирно. Страх когда-то покинул меня. Я его прогнала. И сейчас мне совсем не тревожно. Не жутко. Я абсолютно не ощущала страха внутри себя. И ничего не боялась. Ни старости, ни осенней пожухлости, ни того, что могу вовсе остаться одна, без семьи и любви. И я терпеливо смотрела на часы, завораживая взглядом секундные стрелки, подгоняя и без того стремительный бег, перегоняя песчинки времени в своем сознании. Очнувшись от застывшего безмолвия, я окинула взглядом комнату. Все на своих местах, все, как всегда, привычно и необратимо. Стабильно и покойно. Но что-то изменилось вокруг, что-то незаметно трансформировалось, а я не заметила фантастических превращений. Не обратила внимания. Что-то изменилось во мне. И все изменилось вокруг меня. Он не пришел. Дима испугался. Стрелки гремели, стучали, звенели, волоча за собой непослушное бремя времени. И вдруг стало тихо. Напряженно тихо.
На часах была уже полночь. Часы молчали. Но они шли. Мне казалось, что шли. Сквозь тишину прорывалось равномерное тиканье. Оно слышалось в моем мозгу. Там тикали невидимые часы. Напряженная тишина страшила своей безысходностью. Стрелка на часах немного помедлила, слегка завибрировала и вдруг задрожала, затряслась, предвещая новый круг непреодолимых событий, и вновь стремительно понеслась куда-то, будто часовая ось неожиданно ослабла, тугая пружина распрямилась, и, наконец, весь механизм полетел куда-то, словно сорвался с тормозов. Часы совершали безумный круговорот. Сумасшедшие часы торопились на тот свет, силой и страхом подгоняя стрелку за стрелкой. Постепенно стрелки смешались, уплотнились, образовав непрерывный диск из мелькающих кончиков стрел. Я уронила легкую и пустую голову, и она валялась рядом. Можно было нагнуться, поднять и подержать пустой предмет на ладони, как яблоко, согревая впалые глаза неживым дыханием. Мне придется прожить остаток дней без разума, ведь мое тело осталось совсем без головы. Я превратилась в безголовую всадницу.
И не было рассвета. Ночь застыла. Часовые стрелки, обезумевшие от непрерывного кружения, смешали смену дня и ночи, перемесив в один мерцающий диск, а он превратился в вечную ночь, в которой не осталось места для сожалений. В вечной ночи не было прощения, ведь я его отвергла. Не было любви, ведь я ее выбросила. И в ней не осталось юности. Я ее предала. Все полетело на помойку. Антресоли зияли наружу открытыми дверцами. Черная дыра. И в этой дыре не было груды старых вещей и склада воспоминаний. Мое сердце туго сжимало обезглавленное тело, сдавливая его в часовую пружину. Все перемешалось на этом свете. Часовые стрелки перепутали назначение земного пребывания. Нарушили течение времени. Юность невозможно догнать, она навсегда останется в душе. Придется всю жизнь догонять самое себя. Я гналась за собственной жизнью. Я не жила. Я бежала. Куда-то торопилась. Старалась не упустить вожделенную молодость из рук. И вдруг руки ослабели. Беспомощные вожжи поползли по земле. Быстрые рысаки устали. Они сердито мотали взмыленными мордами, сбрасывая желтую пену с оскаленных губ. Еще один рывок, нервный бешеный излом, и усталые рысаки понесли, не помня себя, не осознавая реальности, устав от вечных стерегущих вожжей, и ошалевшая от быстрой езды всадница полетела навзничь, виноватая голова упала на обочину. Повинную голову и меч сечет.
Пол подо мной казался жутко холодным. Северные ночи вообще не отличаются высокими температурами. Ночи в мае длятся бесконечно. Сырость залезла в меня, как иззябшая собака под ноги хозяину. Я лежала на полу, но моя отсеченная голова валялась рядом. Значит, это не был бред больного. И это не сон. Не мираж. Я бродила по задворкам и закоулкам собственного сознания. В темных тупиках мчались взбесившиеся рысаки, тянулись по земле упавшие вожжи, на обочине лежала женщина, и этой женщиной была я. И не было выхода из глухих тупиков. Я лежала на холодном полу в своей квартире и одновременно валялась на обочине. Мое сознание находилось в двух женщинах сразу. Оно раздвоилось. Разделилось пополам. Часы замерли. Стрелки нескладно повисли вдоль оси, кокетливо вытягивая длинные ноги. Кажется, я серьезно заболела. Надолго. Лишь бы не навсегда. И вдруг я спохватилась. А кто подумал из этих двух падших женщин, кто из них заболел, кто заблудился в собственном сознании, та, что без головы на обочине, или та, что безнадежно мерзнет на лихорадочном полу? Кто из них серьезно и надолго заболел? Я так и не смогла определить. Обе женщины сразу исчезли. Сознание вновь уплыло от меня. И я побежала за ним вдогонку.
* * *
Когда-то давно, еще в прошлой жизни, на одной из вечеринок я услышала нечто необыкновенное, странное, причудливое. В веселой, изрядно подгулявшей компании живо обсуждали одну смешную теорию. Я не принимала участия в обсуждении. Мне не нравятся застольные посиделки. Отголоски бестолковой беседы засели в уголке памяти, скопились в груде мозгового хлама. Много чего таится в нашей памяти. Иногда оно всплывает на поверхность. Забытая тема неожиданно поднялась со дна, будто убитая взрывом мертвая рыба. Неужели в моей голове нет ничего другого, более подходящего, одна сплошная тухлая рыба, всплывающая одна за другой из тайников души. Но в памяти больше ничего не было. Взрыв прошелся по всей речной глади. Все живое погибло. Придется довольствоваться мертвечиной. И я предалась обжорству, с жадностью принялась обсасывать рыбные косточки старых воспоминаний. Есть на земле люди, которые стремятся прожить долго. Они постоянно думают о конце пути, всю жизнь подстраивают, чтобы отодвинуть его надолго. Есть и другие, для них долголетие не является чем-то значимым. Эти люди просто долго живут. Они не устают от длительного процесса и ничего для этой цели не предпринимают. Их называют «дети солнца». Говорят, что эти люди питаются лишь солнечной энергией. Они навсегда отказались от земной пищи. Не едят. Не пьют. В народе их называют солнцеедами. Они пожирают небесное светило. Солнце для этих людей представляется огромным куском пирога. Кто-то любит расстегаи с осетриной, кто-то – йогуртовые пудинги. Кому что нравится. Долгожителям в качестве ежедневной пищи почему-то приглянулось небесное светило. Солнцееды незаметно расползлись по земле. В мире таких людей немало. Они есть, существуют, живут и процветают. Наверное, они верят себе. А я тогда не поверила в очередную байку, посмеялась, не придала значения, мало ли о чем говорят в подвыпивших компаниях. Но в природе нет четких канонов. Вполне возможно, физическое тело способно перейти границы допустимого, обрести новую физиологию, заставить клетки работать в иной энергообменной системе. Вполне. Может быть. Допускаю. Но обычный человек не может усвоить космическую энергию. Он так устроен изначально. Человек обязан пожирать себе подобных. Если человек обретет иную возможность поддержания жизненных сил, то непременно исчезнет. Небесная энергия пытается проникнуть в человека, а он отторгает любые попытки, сопротивляется, он же не нуждается в дополнительном источнике сил. Когда космическая энергия пробивается в человека, атакует его со всех сторон, изо всех сил преодолевая сопротивление живого организма, именно в тот момент человек заболевает. Он падает на больничную кровать. Все силы ушли на борьбу с солнцем. Обессиленный человек попадает в клинику. А солнце ехидно жмурится там, наверху, в своей огненной обители. Оно опять победило человека. Сшибло с ног. Раздвоило слабое сознание.
Ознакомительная версия.
